Кейтлин и Калеб медленно шли вдоль берега реки. Этот берег Гудзона был некрасив, здесь располагались брошенные заводы и топливные склады. Здесь было безлюдно и поэтому спокойно. Оглядевшись, Кейтлин увидела большие глыбы льда, плывущие вниз по реке и расходящиеся на несколько отдельных более мелких кусков. В воздухе слышался тихий звук трескающегося льда. В этот мартовский день льдины выглядели загадочно, отражая свет под самыми неожиданными углами. Ей хотелось сесть на одну из этих льдин и уплыть на ней, куда глаза глядят.
Они шли молча, каждый был погружён в собственные мысли. Кейтлин было стыдно за этот всплеск ярости, который ей пришлось продемонстрировать перед Калебом. Ей было стыдно за её жестокость, за то, что она не могла справиться с чувствами.
Ей также было стыдно за брата, его поведение и за то, что связался с такими неудачниками. Кейтлин никогда не видела Сэма таким. А ещё ей было стыдно, что она втянула во всё это Калеба. Не самый лучший способ познакомиться с её семьёй. Наверное, Калеб совсем в ней разочаровался. От этого Кейтлин было больнее всего.
Но хуже всего было то, что она не знала, что же им теперь делать. В поисках отца Кейтлин возлагала все надежды на Сэма. А теперь у неё не было ни единой зацепки, которая могла бы ей как-то помочь. Если бы у неё были зацепки, то она уже давно бы нашла отца сама, без помощи Сэма. Она не представляла, что теперь скажет Калебу. Теперь он её бросит? Конечно, бросит. Она была ему больше не нужна, ему ведь необходимо было найти меч, так зачем ему с ней оставаться?
Они шли молча, и Кейтлин чувствовала, как её одолевает тревога. Она думала, что Калеб просто ждал подходящего момента, чтобы как можно мягче сказать ей, что он уходит. Уходит, как все, кто когда-либо был в её жизни.
«Извини меня, – мягко проговорила она, наконец, – за мое недавнее поведение. Я прошу прощения за то, что потеряла контроль».
«Не извиняйся. Ты сделала всё правильно. Ты ведь только учишься. А ещё ты очень сильная».
«Я также прошу прощения за брата».
Калеб улыбнулся. «Одна из вещей, которые я уяснил себе за много веков жизни, так это то, что ты не можешь отвечать за свою семью».
Они продолжали путь в тишине. Калеб смотрел на реку.
«Ну, – сказала Кейтлин, – и что теперь?»
Калеб остановился и посмотрел на неё.
«Теперь ты уйдешь?» – спросила она в нерешительности.
Калеб задумался.
«Ты не знаешь, где ещё может быть твой отец? Может, ещё кто-то знал его? Может, что-то может нам помочь?»
Кейтлин уже мысленно рассмотрела все возможные варианты. Ничего. Она отрицательно покачала головой.
«Должно быть хоть что-то, – заявил Калеб категорично. – Вспомни. Напряги память. Ты что-нибудь помнишь?»
Кейтлин попыталась сконцентрироваться. Она закрыла глаза и напрягла память. Очень часто она задавала себя этот же вопрос. Она так много раз видела отца во сне, что уже не могла сказать наверняка, что было сном, а что реальностью. Она детально помнила все сны, в которых видела отца. Все они были одинаковы. Во сне Кейтлин бежала по полю, отец был от неё далеко, но она его видела. Чем ближе она приближалась, тем дальше он удалялся. Это был всего лишь сон, а не настоящее воспоминание об отце.
В её памяти сохранились воспоминания о совместных прогулках с отцом. Она тогда была ещё ребёнком, и отец водил её куда-то. Кажется, это было лето. Кейтлин помнила океан. Было очень тепло. Но опять-таки Кейтлин не была уверена, что воспоминание не было ещё одним сном. Воспоминание было обрывчатым, и она не могла точно сказать, где находился тот пляж.
«Мне правда очень жаль, – сказала Кейтлин, – но я ничего не помню. Я стараюсь не ради тебя, а ради себя, но, правда, ничего не помню. У меня нет ни малейшего понятия, где может быть мой отец. И я совершенно не знаю, как его найти».
Калеб отвернулся от неё и посмотрел на реку. Он глубоко вздохнул. Он посмотрел на лёд, и его глаза вновь поменяли цвет. На этот раз они стали сине-серыми.
