Мадам Надин обычно передвигалась по поселку, умело управляя дорогим автомобилем, она вообще давно привыкла полагаться в своей жизни только на себя, и вождение не было исключением. Несмотря на то что среди ее служащих был водитель, сесть и покатиться по идеальным дорогам Долины, чувствуя власть над железной махиной, которая повинуется любому нажатию педали или движению руля, было для нее истинным наслаждением. Но сегодня Надин решила пройтись пешком, ей хотелось лично посмотреть, как настроены люди, что они обсуждают, чем заняты. Правда, особых наблюдений провести не удалось. По пути ей почти никто не встретился, а солнце, успевшее довольно высоко подняться над Долиной, сделало прогулку весьма утомительной. Но все же, выйдя на главную площадь поселка с причудливым фонтаном в центре, Надин, несмотря на жару, пошла по кругу, любуясь достопримечательностями. Вначале ее взору открылся семейный ресторан «Зиккурат», как и вавилонские зиккураты, здание было квадратным в плане, имело несколько ярусов и плоскую крышу. Рядом с «Зиккуратом» находилось здание местной библиотеки, смотревшее на гостей и жителей Долины огромными глазницами стеклянных окон. Следом располагалось уютное кафе с милой террасой под белым шатром, отделенное от площади вазонами, засаженными разноцветной петуньей. В кафе обычно проходили детские праздники и посиделки в полуденную жару с прохладным лимонадом или персиковой водой – личным изобретением мадам Надин. Кафе тоже принадлежало ей.

Как дань любимому дамой Вавилону, начиная от ресторана «Зиккурат» по фасадам всех зданий площади тянулся фриз из лазурных изразцов с изображением золотых животных. Немного выступая из стен, плавно шагали, подняв вверх хвосты, лисы, на здании библиотеки расположилась вереница дельфинов, по строгому фасаду банка гордо шествовали могучие быки, превращая всю площадь в своеобразную торжественную процессию, сходящуюся у постамента, на котором уже несколько десятилетий возвышалась статуя бронзового павлина – Мардука, прекрасного покровителя города, расправившего грандиозный хвост, одна из лап же его венчала горку персиков.

Дама оглянулась, чтобы посмотреть, как реагируют люди на отсутствие Мардука, но не успела оценить обстановку, как вдруг ее внимание привлекло помещение рядом с почтой. В нем Надин планировала открыть детский магазин, но все не могла договориться с хозяином о покупке этой недвижимости. И тут вдруг глаза ее расширились, отказываясь верить увиденному: фасад постройки был перекрашен, прекрасный ряд стройного зооморфного орнамента беспощадно сорван, вместо него сияла красная неоновая вывеска «Море мяса», а внутри шли ремонтные работы.

– Кто посмел?! – закричала в сердцах Надин, кровь прилила к ее щекам так, что могло показаться, будто она только что сделала маску из садовой клубники. Казалось, еще секунда – и она ринется в это кафе, выгонит прочь рабочих и сорвет вопиющую вывеску, установленную без ее разрешения. Но она оставалась на месте, краска постепенно отхлынула от ее лица, дыхание выровнялось, и глаза больше не были округленными. Так, постепенно приходя в себя, Надин пристально глядела на «Море мяса», потом по ее лицу скользнула жутковатая улыбка, и она уверенной походкой как ни в чем не бывало направилась в библиотеку, где в большом читальном зале ее ожидали представители от каждой улицы, чтобы разработать план по поиску Мардука.

Когда Надин открыла дверь просторного зала, гул голосов десятков одновременно говорящих людей напоминал пчелиный рой. Она недовольно покачала головой и прошла в самую гущу толпы.

– О, мадам Надин, как хорошо, что вы пришли, а то у нас тут спор вышел, – обратился к ней молодой мужчина – управляющий продуктовым магазином Долины. – Тут такое дело, понимаете ли, парень со Звездной предложил установить на площади камеры наблюдения. Это бы решило все наши проблемы, никто не посмел бы тогда покушаться на нашего Мардука.

Надин насторожилась, она обвела взглядом людей, которые притихли, ожидая ее реакции, присела на единственный свободный стул и как бы невзначай спросила:

– А что это за парень такой умный?

– Ну, как там его, Глеб, что ли, тот, что собирается открыть ресторан быстрого питания на площади, рядом с вашим кафе. Он, наверное, и камеры из-за этого хочет устанавливать.

Надин не сдержалась и закашлялась от неожиданности. «Этот мелкий гаденыш мало того что мутит воду в сельском совете, выбивая разрешение на строительство яхт-клуба, так еще решил устроить фастфуд в Долине, и где? На центральной площади, рядом с моим “Зиккуратом”!» Пока эти мысли, как раздражающая муха, крутились где-то на задворках ее сознания, дама с совершенно невозмутимым выражением лица произнесла уверенно и громко, так, чтобы быть услышанной во всех уголках просторного зала:

– Неужели вы согласитесь быть под вечным наблюдением каких-то камер слежения? Это же лишит нас права на неприкосновенность частной жизни, отберет у нас возможности хранить личные и семейные тайны.

