Глава 1.

Это было самое большое плавучее сооружение в мире и одно из величайших творений людского гения. При его строительстве и оснащении применялись последние достижения человеческой цивилизации в области науки, судостроения и искусства. На его мостике стояли офицеры, которые, помимо службы в Королевском военно-морском флоте, прошли серьезные экзамены на знание всего, что имеет отношение к навигации, морским ветрам, приливам, течениям и географии; они были не только моряками, но и немного учеными. Такой же профессиональный стандарт применялся и к персоналу машинного отделения, а квалификации стюардов мог бы позавидовать любой первоклассный отель.

Два духовых оркестра, два камерных ансамбля и труппа профессиональных актеров занимались развлечением пассажиров в пути. Врачи следили за телесным, а капелланы – за духовным здоровьем на борту, в то время как отлично тренированная пожарная команда успокаивала своим присутствием особо нервных пассажиров и добавляла им развлечений, устраивая ежедневные учения со своим оборудованием.

С его высокого капитанского мостика шли скрытые телеграфные линии на бак, в корму, в машинное отделение, в «воронье гнездо» на фок-мачте и в другие помещения судна, где работал экипаж. Каждая из линий оканчивалась аппаратом с подвижной стрелкой, вокруг которой были написаны все приказы и ответы на них, возможные при управлении громадиной, будь то в доке или в море, благодаря чему, в большой степени, удавалось избежать громких, нервирующих перекрикиваний офицеров и матросов.

С мостика, из машинного отделения и еще из дюжины мест девяносто две двери девятнадцати водонепроницаемых отсеков закрывались в течение полуминуты простым поворотом рычага. При возникновении пробоины, эти двери захлопывались автоматически. При затоплении девяти отсеков судно сохраняло плавучесть, и трудно было представить себе такое бедствие на море, из-за которого заполнилось бы водой столько отсеков, так что пароход «Титан» считался практически непотопляемым.

Полностью построенный из стали, предназначенный только для пассажирских перевозок, он не возил горючих грузов, что угрожало бы ему губительным пожаром. Отсутствие необходимости в больших трюмах с ровным, как у чайника, дном, позволило строителям этого судна придать ему острые обводы паровой яхты и повысить ходовые качества. Длина его составляла восемьсот футов, водоизмещение – семьдесят тысяч тонн, мощность машин – семьдесят пять тысяч лошадиных сил, а в испытательном рейсе он развил скорость в двадцать пять узлов, причем, в условиях непредсказуемой капризной погоды. Словом, это был плавучий город, содержащий в своих стальных стенах всё необходимое, чтобы уменьшить, насколько возможно, опасности и неудобства трансатлантического вояжа, и сделать жизнь как можно более приятной.

Непотопляемый и несокрушимый, «Титан» нёс только самое минимальное количество спасательных шлюпок, разрешённое законодательством. Они, числом двадцать четыре, были затянуты чехлами и надежно принайтованы к своим кильблокам на верхней палубе. Их общая вместимость составляла всего пять сотен человек. От «ненужных и неуклюжих» спасательных плотов отказались вовсе, но, как и полагалось по закону, под каждой из трех тысяч коек в пассажирских и офицерских каютах и кубриках команды лежал капковый спасательный жилет, а в гнездах на релингах прогулочной палубы покоились два десятка спасательных кругов.

Ввиду явного превосходства над всеми остальными судами, компанией – владельцем «Титана» было введено негласное правило судовождения, усвоенное всеми остальными капитанами: судно будет держать на североатлантической трассе полный ход и в тумане, и в шторм, и в ясную погоду, зимой и летом. По простым, значимым и уважительным причинам: во-первых, если в него врежется другое судно, то, на полном ходу, удар распределится на большую площадь борта «Титана» и нанесет гораздо меньшие повреждения. Во-вторых, если агрессором выступит сам «Титан», то он гарантированно потопит любое судно, идя даже средним ходом, но при этом сомнет себе форштевень. Идя же полной скоростью, он попросту разрежет встречное судно напополам, не причинив вреда себе, если не считать содранной краски. В обоих случаях считалось, что лучше пусть пострадает судно меньших размеров. Третья причина заключалась в том, что на полном ходу можно быстрее выйти из опасной зоны; четвертая – что при столкновении с айсбергом, единственным объектом, с которым пароход не мог бы конкурировать, на полном ходу, его носовая оконечность вомнется на несколько футов больше, чем на среднем ходу, но при этом будет затоплено всего три водонепроницаемых отсека, а в запасе останется еще шесть.