Кейтлин чувствовала, что вот он момент, когда Калеб повернётся и объявит о том, что уходит. Он уходит. Она была ему больше не нужна.
Кейтлин была близка к тому, что сочинить какую-нибудь историю, соврать о несуществующих воспоминаниях об отце, об имеющейся у неё зацепке, только чтобы удержать Калеба ещё чуть дольше возле себя. Но при этом она понимала, что не сможет на такое пойти.
Кейтлин была готова расплакаться.
«Я не понимаю, – сказал Калеб, всё ещё глядя на реку, – я был уверен, что не ошибся в тебе».
Он молча смотрел. Казалось, прошли часы, но Кейтлин продолжала ждать окончания фразы.
«И ещё я никак не могу кое-что понять, – серьезно добавил Калеб, повернувшись и посмотрев на Кейтлин. Взгляд его просто гипнотизировал. – Я чувствую что-то, когда ты рядом, но что именно – не могу разобраться. Если с остальными людьми я всегда точно знаю и вижу, что нас связывало в прошлом, вижу, когда и как пересекались наши пути во всех инкарнациях, то с тобой всё по-другому. Всё… туманно. Я ничего не вижу. Такого со мной прежде не случалось. Это похоже на… то, как будто мне кто-то не даёт увидеть нас в прошлом».
«Может быть, мы просто раньше не встречались», – ответила Кейтлин.
«Я бы это знал. С тобой я не вижу ни нашего прошлого, ни нашего будущего. Со мной такое впервые за 3 000 лет. Мне кажется… я тебя откуда-то знаю. И мне кажется, что скоро правда откроется мне. Я уже близок к разгадке, и это сводит меня с ума».
«Ну, – проговорила Кейтлин, – может, нет никакого секрета. Может быть здесь и сейчас – это единственная наша встреча. Их не было в прошлом и не будет в будущем».
Кейтлин сразу же пожалела о своих словах. Опять она говорила глупости. Не подумав, говорила слова, в которые сама не верила. Почему она вообще это сказала? Ведь эти слова были полной противоположностью тому, о чём она думала и что чувствовала. На самом деле она хотела сказать: Да, у меня тоже есть такое ощущение. Мне кажется, как будто мы всегда были вместе и никогда не расстанемся. Но всё пошло наперекосяк, потому что она была слишком взволнована. Теперь она уже не могла взять свои слова обратно.
Как ни странно, но Калеба её слова не отпугнули. Наоборот, он сделал шаг ближе, поднял руку и дотронулся ею до щеки Кейтлин. Он внимательно посмотрел ей в глаза, и Кейтлин заметила, что они вновь поменяли цвет, на этот раз с серого на голубой. Калеб внимательно смотрел на Кейтлин. Напряжение было невыносимым.
Сердце её колотилось, а тело охватил жар. Ещё чуть-чуть и она упадет в обморок.
Калеб пытался что-то вспомнить? Или сказать «прощай»?
Или он собирался её поцеловать?
Кайл ненавидел людей, но ещё больше он ненавидел политиков. Он не выносил их поведения, лицемерия и притворной праведности. Его бесила их самонадеянность, не имеющая под собой никакого основания. Большинство из них прожили меньше сотни лет, а он прожил более пяти тысячелетий. Ему становилось физически тошно, когда они говорили об их «прошлом опыте».
Волею судьбы Кайлу приходилось с ними сталкиваться каждый день, проходить мимо них каждый вечер, когда он просыпался ото сна и выходил на улицу через городскую ратушу. Много веков назад Клан Чёрной волны выбрал своим местом обитания подземелья Нью-Йоркской ратуши и всегда тесно сотрудничал с местными политиками. Более того, большинство так называемых политиков, роившихся в этом здании, были тайными членами его клана, продвигающими его политические взгляды как в городе, так и в штате. Как ни крути, но от людей тоже была какая-то польза.
Многие из обитателей ратуши были настоящими людьми, и от этого у Кайла мурашки бегали по телу. Он не выносил их присутствия в этом здании. Особенно ему не нравилось, когда они были слишком близко. Идя по коридору, Кайл умышленно больно толкнул одного из них в плечо. «Эй!» – закричал тот, но Кайл продолжал идти, стиснув зубы, направляясь к широким двойным дверям в конце коридора.
