Кира моргнула, глядя в небо, мир в движении над собой. Это было самое прекрасное небо, которое она когда-либо видела, с мягкими белыми облаками, плывущими над головой, небо искрилось рассеянным солнечный светом. Она чувствовала себя в движении и слышала тихий плеск воды вокруг себя. Она никогда не ощущала такого глубокого покоя.
Лежа на спине, Кира оглянулась и увидела, что она плывет посреди огромного моря на деревянном плоту, вдали от берега. Большие чередующиеся волны мягко поднимали и опускали ее плот. Ей казалось, словно она плывет к горизонту, в другой мир, в другую жизнь, в место покоя. Впервые в жизни Кира больше не беспокоилась о мире, она чувствовала себя в объятиях вселенной, словно она, наконец, ослабила бдительность и о ней заботятся, защищают от всякого зла.
Кира ощутила чье-то присутствие на своем плоту и, сев, она поразилась, увидев сидящую рядом женщину в белых одеждах, окутанную светом, с длинными золотистыми волосами и поразительными голубыми глазами. Это была самая красивая женщина, которую когда-либо видела Кира.
Кира была потрясена, ощутив уверенность в том, что перед ней – ее мать.
«Кира, любовь моя», – произнесла женщина.
Она улыбнулась Кире такой сладкой улыбкой, которая исцелила душу Киры, и девушка смотрела на нее, ощущая еще более глубокий покой. Голос нашел отклик в ней, заставил ее ощутить покой в этом мире.
«Мама», – ответила она.
Ее мать протянула почти полупрозрачную руку и Кира, потянувшись, взяла ее. Прикосновение ее кожи электризовало, Кире казалось, что часть ее собственной души исцелена.
«Я наблюдала за тобой», – сказала ее мать. – «И я горжусь тобой так, как ты и представить себе не можешь».
Кира пыталась сосредоточиться, но когда она почувствовала объятия своей матери, ей показалось, что она покидает этот мир.
«Я умираю, Мама?»
Ее мать посмотрела на нее сверкающими глазами и крепче сжала ее руку.
«Пришло твое время, Кира», – сказала она. – «Но твоя храбрость изменила твою судьбу. Твоя храбрость и моя любовь».
Кира озадаченно моргнула.
«Мы не будем вместе сейчас?»
Мать улыбнулась ей, и Кира почувствовала, что она постепенно отпускает ее, уходя. Кира ощутила приступ страха, понимая, что ее мать уйдет, исчезнет навсегда. Она пыталась удержать ее, но мать убрала руку и положила ее на живот Киры. Девушка ощутила сильный жар и любовь, проходящие через нее, исцеляющие ее. Постепенно она начала чувствовать, что исцеляется.
«Я не позволю тебе умереть», – ответила ее мать. – «Моя любовь к тебе сильнее судьбы».
Вдруг она исчезла.
Вместо нее появился прекрасный юноша с длинными прямыми волосами, который смотрел на нее светящимися серыми глазами, которые гипнотизировали ее. Кира чувствовала любовь в его взгляде.
«Я тоже не дам тебе умереть, Кира», – эхом повторил он.
Молодой человек наклонился, положил ладонь ей на живот – туда же, где была рука ее матери – и Кира почувствовала более сильный жар, проходящий через ее тело. Она увидела белый свет и ощутила жар, которые хлынули через нее, почувствовав, что к ней возвращается жизнь.
«Кто ты?» – спросила Кира практически шепотом.
Утопая в тепле и свете, она закрыла глаза.
«Кто ты?» – эхом отозвалось в ее голове.
Кира медленно открыла глаза, ощущая сильную волну мира и покоя. Она оглянулась по сторонам, ожидая увидеть море, воду и небо.
