Читать книгу «Coi Bono? Повесть о трагедии Гуш Катиф» онлайн полностью📖 — Михаила Ландбурга — MyBook.
cover









– Более глубоко – это когда напрягают мозги, – пояснил следователь. – Напрягать мозги порой приходится… И тебе придётся!..

«Фигу тебе!» – подумал Виктор и вслух сказал:

– Буду стараться!

Следователь одобрительно причмокнул губками.

– Умница! – сказал он ласково и добавил: «Твое преступное поведение возле ворот Кфар-Даром я попытаюсь переквалифицировать, то есть, высказать мнение, что избранное тобою действо было не столько преступным, сколько, скажем, некоей необдуманной шалостью…»

– Вы попытаетесь? – вскинулся Виктор. – Правда?

– Истинная! – улыбнулся следователь. – А что тебя смущает?

Задумчиво разглядывая широкие густые брови следователя, Виктор поделился своими познаниями из философии:

– Некий древний китаец заметил, что «истинная правда» на самом деле похожа на её отсутствие!»

– Китаец? – спохватился следователь.

– Китаец!

– Заметил?

– Да, а что?

– Вряд ли китаец мог…Заметить что-либо глазками-щёлочками?

– Ясно!

– Что?

– Ясно, что вы-то нисколько не китаец!

– Вот именно! Я-то заметить могу…

«Можно-нельзя» – с детства знакомые слова. Учиться на отлично – можно, но поступить на журналистику в МГУ – нельзя… Управиться с чьим-то капризом – можно; со своим – нельзя… Появиться на свет без родителей – нельзя: жить на свете без родителей – можно… Кому-то проезжать на красный свет – нельзя; а кому-то можно… Тосковать по погибшим родителям – можно, а погибшим родителям по тебе – нельзя… Призывать людей селиться в песках Газы – можно, а потом, оказывается – нельзя…»

– Моя версия, – продолжил следователь, – может выглядеть примерно такой: «В ту минуту, когда солдаты армии обороны Израиля пришли передать решение правительства об эвакуации поселенцев с территории Гуш-Катиф, тебя обнаружили лежащим вдоль ворот Кфар-Даром. Ты лежал на голой земле и, не позволяя солдатам пройти, наигрывал на губной гармошке какую-то печальную вещицу этого…

– Шопена! – подсказал Виктор.

– Ну, да! – с натугой проговорил следователь и поджал губки.

Наступила тишина.

«Уснул», – подумал о следователе Виктор и прошептал:

– Отрывок из второй сонаты си-бемоль минор.

Следователь приподнял бровь.

– Так называемый «Похоронный марш» – уточнил Виктор и, чтобы вывести следователя из состояния задумчивости, немного покашлял.

– Зачем ты это… – вдруг подняв голову, спросил следователь. – Зачем «похоронный»?

Виктор пояснил:

– В знак выражения скорби и печали.

– Скорбь и печаль?

– Похороны вызывают скорбь…

– Похороны? – обомлел следователь. – Какие похороны?

– Разве солдат послали не для захоронения Кфар-Даром?

Бровь следователя опала, а ротик сказал:

– Ошибочно, голубчик, анализируешь…Ошибочно…

Изобразив на лице испуг, Виктор упавшим голосом спросил:

– Такое излечимо?

– Не лечатся лишь болезни… – послышался ответ.

Виктор облегчённо вздохнул, а следователь недовольно засопев, предложил:

– Для тебя же, хороший мой, будет лучше, если прислушаешься к тому, что говорю тебе я. Ты вот подумай!..

Виктор подумал и пообещал поступить как лучше.

– Так вот, – следователь перевёл взгляд на свисающую с потолка лампочку, – заметив приближающихся к воротам солдат, тебя, голубчик, охватило свойственное порядочному гражданину позитивное волнение, вследствие которого у тебя внезапно подвернулась нога. Не в силах самостоятельно подняться, чтобы поприветствовать воинов, ты, лёжа на земле, корчился от боли и с досады выкрикивал ужасно нехорошие слова; и тогда солдаты, бережно приподняв тебя с земли, перенесли в машину с надписью «Polic». Ну, а Polic в свою очередь не менее любезно доставила тебя, драгоценного, к сидящей в постели девушке по имени Анна. Всего лишь это…

Виктор прикусил губу.

– Я говорю правду? – задержав взгляд на побелевшей губе Виктора, ухмыльнулся следователь.

Виктор губу освободил:

– Ну, да! Только любопытно – какую из них?

Глаза следователя беспокойно забегали, ротик поинтересовался:

– Разве правда бывает не одна?