Если бы он мог, Кайл с удовольствием убил бы их всех. Но это было запрещено. Его клан подчинялся законам Верховного Совета, а тот, по непонятной Кайлу причине, всё тянул время, чтобы стереть человеческую расу с лица земли. Этого Кайл ждал тысячи лет и не знал, сколько ещё времени у него было в запасе. Было несколько великолепных случаев в истории человечества, когда они были близки к своей цели, когда их действиям был дан зелёный свет. Например, в 1350 году в Европе, когда вампиры пришли к соглашению и дружно распространили по континенту Чёрную чуму. Это было отличное время. Кайл улыбнулся воспоминаниям.
Были и другие запоминающиеся моменты. Вспомнить хотя бы Тёмные века средневековья, когда им было позволено разжечь войну по всей Европе, миллионами убивать и мучать людей. Кайл широко улыбнулся. Это были лучшие века в его жизни.
В последние несколько сотен лет Верховный Совет стал слаб и беспомощен. Казалось, что они боятся людей. Вторая мировая война стала неплохим воспоминанием, но она прошла слишком быстро и охватила слишком небольшую территорию. Кайлу требовалось больше крови. С момента её окончания не было ни больших эпидемий, ни войн. Выглядело так, будто вампирская раса испугалась всё возрастающей мощи и увеличивающегося количества человеческого населения.
Но теперь ждать оставалось недолго. Кайл радостно вышел из дверей, спустился по ступеням и покинул территорию городской ратуши. Он ускорил шаг, торопясь к морскому порту на Сайт-стрит. Там его уже ждал большой груз – десятки ящиков чистого генетически – модифицированного вируса Бубонной чумы. Запасы, тщательно сохранённые после последней эпидемии, всё это время были надёжно спрятаны в Европе. Сейчас вирус модифицировали, сделав его совершенно невосприимчивым к антибиотикам. И весь этот бесценный запас принадлежал Кайлу. Он мог делать с ним всё, что пожелает. Он мог разжечь новую войну на американском континенте. На собственной территории.
Кайл прославит себя на века.
Мысль об этом заставила его рассмеяться в голос, хотя учитывая его выражение лица, смех больше походил на оскал.
Конечно, ему нужно доложить обо всем Рексиусу, главе клана, но это была лишь формальность. По правде говоря, это была его война. Тысячи вампиров его собственного и соседних клана будут повиноваться его решениям. У него будет больше власти, чем когда-либо ранее.
У Кайла уже созрел план относительно того, как распространить чуму: одну партию товара он рассеет на станции метро Пенн-стейшн, другую – на Центральном вокзале, а третью – на Таймс-сквер. Он точно подгадает время и распространит заразу в часы пик. Вот тогда-то всё и начнётся. По его подсчётам уже через несколько дней будет заражена половина Манхеттена, а через неделю – весь остров. Чума распространяется очень быстро, тем более они изменили вирус так, что теперь заболевание будет распространяться воздушно-капельным путем.
Эти несчастные людишки, конечно же, закроют город на карантин, закроют мосты и тоннели, запретят авиарейсы и речное движение. Этого Кайл и ждал. Люди сами лишат себя путей отступления и окажутся в ловушке грядущего ужаса. Кайл и его армия вампиров развяжут небывалую войну с человеческой расой, начав с этих не имеющих контакта с миром и умирающих от чумы людей. Они уничтожат всех жителей Нью-Йорка за считанные дни.
Город окажется во власти вампиров, и не только под землей, но и на поверхности. Это будет началом, сигналом к действию для других кланов во всех городах и странах мира. За несколько недель вампиры завоюют Америку, а может и весь мир. И Кайл станет тем, кто начал эту войну. Именно его имя останется в памяти на века. Именно его будут чтить как вампира, вывившего расу из подземелья.
Вампиры найдут применение оставшимся людям. Они поработят их и поместят на человеческие фермы. О, Кайлу очень нравилась эта идея. Кайл удостоверится, чтобы все люди хорошо питались, чтобы стать вкусными и толстыми, и чтобы в случае охоты у вампиров всегда был выбор жертв. Готовых жертв. Да, скорее всего из людей получатся неплохие рабы, а при хорошем питании, они также могут превратиться во вкуснейший деликатес.
От подобных мыслей у Кайла в буквальном смысле побежали слюнки. Его ждали великие времена. Ничто и никто не мог ему помешать.
О проекте
О подписке