Но вместо этого девушка услышала вездесущий щебет насекомых. Сбитая с толку, Кира повернулась и увидела себя в лесу. Она лежала на поляне и ощущала жар в животе – в том месте, где ее пронзили кинжалом. Бросив взгляд вниз, она увидела там руку – прекрасную бледную руку, прикоснувшуюся к ее животу, как было во сне. Испытывая головокружение, Кира подняла голову и увидела красивые серые глаза, которые смотрели на нее с таким напряжением, что, казалось, они светятся.
Кайл.
Он преклонил колени рядом с ней, положив руку ей на лоб. Когда Кайл прикоснулся к ней, Кира начала ощущать, как ее рана постепенно исцеляется, что она медленно возвращается в этот мир, словно он хотел ее вернуть. Неужели мать на самом деле навестила ее? Все это произошло на самом деле? Кире казалось, что ей суждено было умереть, но ее судьба каким-то образом изменилась, словно в нее вмешались мать и Кайл. Ее вернула их любовь. Любовь и, как сказала мать, ее собственная храбрость.
Кира облизнула губы, она была слишком слаба, чтобы сесть. Она хотела поблагодарить Кайла, но в горле у нее пересохло и она не смогла ничего произнести.
«Ш-ш-ш», – сказал Кайл, видя ее усилия. Он наклонился и поцеловал ее в лоб.
«Я умерла?» – наконец, удалось спросить Кире.
После продолжительного молчания Кайл ответил мягким, но вместе с тем сильным голосом.
«Ты вернулась», – сказал он. – «Я не мог позволить тебе уйти».
Было странно смотреть ему в глаза, ей казалось, что она всегда его знала. Кира протянула руку и схватила его за запястье, сжав его с благодарностью. Она так многое хотела ему сказать. Кира хотела спросить его о том, почему он рискнул своей жизнью ради него, почему он так беспокоится о ней, почему он пожертвовал собой, чтобы вернуть ее. Кира чувствовала, что Кайл на самом деле принес большую жертву ради нее, жертву, которая каким-то образом причинит ему вред.
Больше всего она хотела, чтобы он знал, что она чувствует прямо сейчас.
«Я люблю тебя», – хотела сказать Кира.
Но слова не сорвались с ее губ. Вместо этого ее захлестнула волна усталости и, когда ее глаза закрылись, у нее не было другого выбора, кроме как уступить. Она чувствовала, что все глубже и глубже погружается в сон, ей показалось, что она снова умирает. Неужели она вернулась лишь на мгновение? Неужели она вернулась в последний раз только для того, чтобы попрощаться с Кайлом?
И, когда глубокий сон, в конце концов, захватил ее, Кира могла бы поклясться в том, что она услышала несколько последних слов перед тем, как уснуть:
«Я тоже тебя люблю».
Детеныш дракона летел в агонии, каждый взмах крыльев давался ему с трудом, пока он пытался удержаться в воздухе. Он летел над территорией Эскалона уже несколько часов, чувствуя себя потерянным и одиноким в этом жестоком мире, в котором он родился. В его голове мелькали образы умирающего отца, лежащего там, забитого до смерти всеми теми солдатами. Его отец, которого у него не было возможности узнать, не считая того единственного мгновения славной битвы. Отец, который погиб, спасая его.
Детеныш дракона чувствовал себя так, словно смерть отца была его собственной смертью, и с каждым взмахом крыла он ощущал все большую вину. Если бы не он, отец мог бы быть жив прямо сейчас.
Дракон летел, разрываемый горем и раскаянием при мысли о том, что у него не было возможности узнать своего отца, поблагодарить его за самоотверженный акт доблести, за спасение его жизни. Часть его тоже больше не хотела жить.
Но другая его часть сгорала от ярости, отчаянно желая убить тех людей, отомстить за отца и уничтожить землю под ним. Он не знал, где находится, но интуитивно чувствовал, что это место очень далеко от его родины. Некоторые инстинкты призывали его домой, но он не знал, где его дом.