– Две, – сказал Виктор. – Одна – та, что у всех на слуху, а вторая – та, что вслух не произносится.

– Зря ты так… – укоризненно заметил следователь. – Я помочь пытаюсь…

– Одной из правд?

– Одной из версий. А ты, родненький, используй её… И помоги следствию изложением фактов.

– Правдивых?

– Только!..

Виктор принялся излагать:

– После того, как машина Polic доставила меня к Анне, мы провели вместе ночь, а под утро появились люди из Polic и сказали, чтобы я одевался и следовал за ними. Оставив сидящую в постели Анну, я оделся и последовал за ними. По дороге один из людей Polic много смеялся, уверяя меня, что тюремная камера мне больше к лицу, нежели комната Анны.

– Хватит, сладкий мой, ты лучше скажи, зачем ты отмочил Это?..

«Милый вопросик!» – подумал Виктор, и проснувшийся в нём студент-философ проговорил:

– Следствие вытекает из причины…

– Вот-вот, – приободрился следователь, – необходим, так сказать, мотивчик, некий импульс…Именно мотивчик меня интересует…Так сказать, Cui bono?..

Виктор проделал в воздухе неопределённый жест рукой и попросил позволения подумать.

Следователь позволил.

– Порой, – растягивая слова, сказал Виктор, – я ловлю себя на невыносимо сложном труде заставить себя поверить в то, во что не верю… Даже в том случае, когда мой уважаемый дядя пытается убедить меня, что так НУЖНО…НУЖНО ОЧЕНЬ… Конечно, я понимаю: веление часа, долга и всякие другие веления…Глупо со всем этим не считаться… Но всё же, когда газеты разъясняют, что меня обманули нехотя, лишь вследствие того, что прежде – Это было НУЖНО, ОЧЕНЬ НУЖНО, я чувствую себя так, будто в мои уши влили стакан уксуса, а когда мне говорят, что зато теперь в Этом больше никакой необходимости нет, то я…

– Короче, редкий ты мой… – перебил следователь. Мышца на его переносице напряглась и застыла. – Излагай короче и, по возможности, яснее… Сосредоточься на мотивчике…Понимаешь?

– Cui bono?

– Ну да… Прошу тебя!

Виктор, понизив голос, спросил:

– Просите или приказываете?

– Прошу! – громко, даже очень громко, сказал следователь.

Виктор молча посмотрел на стаканчик с карандашами, потом на лампочку под потолком.

– Что же ты?

– Я вот думаю, – ответил Виктор, переведя взгляд на губки следователя, – чем ваша просьба отличается от приказа…

– Подумал? – спросил следователь.

Виктор кивнул.

– Вот и отвечай!

– Меня вынудили! – сказал Виктор.

Из груди следователя вырвался удовлетворённо-радостный стон, а торопливые губки пролепетали:

– Ну-ка, ну-ка, а теперь подробнее, голубь ты мой!..

«Подробнее в трудах Жан-Жака Руссо…» – подумал Виктор и сказал:

– Преступник – не я!

Следователь сощурил глаза, энергично потёр ладони и даже чуть привстал с места.

«Кажется, – предположил Виктор, – он собирается спеть что-то патриотическое».

– Разумеется, не ты! – торопливо выдохнул следователь. – На самом деле преступник тот, кто тебя вынудил… Ты же не станешь его поощрять?

– Его – нет! – отозвался Виктор.

«То-то!..» – подумал следователь и, раскрыв ротик, вкрадчиво проговорил:

– И укрывать его тоже не станешь?

– Ни в коем случае… С тех пор, как я понял… – Виктор снова прикусил губу.

– Кто же он? – ласково спросил следователь.

Виктор прошептал:

– Моё правительство… То есть, я считаю, что если правительство десятки лет оболванивало полстраны, то оно…

Следователь побледнел.

Немного выждав, Виктор продолжил:

– А ещё я понял, что политики – это слепцы, указывающие путь незрячим…

У следователя дёрнулся подбородок.

– Так считаешь ты или ещё кто-то? – в голосе следователя послышалась растерянность.

– И я, и ещё полстраны…

– Философствуешь? – определил следователь.

На губах Виктора выступила смущённая улыбка.

– Мы с вами лишь размышляем, не так ли?

Следователь голову опустил.

«Смутился!» – решил Виктор.

– Ну, да, размышляем, – сказал следователь, – только каждый из нас по-разному…. – О чём же ещё беседовал с тобой раввин Иосеф?

– В основном о том, кому Создатель симпатизировал более: Аврааму или Моисею?