Дальше дама постаралась использовать побольше непонятных юридических терминов, чтобы посеять в умы людей сомнение в решении, которое они буквально минуту назад были готовы принять с уверенностью, что действуют на благо поселка. Она пообещала лично выплачивать зарплату сторожу, только бы не дать Глебу вмешаться в привычную жизнь Персиковой Долины и, еще хуже, повысить его авторитет в глазах сограждан. Но Надин уже приготовила для Глеба «подарок», поэтому сейчас была не просто спокойна, а даже довольна собой, и губы ее подернула зловещая улыбка.

***

Джемма, услышав от тети, что ее первая любовь – Коля Вересков, точнее Николя – не вернулся в Долину с виноградников, сначала подумала, что эта новость не имеет к ней никакого отношения, потом поймала себя на мысли, что огорчилась. Беспокойство, воодушевление и трепет в груди, сопровождавшие ее все время пребывания в доме Надин, куда-то улетучились, ведь теперь, шагая по улице, она не замирала от волнения, одновременно боясь и надеясь в каждом прохожем мужчине узнать Николя. Поэтому она вышла на улицу только для того, чтобы прогуляться до дома Лили и наконец обсудить с ней послание от Андрея. Снаружи дул ужасный ветер, назойливый спутник жителей прибрежных городков. Джемма почувствовала, как очередной порыв словно сахарной пудрой присыпал ее с головы до ног песком с дорожки. Она сначала стерла его со своего лица, затем несколько раз кашлянула и начала отряхивать песок с ног, кроссовок, потом с белоснежной футболки. И вдруг явственно увидела себя: двадцатичетырехлетняя молодая женщина, пересекшая страну в побеге от любовной неудачи, она стояла посреди улицы образцового порядка в поселке, который больше походил на декорации к съемкам фильма «Отчаянные домохозяйки». Она смотрела на себя как из зрительного зала, какова здесь была ее роль? Маленькой глупышки под управлением властной тетки, сталкера, идущего по следу бывшего любовника, которого так и не смогла забыть за все эти годы и, пожалуй, была бы готова броситься не только в Долину, но и на край света, чтобы еще раз посмотреть в эти его цвета океана глаза, или она просто неудачница, которая никогда не достигает желаемого? Место на факультете древностей в Сорбонне Джемма так и не получила, как не получила в свое время столь желанное предложение от Николя, и даже таинственная запись, приведшая ее в этот кукольный мир, оказалось, принадлежала мертвому парню, который теперь никогда не сможет объяснить, что он хотел ей сказать.

Неизвестно, как далеко бы завело Джемму самобичевание, если бы на дороге она не заметила Лилю. Девушка шла ей навстречу, катя впереди себя летнюю коляску с годовалой дочерью.

– Гуляете? – приветствуя Лилю поцелуем и с умилением разглядывая девочку, спросила Джемма.

– Ага, сегодня припозднились, солнце уже высоко.

– Какая хорошенькая крошка, – потрепав малышку по щеке, проговорила Джемма и, посмотрев на молодую мать, добавила: – Она очень на тебя похожа.

– А мне кажется, что на отца, – рассеянно проронила Лиля и не нашлась что добавить.

Девушки какое-то время шли молча, долгая разлука, несовпадение жизненных ценностей, стремлений и идеалов огромной пропастью лежали между подругами. И чтобы преодолеть эту неловкость, Джемма хотела заговорить о чем-нибудь непринужденном, а в таких случаях лучше всего работают воспоминания.

– Помнишь посиделки в «Гнезде», то есть в VIP-зале тетиного ресторана? Я часто вспоминаю нашу компанию: тебя, Руслана, Николя. Не видела ребят сто лет, расскажи, как у них дела.

– Даже не знаю, что тебе рассказать, все вечно заняты работой. У Максима устричная ферма, мы с мужем там часто бываем. Руслан – так он врачом работает у нас в амбулатории, все его уважают, отличный специалист, очень мне с дочкой помогает, я ему даже среди ночи позвонить могу, если у малышки температура. А вот Андрею не повезло, – опустив глаза, проговорила Лиля и запнулась.

– Да, не повезло так не повезло, – тяжело вздохнув, сказала Джемма и почувствовала, как горло сдавило от волнения и глаза наполнились слезами. – До сих пор не верится, что кто-то мог его убить. Но есть еще одна странность: за несколько дней до смерти он прислал мне голосовое сообщение.

– Любовное? – вытаращив глаза, прошептала Лиля.

– Нет, конечно! У нас с ним никогда ничего не было.

– А что тогда там было? Он просил о помощи, ему кто-то угрожал?

– Не знаю, сообщение такое запутанное, я пока еще не разобралась, о чем оно. Удивляет даже то, что он решил со мной связаться, мы не общались с ним с того самого злосчастного дня рождения, когда мне исполнилось двадцать.

– Да, я помню, мы отмечали его в ресторане на скале.

– Удивительно, что я тогда с этой скалы не сбросилась, мне до сих пор стыдно, – закатывая глаза, простонала Джемма.

– Брось, четыре года прошло, все уже давно об этом забыли.