Маленький дракон летел бесцельно, потерявшись в мире, дыша пламенем на верхушки деревьев, повсюду, куда мог достать. Вскоре огонь закончился, после чего он начал опускаться все ниже и ниже с каждым взмахом крыла. Он пытался подняться, но в панике осознал, что у него больше нет сил. Дракон старался избегать верхушек деревьев, но крылья больше не могли поднимать его, и он врезался прямо в них, испытывая боль от прежних ран, которые еще не затянулись.
В агонии, дракон отскочил от дерева и продолжил полет, но его высота постепенно снижалась по мере того, как он терял силу. Он истекал кровью, которая падала вниз подобно каплям дождя. Дракон ослабел от голода, от своих ран, от ударов тысячи копий, которые он получил. Он хотел продолжать полет, найти цель для разрушения, но чувствовал, что его глаза закрываются, его веки были слишком тяжелыми. Он чувствовал, что то и дело теряет сознание.
Дракон знал, что он умирает. В некотором смысле это было облегчением – вскоре он присоединится к своему отцу.
Он очнулся от шелеста листьев и треска веток и, почувствовав, что летит через верхушки деревьев, наконец, открыл глаза. Его видимость заслонил мир зеленого света. Не в силах больше себя контролировать, он почувствовав, что падает, ломая ветки, и каждый треск причинял ему большую боль.
Наконец, дракон резко остановился высоко на дереве, застряв между ветками, слишком слабый, чтобы сопротивляться. Он висел там неподвижный, испытывая слишком сильную боль, чтобы пошевелиться, каждый вдох был болезненнее предыдущего. Он был уверен в том, что умрет здесь, запутавшись в дереве.
Одна из веток вдруг резко ударила его, и дракон упал. Он полетел вниз кубарем, ломая еще больше веток, падая на добрых пятьдесят метров, пока, наконец, не приземлился.
Он лежал, чувствуя, что все его ребра сломаны, и дышал кровью. Дракон медленно взмахнул одним крылом, но мало что мог поделать.
Когда жизнь начала покидать его, ему это показалось несправедливым, преждевременным. Он знал, что у него есть судьба, но не понимал, что это. Она оказалась короткой и жестокой, казалось, что он родился только для того, чтобы стать свидетелем смерти своего отца, а затем умереть и сам. Может быть, жизнь такова: жестокая и несправедливая.
Чувствуя, что его глаза закрываются в последний раз, последнюю мысль дракон посвятил своему отцу:
«Отец, дождись меня. Мы скоро увидимся».
Алек стоял на палубе, сжимая перила гладкого черного корабля, и смотрел на море, что делал уже несколько дней. Он наблюдал за гигантскими волнами, которые накатывали и убывали, поднимая их небольшой плывущий корабль, за тем, как пена разбивалась под трюмом, когда они разрезали воду с небывалой для него скоростью. Их корабль накренился, когда паруса натянулись от сильного и устойчивого ветра. Алек изучал его глазом ремесленника, не понимая, из чего сделан корабль. Очевидно, его построили из необычного гладкого материала, которого он не встречал раньше, но который позволял им поддерживать скорость в течение дня и ночи и маневрировать в темноте мимо флота Пандезии, из Моря Печали в Море Слез.
Задумавшись, Алек вспомнил, каким ужасным было это путешествие – в течение дней и ночей паруса ни разу не опускались, долгие ночи в черном море были наполнены враждебными звуками, скрипом корабля, прыгающих и хлопающих экзотических существ. Несколько раз Алек просыпался и видел светящуюся змею, пытающуюся забраться на борт, которую сбивал сапогом плывущий вместе с ним человек.