Следователь страдальчески сморщил лицо, зябко поёжился и усталым движением руки указал на дверь.

Виктор поднялся со стула, спросил:

– Думаете, солдаты решатся штурмовать Кфар-Даром?

Следователь молча кивнул на дверь.

– Я тоже хочу понять Cui bono? – доверительным тоном проговорил Виктор.

До двери оставалось три-четыре шага, когда следователь выкрикнул:

– Лучше бы ты подумал над тем, чем займёшься дальше?

Виктор обернулся.

– Буду жить! – сказал он. – Если позволите…

Дверь открылась. В коридоре ждал полицейский…


…После молитвы Виктора, в зале суда выступили прокурор, адвокат и три свидетеля, а в конце заседания, сморщив щёчки и повернув голову к подсудимому, торопливо поднялся со своего кресла судья. В его взгляде не было ни жалости, ни презрения, ни сострадания, ни даже интереса. Сухим, чуть трескучим голосом, он зачитал вердикт, смысл которого сводился лишь к одному: «Пускай убирается!»

Виктор ощутил, как его мозг закипает от сладостной мысли: славная судебная система Израиля посчитала необходимым решительно заняться им, а то, что в результате вышел конфуз, так ведь не секрет, что именно небольшие конфузы как раз и характеризуют великие государства.

Вернув позолочённую кипу приставу, Виктор повернул голову к судье и сдержанно, не очень громко похлопал в ладоши, потом низко поклонился полицейскому, открывшему перед ним боковую дверь, и поспешил к женщине, которую две недели назад оставил сидящей на постели.

* * *

Беер-Шева, 16-ое августа, 11.40.


– Как ты? – спросила Анна.

– Подустал и, вроде бы, состарился… – ответил Виктор.

– Как это? – изумилась Анна.

– Бывает…Иногда случается преждевременная смерть, а иногда – преждевременная старость… А как ты?

Анна сидела в кровати, близкая, жаркая, светлоокая и рассеянно слушала телевизор. Кивнув на экран, она сказала:

– У меня от всего этого болят мозги.

Виктор возмутился:

– Срам-то какой! Антинаучный феномен! Сам по себе мозг боли никак не испытывает…

Анна обиделась.

– Откуда тебе знать?

– Об этом знают даже врачи… – Виктор стал разглядывать голые плечи Анны.

– Не понятно, – сказала Анна, продолжая смотреть на экран, – о чём это они говорят.

– Они не говорят, а лгут, а я спросил: «Как ты?»

Анна встряхнула головой.

– Что я должна сказать?

– Скажи, что у тебя всё в порядке!

– У женщин «всё в порядке» не бывает! И вообще…Если эти, что в телевизоре не могут, тогда объясни мне ты, что вокруг нас происходит?

Виктор поцеловал Анну в плечо.

– Происходит не у нас… – сказал он. – Происходит в Пакистане, в Латвии, в Венесуэле, а тут – как обычно… Самоистязание карликовой державы…

Анна выключила телевизор.

– Ты не звонил… – сказала она. – Две недели ты не давал о себе знать…

– Я помнил о тебе…

– Не утомился помнить?

– Нисколько!

– Тебе можно верить?

– Меня загнали в камеру с каким-то сумасшедшим…

– А ты?

– Что я?

– Ты разве иной?..

– Считаешь меня сумасшедшим?

– Судя по твоему поведению в Кфар-Даром, то…

Пожав плечами, Виктор отвернулся.

– Что уж там… – сказал он. – Это – как играть в баскетбол: не передал мяч другим, будь добр, бросай в корзину сам…А попал в кольцо или нет – ответственность на тебе…Когда солдаты приблизились к воротам с требованием, чтобы поселенцы готовились убраться из своих домов, во мне восстал бес. Я почувствовал, что готов взорвать и несчастных солдат, и самого себя…

– Баскетбольным мячом?

– Нет, не мячом…

– Может, своей губной гармошкой?

– Нет, Анна, разве гармошкой взорвёшь?..

Анна устало улыбнулась.

– Было чем взрывать?

– Нет, но очень хотелось…

– Тебе сколько лет?

– Двадцать три, а что?

– Прожил полжизни, а такой осёл! – объяснила Анна.

– Я очень не хотел, чтобы солдаты…

– И тогда ты сам решил бросить в корзину мяч?..

– Я достал из нагрудного кармана губную гармошку.

– Осёл!

– Я?

– Ненормальный!

– Это законно!

– Что?

– Нет такого закона, обязывающего человека быть нормальным, если он ненормальный. Но клянусь – я не специально…

– Что ты не специально?