Таким образом, публика была совершенно уверена, что, разгоняемый своими мощными машинами, пароход «Титан» доставит своих пассажиров на расстояние в три тысячи миль со скоростью и регулярностью курьерского поезда. Он побил все рекорды в первом же рейсе, но и в третьем вояже «туда и обратно» не ухудшил собственное время в пути от косы Сэнди Хук до скалы Даунтс, составлявшее пять дней. Правда, среди двух тысяч пассажиров, сошедших на берег в Нью-Йорке, ходил слух о том, что сделать это было очень нелегко.

Глава 2

Восемь буксиров вытянули громаду на середину реки и развернули ее носом вниз по течению. На мостике лоцман отдал несколько коротких команд, старший помощник дал короткий гудок и передвинул рукоятки машинных телеграфов. Буксиры приняли концы, и отошли в сторону. Глубоко в чреве корабля завертелись три небольших мотора, проворачивая валы главных машин. В цилиндры подали пар, начали вращаться три винта, по корпусу гиганта пробежала дрожь, и он медленно двинулся вперед, в сторону моря.

К востоку от косы Сэнди Хук лоцмана отпустили, и началось настоящее плаванье. В пятидесяти футах под главной палубой, в шумном и жарком аду, где контрастом менялись яркий свет жара топок и угольная тьма, штивщики возили тачки с углем – от бункеров к топкам, где обнаженные по пояс кочегары с лицами запытанных демонов бросали уголь в восемь десятков раскаленных добела жерл топок.

В машинном отделении, среди вращающейся и двигающейся сверкающей стали деловито сновали смазчики с масленками. За их работой сурово надзирал вахтенный механик, прислушивавшийся также и к шуму машин, ловя тренированным ухом, не выдаст ли какой-нибудь изношенный подшипник фальшивую ноту, не послышится ли откуда-нибудь дребезжание стали, означающее ослабшую затяжку болта или гайки.

На палубе матросы ставили стакселя и кливера на двух мачтах, чтобы добавить рекордсмену еще немного скорости. А в это время пассажиры отдыхали в соответствии со своими вкусами: некоторые предпочитали сидеть в шезлонгах на палубе (правда, им приходилось тепло одеваться – стоял апрель, и соленый морской воздух был прохладен), другие совершали моцион по палубам, кто-то слушал оркестр в музыкальном салоне, кто-то читал или писал письма в библиотеке. Лишь немногие страдавшие от морской болезни, возникшей от легкой качки, прилегли на койки в своих каютах.

В полдень пассажиры ушли на ланч, и палубы опустели. Сменилась вахта, началась бесконечная приборка, которой матросы чадящих угольной пылью пароходов отдают большую часть своего времени. Возглавляемая шестифутовым здоровяком – боцманом команда появилась в кормовой части на правом борту и, вооружившись ведрами с краской и кистями, приступила к малярным работам.

– Парни, помните – шлюпбалки и пиллерсы, релинги не трогайте – распоряжался боцман. – Прошу вас, леди, позвольте, пожалуйста, мы немного отодвинем ваши шезлонги. Роулэнд, а ну слезай оттуда, не то за борт вылетишь! Берись-ка за вентилятор… Нет, ты так краску разбрызгаешь. Поставь ведро и принеси кусок наждачки из кладовой. И вообще, пока есть возможность, работайте, не залезая на релинги.

Матрос, к которому обращался боцман, худощавый малый лет тридцати, носивший черную бороду и бронзовый от загара, казалось, здоровый и сильный, но с водянистыми глазами и расхлябанными движениями, слез с релинга и неловко наклонился поставить ведро. Когда матрос поравнялся с группой дам, которых предупреждал боцман, его взгляд остановился на одной из них – юной женщине с волосами солнечного цвета и синими, как море, глазами, которая как раз поднялась с шезлонга, когда он подошел. Он отступил в сторону, словно хотел обойти ее, и приподнял руку в нерешительном приветственном жесте. Скрывшись с боцманских глаз, он прислонился к стенке надстройки и отдышался, держась за грудь.

«Да что же это? – устало подумал он – Просто затянувшееся похмелье? Или замирающая дрожь голодной любви? Пять лет прошло, а ее взгляд по-прежнему заставляет кровь леденеть в жилах, несет душевную тоску и беспомощность, а ведь отсюда и до сумасшествия недалеко!». Он взглянул на свою подрагивающую руку, сплошь покрытую шрамами, с желтыми табачными пятнами на пальцах, и двинулся дальше. Вскоре он вернулся с наждачной бумагой.