Самым загадочным – более загадочным любого экзотического морского существа – был Совос, человек у штурвала корабля. Он отыскал Алека в кузнице, привел его на этот корабль и теперь увозил в какую-то глушь. Алек спрашивал себя – не сошел ли он с ума из-за того, что доверился ему. По крайней мере, до сих пор Совос спасал ему жизнь. Алек вспомнил, как смотрел на город Ур, когда они были в море, он был в агонии, чувствуя себя беспомощным, наблюдая за тем, как к городу приближается пандезианский флот. Он видел пушечные ядра, разрывающие воздух, слышал отдаленный грохот, видел крушение больших сооружений, в которых он и сам был еще несколько часов назад. Алек пытался покинуть корабль, помочь им всем, но они были слишком далеко. Он настаивал на том, чтобы Совос развернулся, но тот пропустил все его мольбы мимо ушей.
Алека разрывало на части при мысли обо всех его друзьях, которые остались там, особенно о Марко и Диердре. Он закрыл глаза и безрезультатно попытался прогнать воспоминания. У него сдавило грудь, когда он почувствовал, что подвел их всех.
Единственным, что помогало Алеку продолжать, что спасало его от уныния, было чувство, что он нужен в другом месте, на чем настаивал Совос, что его ждет некая судьба, которую он может использовать для того, чтобы помочь уничтожить пандезианцев где-то в другом месте. В конце концов, как сказал Совос, его смерть вместе с остальными никому не поможет. Но Алек все равно надеялся и молился о том, чтобы Марко и Диердре выжили, чтобы он смог вернуться вовремя и воссоединиться с ними.
Испытывая любопытство относительно того, куда они отправляются, Алек засыпал Совоса вопросами, но тот хранил упрямое молчание, день и ночь не отходя от штурвала, стоя спиной к Алеку. Насколько Алек мог судить, он никогда не ел и не спал. Он просто стоял, глядя на море в своих высоких кожаных сапогах и черной кожаной накидке, обернув вокруг плеч алые шелка, в плаще с любопытной эмблемой. У него была короткая коричневая борода и сверкающие зеленые глаза, которые смотрели на волны так, словно были с ними единым целым. Тайна вокруг него только усиливалась.
Алек смотрел на необычное Море Слез цвета морской волны, и его захлестнула безотлагательное желание узнать, куда его везут. Больше не в силах терпеть молчание, он повернулся к Совосу, отчаянно желая получить ответы.
«Почему я?» – спросил Алек, нарушив тишину, снова пытаясь узнать правду, в этот раз решительно настроенный получить ответ. – «Почему из всего города выбрали меня? Почему именно мне суждено выжить? Ты мог спасти сотню людей, которые намного важнее меня».
Алек ждал, но Совос хранил молчание, стоя спиной к нему, глядя на море.
Алек решил подойти с другой стороны.
«Куда мы плывем?» – опять спросил он. – «И как этот корабль может плыть так быстро? Из чего он сделан?»
Алек смотрел на спину мужчины. Проходили минуты.
Наконец, Совос покачал головой, по-прежнему стоя спиной к Алеку.
«Ты направляешься туда, где должен быть. Я выбрал тебя, потому что мы нуждаемся в тебе и ни в ком другом».
Алек удивился.
«Нуждаетесь во мне для чего?» – спросил он.
«Чтобы уничтожить Пандезию».
«Почему я?» – спросил Алек. – «Чем я могу помочь?»
«Все станет ясным, как только мы прибудем», – ответил Совос.
«Прибудем куда?» – спросил отчаявшийся Алек. – «Мои друзья в Эскалоне. Люди, которых я люблю. Девушка».
«Мне жаль», – вздохнул Совос. – «Но там никого не осталось. Все, кого ты когда-то знал и любил, – мертвы».
Повисло долгое молчание и посреди свиста ветра Алек молился о том, чтобы Совос ошибался, но в глубине души он чувствовал, что тот прав. Он не понимал, как жизнь может измениться так быстро.
«Но ты жив», – продолжил Совос. – «И это очень ценный дар. Не упусти его. Мы можешь помочь многим, если пройдешь испытание».
Алек нахмурился.
«Какое испытание?» – спросил он.
О проекте
О подписке