– Я ненормальный – не специально…

– Сумасшедший!

– Прежде ты не говорила такое…

– Прежде я не понимала, что… Ты пропадёшь… Рано или поздно, ты плохо кончишь…

Виктор промолчал.

– Пропадёшь… – повторила Анна.

– Ты так думаешь?

– Те, кто не знают, как жить, в конце концов, пропадают…

– Ты знаешь, как жить?

– Луна…

– Что?

– Жить надо, как луна, которая бесшумно скользит себе в серебряном окружении звёзд, не догадываясь, что к утру погибнет…

– Как луна не смогу, – сказал Виктор. – Поздно!.. Кое о чём я уже догадываюсь…

– Теперь тебя вышвырнут из Университета?

– Могут…

– Вот как? И кем же ты станешь тогда?

– На какое-то время другим…

– «Другим» – это как?

Виктор пробормотал что-то невнятное.

– Сказал какую-то гадость? – предположила Анна.

– Может, сказал… – отозвался Виктор. – В моей голове всего лишь три извилины…

– Три?

– Три.

– А сколько должно быть?

– Четыре.

Анна посмотрела на Виктора очень долгим взглядом.

– Отчего бы, – прошептала она, – отчего бы тебе не остаться таким, каким был прежде?

– Как луна не смогу, – повторил Виктор. – После того, как кое о чём догадываюсь…

– Раньше ты умел не догадываться, – сказала Анна.

– Раньше не догадывалось полстраны…

– Но…

Виктор развёл руками.

– Возможно, – сказал он, – я ещё переменюсь. Медики говорят, что организм человека обновляется каждые семь лет. Правда, в какую сторону, лучшую или худшую, они не говорят…

– В худшую – не получится, – заметила Анна, – иначе это не будет считаться переменой. Боюсь, что…

– Виктор потребовал:

– Немедленно сплюнь! Когда чего-то боишься, то это «чего-то» случается непременно…

Анна торопливо отвернулась, сплюнула. Через минуту сказала:

– Всё равно страшно.

– Тогда сплюнь три раза.

– Три раза?

– Можно больше…

– Ты в это веришь?

– Конечно!

– А я нет …

– Надо веровать!..

– Кто тебе такое сказал?

– Господь Бог нас призывает…

– Он – не в счёт!

– Как это не в счёт?

– Он – заинтересованное лицо.

– Он мой приятель… Мои приятели вне подозрений!

– Прошу тебя!

– О чём, Анна?

– Будь осмотрительней… Сделай над собой усилие…

– А вдруг утомлюсь?

– Отдохнёшь… По дороге…

Внезапно Виктора охватило чувство тоски. Взглянув на голые ноги Анны, он осторожно предложил:

– Может, слепим ребёночка?

– Как это?

– По известному рецепту…

– Ты имеешь ввиду…

– Вот именно!

Анна рассмеялась. Она смеялась очень громко, и Виктор попросил:

– Уймись!

Анна унялась и сказала:

– В шестой главе «Бытия» сказано: «Истреблю с лица земли людей, которых Я сотворил, ибо Я раскаялся, что создал их».

– Это было минутной слабостью Создателя, – заметил Виктор. – Позже, передумав, Он принялся клонировать людей с ещё более яростным рвением, чем прежде…

– Ты что, совсем охренел? – спросила Анна.

– О-о-о-о-о! – вскрикнул Виктор.

– Что означает это блеянье?

– Прости, пожалуйста, но, так я выражаю наивысшую степень своего восхищения… Кстати, в тюремной камере я обучился слову, которое тоже начинается на «о» и оканчивается на «ел»!

Анна поднялась с кровати, неторопливо прошлась по комнате и спросила:

– Я плохо выгляжу?

– Неплохо!

– «Неплохо» – это как?

Виктор пояснил:

– «Неплохо» – это лучше, чем «плохо»

– Но хуже, чем «хорошо»?

Виктор досадливо поморщился, подумав: «Все мои девушки, как правило, сильно отличались друг от друга, но стоило им обнажиться, как тут же выявлялось их удивительное между собой сходство».

Взгляд Виктора показался Анне странным.

– Что-то не так? – спросила она.

Виктор подошёл к Анне и, заглянув в глаза, взял за плечи. Потом усадил на кровать. Потом уложил. Потом, подумав, что делает совсем не то, что хотел бы делать, посадил снова. Потом решил: «Не понимает она»

– Ответь, пожалуйста! – просила Анна. – Что-то не так?

Виктор опустил голову; в эту минуту он узнал, что к Анне не вернётся.

– Ответь!

Оставив на стуле квартирную плату за месяц вперёд, Виктор отошёл к двери.

