Цитаты из книг автора «Мия Шеридан»

– Я ведь снова потеряю его, да? Или мне самой придется отпустить его. Я не знаю, смогу ли это сделать второй раз. Не знаю, выживу ли после этого. – Боль охватывает меня, и я подношу руку к груди.

Мы оба долго смотрим в небо, потом он поворачивается ко мне и говорит: – А знаешь, какое главное свойство всех львов? – Нет. – Я качаю головой. – Верность, – говорит он, улыбаясь и показывая мне свою восхитительную щель между зубами. – Неважно, как далеко друг от друга мы окажемся. Независимо от расстояния или времени я никогда не буду любить никого, кроме тебя. Никогда. Я грустно киваю. В его глазах появляется дразнящий блеск. – И еще знаешь что? Они действительно не прочь растерзать своих львиц. – Он в шутку набрасывается на меня, тормошит и рычит мне в уши. Я смеюсь, визжу и шикаю на него: – Лео! Ты перебудишь весь дом! – Я откатываюсь от него и снова хохочу, когда он скашивает глаза и бросает на меня свирепый взгляд. – Ты сошел с ума, – говорю я, когда мы снова ложимся рядом, держась за руки. Но я чувствую себя лучше. Он мой и всегда будет моим.

И кто это пришел? Мой лев или мой парень? – Если я наполовину тот и другой, то не могу быть кем-то одним, я могу быть только обоими, – говорит он с улыбкой в голосе. Я обдумываю это с минуту. – Думаю, ты прав. Хотя, честно говоря, мне все равно. Я люблю обоих одинаково. – И ты нисколько не боишься Льва? – Не-а. – Я отрицательно качаю головой. – На самом деле Льва я люблю даже больше – он свирепый и сильный. Он яростно сражается за тех, кого любит, он могучий. И я вижу именно его, когда у тебя так горят глаза.

– Ничего я не берегла. Ты мог бы поиметь меня в любое время, – говорю я, игриво толкая его бедром. – Вот-вот. Я официально отказываюсь от своей ориентации. Я твой, Мордуленция. Возьми меня хоть сейчас! – Ха-ха. Вряд ли из этого что-то выйдет, Лэн, но я оценила порыв. – Я смеюсь и возвращаюсь к работе.

– Ты что, ревнуешь к птице? – недоверчиво спрашиваю я. – Что? Конечно нет. – Это явная ложь. – Ты ревнуешь к птице, – говорю я уже утвердительно. И снова переключаюсь на фотографии. – Он великолепен. Бо-оже, он просто роско-ошен. – Я нарочито растягиваю слова и запрокидываю голову. – Обхохочешься, – говорит он, и я вижу, что он и вправду смеется, сам того не желая. – Эта птица пыталась проникнуть на мою территорию, – говорит он невозмутимо. – Я распознаю наглую мужскую агрессию, когда вижу ее. Я громко смеюсь над ним, он пытается сохранить серьезность, но в конце концов сдается и улыбается мне всеми своими идеальными белыми зубами.

Я смеюсь. – Лео, я вовсе не намерена целоваться с кем бы то ни было, так что расслабься, хорошо? Тебе не нужно вечно изображать старшего брата. Конечно, ты много лет защищал меня в школе, и я ценю это, но Макс Хейс мне ничем не угрожает. Он снова сжимает челюсти, откидывает с глаз непослушные темно-русые волосы и смотрит на меня. – Ты не увидишь угрозы, даже если она окажется у тебя под носом, Эви. Я сужаю глаза. О нет, неужели… не может быть! Теперь я злюсь на него.

Он лишь ненадолго останавливается, а потом произносит: – От сотворения мира не было ничего лучше. – Его голос звучит глубоко, тепло и слегка хрипло.

– Даже став взрослой, она то и дело просила рассказать ей одну из сказок. Она их все помнила по названиям, даже в совершенно обдолбанном состоянии. Джейк кивает. – Похоже, она чувствовала уверенность от того, что эти сказки были для нее. Наверное, в жизни ей мало что принадлежало. Это прекрасно, Эви, – мягко говорит он. Я молча смотрю на него: на самом деле прекрасно то, как он говорит об этом. – Вначале это были просто глупые детские россказни. У меня было живое воображение. – Я смущенно смеюсь. – И это мне очень пригодилось. Просто ребенок пытается постичь непостижимое, понимаешь? Он кивает, как будто понимает; на самом деле, конечно, ничего он не понимает, но все равно приятно. Трудно объяснить, что значит расти в приемной семье, человеку, не имеющему понятия о детстве такого сорта.

Он достает из холодильника пакет с салатом «Цезарь», плюхает его на стойку и подмигивает: – Извини уж, тут не все домашнего приготовления. Я смеюсь. – Ладно тебе. Я и так под впечатлением. – Впечатления прибереги на потом, пока не попробуешь. – Он усмехается, настроение у него явно улучшилось.

– Да, но, видишь ли, в некотором смысле мне повезло. Он хмурится. – В каком смысле? – Ну, – я наклоняю голову, собираясь с мыслями, – как, по-твоему, многие ли приходят в конце дня в свою квартиру, какой бы маленькой и простецкой она ни была, оглядываются вокруг и чувствуют себя счастливейшими людьми в мире? Многие ли действительно ценят то, что у них есть, потому что знают, каково это – не иметь абсолютно ничего? Я прошла через многое, чтобы получить то, что у меня есть, и я никогда не принимаю то, что у меня есть, как должное. Это моя награда. Он пристально смотрит на меня, и в его глазах я вижу огонек, похожий на гордость. Не понимаю, с чего бы, но мне это приятно. Наконец он тихо говорит: – Мне бы в голову не пришло так это повернуть.