Молодая дама также была взволнована встречей. Выражение замешательства и удивления, граничащего с ужасом, появилось на ее тонком личике. Не ответив на приветственный жест, она подхватила на руки маленькую девчушку, игравшую рядом на палубе, и скрылась за дверьми салона. Почти бегом влетев в библиотеку, она опустилась в кресло рядом с подтянутым джентльменом с военной выправкой. Тот оторвался от книги и спросил:

– Морского змея увидела, Майра? Или Летучего Голландца? Что случилось?

– Ох, Джордж, нет! – ответила она взволнованно – Здесь Джон Роулэнд. Лейтенант Роулэнд. Я его только что встретила… Он так сильно изменился… Он пытался заговорить со мной.

– Кто? Эта твоя несчастная влюбленность? Я его никогда не видел, знаешь ли, а ты мне о нем совсем не рассказывала. Где он путешествует – в первом классе?

– Нет. Похоже, он простой матрос. Он работал на палубе. Одет плохо, одежда старая, грязная… И лицо у него такое… оплывшее. Похоже, он опустился за все это время…

– …С тех пор, как ты по нему вздыхала? Что ж, милая, это не твоя вина. Если у человека есть к этому предрасположенность, она всегда со временем берет свое. Как он чувствует себя после ранения? Он обижен, зол на тебя? Да не расстраивайся ты! Что он тебе сказал-то?

– Не знаю… Ничего он мне не сказал… Просто я всегда его боялась. С тех пор я встречала его всего трижды, и он так на меня смотрел!.. Так страстно, настойчиво, зло… Жутко зло. Он обвинял меня в том, что я его обманываю, играю с его чувством. Говорил что-то о непреложном законе вселенского равновесия, о воздаянии за совершенные поступки… Я его плохо понимала, помню только его слова о том, что за все страдания, которые мы приносим другим людям, нам приходится расплачиваться сторицей. А потом он пропал, высказав мне все это… Я-то думала, что он помышляет о мести, к примеру, о том, чтобы похитить нашу Майру, наше дитя… – она прижала улыбающуюся крошку к груди и продолжила:

– Сперва он мне очень нравился, до тех пор, пока я не поняла, что он атеист… Ну вот скажи мне, Джордж, почему он упорно отвергал существование Бога, даже познакомившись со мной, истовой христианкой?

– Да у него не нервы, а канаты. – ответил ее муж, скупо улыбнувшись – Он так и не узнал всех твоих талантов, я бы сказал!

– Да, после этого он изменился… – заключила она – Я стала чувствовать себя в его обществе, как если бы побывала в некоей нечистой компании. Ну и, кроме того, мне казалось, что его спасение в Боге будет мне доблестью, старалась убедить его в том, что Иисус любит его. Но он лишь посмеялся над тем, что для меня свято, и сказал, что ему очень ценно моё мнение, но ему претит лицемерить, чтобы завоевать моё внимание, и что он предпочитает быть честным как с собой, так и с окружающими, и открыто высказывать отсутствие веры в Бога. Его идея состояла в том, что кто-нибудь мог бы стать честным без Божьей помощи. Потом я почувствовала, что от него разит спиртным – он и так всегда пах табаком, что, сам понимаешь, было мне неприятно – и я от него сбежала. А после этого он… и сам… сам исчез.

– Ну-ка пойдем, покажешь мне этот экспонат из прошлого! – сказал ее муж, поднимаясь с кресла. Они прошли к дверям, и молодая дама выглянула наружу.

– Вон он, крайний, ближе всех к дверям кают… – промолвила она. Ее муж решительно вышел на палубу.

– А, вон тот криворукий грубиян, полирующий вентилятор? Так это ж Роулэнд, с военного флота, точно! Ой, тут, кажись, загвоздка… По-моему, его уволили с флота за неповиновение приказу вышестоящего офицера! А еще он напился пьян на президентском приеме, может, слыхали? Я даже читал об этом в газете!

– Да, знала я, что его разжаловали, и что он очень переживал по этому поводу. – ответила его жена.

– Ладно, Майра, этот несчастный демон сейчас абсолютно безопасен. Через несколько дней мы пристанем к берегу, и тебе не придется встречать его ни на палубах этого парохода, ни вообще где бы то ещё. Если только он не очерствел, как последняя каменюка, он выбит из колеи так же, как и ты. Пойди-ка, согрейся в каюте – что-то туман сгущается…