– Уходишь? – спросила Анна. – Уходишь вот так?

– А как уходят?

Анна вжалась в постель.

– Тогда иди… – проговорила она.

Покачав головой и подумав «как луна не умею», Виктор надавил на дверную ручку. Его неприятно будоражило. Всякий раз, расставаясь с женщинами, его неприятно будоражило.

* * *

Беер-Шева,16-ое августа 2005 года, 13–20


Горячий воздух налипал на нос и щёки, а на залитые солнцем улицы Беер-Шевы было больно смотреть. На краю тротуара несколько человек ждали автобуса. Виктор заглянул в лица людей, пытаясь обнаружить на них мысли, напоминающие о завтрашнем дне, или хотя бы угадать, кто «наш», а кто «не наш». Ничего Этого лица не выражали. Виктор отступил в тень брезентового навеса над мебельным магазином и суетливым движением пальцев отстегнул на рубашке ещё две пуговицы. «Завтра…» – ни о чём другом, кроме как об Этом, не думалось. «В какой-то сотне километров от Беер-Шевы готовится преступление, – подумал он, – а эти граждане…».

Виктор вышел из-под навеса, убеждая себя, что выражение на людских лицах – это ещё не показатель, зато бегущие по мостовой автомобили с оранжевыми ленточками на антеннах утешали, вызывая в нём радостное чувство и уверенность. «Эти-то – наши…» – Виктор с удовольствием повёл счёт проезжавшим мимо него автомобилям с оранжевыми лентами: один, два, четыре, семь, двенадцать… «Наши – выстоят!» – твёрдо подумал он и в нагрудном кармане потрогал губную гармошку.

«Надо бы сыграть что-нибудь торжествующее?» – решил он.

Передумал.

«Ещё не время…».

«Завтра!..»

Рядом, широко размахивая руками, прошли три парня в чёрных лапсердаках и чёрных широкополых шляпах; они яростно спорили между собой – каждый пытался дать свой комментарий какой-то цитате из священного писания. «У них – ихнее…» – подумал Виктор.

Высокий старик, стоя посередине тротуара, прокричал: «В помощь сиротам!.. Вам зачтётся!..» На старике был серый в тонкую белую полоску пиджак, синие джинсовые брюки и сандалии на босу ногу. В руке он держал жестяную банку, на крышке которой была проделана узкая, но вполне заметная щель.

«Забота о сиротах через щель», – подумал Виктор и опустил пять шекелей.

Впереди мигнул зелёный глаз светофора, но, немного переждав, густо покраснел. Виктор отвёл взгляд. «Зелёный – можно; красный – нельзя. Живём, согласно указаниям светофора…»

На углу, возле лотка с бананами, мужчина, оторвав глаза от газеты, торопливо глядел по сторонам опасливым, растерянным взглядом, а стоящая возле него женщина, безвольно опустив руки, упорно глядела себе под ноги. «Мужчина, должно быть, «из наших», – предположил Виктор, – а она – чёрт знает…»

Со стороны пустыни, таща на себе высохшие апельсиновые корки, пустые пластмассовые банки, обрывки газет, в город прорывался горячий ветер.

Мужчина протёр глаза, его лицо страдальчески напряглось.

«А я тебе говорю, что они не посмеют!..» – сказал он и вдруг, ухватив женщину за плечо, легонько встряхнул её.

«Ты много чего говоришь…» – вяло отозвалась женщина. Она продолжала смотреть себе под ноги.

«Не позволим…», – подумал Виктор и ударом ноги отбросил пластмассовую банку. Та с шумом отлетела в сторону.

«Завтра… – думал Виктор. – Через какой-то десяток часов – настанет завтра…»

За спиной послышался скрипучий голос:

– Развлекаешь себя?

Виктор обернулся.

Остроносая старушка с дряблыми щёчками, вытянув далеко вперёд шею, впилась сердитым взглядом.

– Вроде бы! – признался Виктор.

– Ужас и только! – старушка съёжилась.

– Что? – ошеломлённо спросил Виктор. – Что ужас?

– Всё, что вокруг… – ответила старушка. Присев на выступ тротуара, она закурила.

Виктор оглянулся вокруг, подумал: «Что есть, то и есть…»

У молоденького полицейского он спросил: «Как дела?».

Полицейский поднял глаза.

– Чего тебе?

Виктор свой вопрос уточнил:

– Ты наш?

Полицейский устало вздохнул.

– С головой в порядке? – спросил он.

– А какой сегодня день?

– Солнечный!

– Если день солнечный, тогда в порядке…