– Забыли? О том, как я устроила двойной праздник в честь своего дня рождения и нашей с Николя помолвки, на который он так и не пришел? Мне до сих пор кажется, что у меня это на лбу написано. Я после этого ни разу не праздновала свой день рождения и не говорила ни с кем из тех, кто был тогда приглашен. И вот четыре года спустя Андрей вдруг прислал мне это сообщение, а потом его убили. Ума не приложу, что мне теперь делать.

– А может, он хотел попрощаться или предвидел что-то, – тяжело вздыхая, сказала Лиля почти шепотом и жестом показала Джемме, что девочка в коляске уснула.

– Единственное, что я поняла, – он хотел, чтобы я вернулась в Долину.

– Тебе стоит поговорить с его матерью, вдруг она что-то знает, – предложила Лиля.

– Я так и сделаю, ты умница, Лиля. Но сегодня бал, а завтра обязательно зайду к ней.

***

«Казалось бы, ну что такое бал? Просто сборище разодетых дам и господ, которые облачились в чуть более длинные и блестящие, чем обычно, платья и надели более увесистые грозди украшений, не став никем другим по сравнению с теми, кого я видел утром в магазине, на пляже и в сельском совете», – думал Глеб, плавно подъезжая на своем джипе к центральной площади. Несмотря на то что это был «всего лишь бал», Глеб был гладко выбрит, надушен, облачен в смокинг, а на сиденье рядом с ним лежала золотая маска волка. Он был уверен, что мадам Надин пригласила его в жюри не просто так. Зная его ненависть к традициям Долины, она, по его мнению, предполагала, что Глеб нарушит все правила дресс-кода и норм поведения, выставит себя в дурном свете перед элитой Долины, навсегда заработает репутацию чудака и наконец перестанет угрожать Надин своими сомнительными идеями. Но, конечно, Глеб не собирался дать Надин такую возможность. Он выглядел не просто по правилам, а безукоризненно: белоснежные манжеты оттеняли загорелую кожу сильных рук, золотые запонки поблескивали в свете вечерних фонарей, уложенные мягкой волной кудри эффектно обрамляли худощавое строгое лицо. Если бы кто-то увидел его сейчас со стороны: как он поправлял бабочку, как излишне часто поглядывал на свое отражение в зеркале заднего вида, то подумал бы, что Глеб собой любовался. Сам бы Глеб себе в этом точно никогда не признался, как и в том, что был взволован, полон предвкушения и рад быть здесь, как и каждый, кого пригласили, ведь это же был бал!

Подъехав к главному входу ресторана «Зиккурат», у Глеба не оставалось сомнений, что жители Долины считали бал невест главным событием трехлетия, и даже смерть Андрея Дижэ не могла послужить достаточной причиной, чтобы его отменить. Площадь была украшена сотнями огней, а ряд факелов обозначал место центрального входа. Прекрасные белокурые ангелы на ходулях резвились, осыпая гостей лепестками роз и конфетти. Из зала уже доносились звуки приглашенного струнного оркестра.

Подготовка к балу начиналась за несколько месяцев, девушки от 18 до 20 лет из лучших семей Долины, подчиняясь жесткому церемониалу, готовились продемонстрировать обществу себя, свои таланты, наряды, навыки светского этикета, превращая бал в своеобразный экзамен. По правилам, головы новоиспеченных невест украшали цветочные венки, а мужчины Долины скрывали свои лица под золотыми масками зверей не случайно. Ведь в кульминационный момент праздника, когда лучшая, по мнению жюри, конкурсантка объявлялась царицей цветов, начинался благотворительный аукцион, в ходе которого мужчины предлагали значительные суммы за ужин с победительницей.

Свидание это традиционно проходило на следующий день в этом же ресторане и собирало за соседние столики не меньше зевак, чем масштабный фейерверк или появление знаменитости.

Глеб мечтал насаждать свои идеи, но особого внимания к своей персоне не любил, а быть в центре многолюдной толпы его и вовсе тяготило, поэтому, потянувшись к маске, он поймал себя на мысли, что это сейчас для него был самый желанный аксессуар. Он вспомнил, как ему принесли атласную голубую коробку с пригласительным, двумя пирожными в виде цветов магнолии и золотой маской волка. Все в этом поселке приводило Глеба в замешательство и заставляло отчаянно сопротивляться, но, сам того не замечая, он боролся с устоями вокруг как с зыбучими песками, которые лишь больше затягивали его.

Ко входу одна за другой подъезжали машины, из них выходили разодетые, как франты, мужчины в золотых масках, они подавали руки дамам в пышных платьях с оголенными плечами, глубокими декольте, украшенными массивными драгоценностями, поскольку этот бал, как и всякое светское мероприятие, был поводом не столько показать умения вальсировать, сколько продемонстрировать свой достаток. Глеб еще раз взглянул на себя в узкое зеркало заднего вида, потом быстрым движением надел на лицо маску, решительно открыл дверцу автомобиля и зашагал к центральному входу, мечтая как можно скорее слиться с толпой. Но он ошибался, надеясь, что его появление в зале останется незамеченным. Несмотря на то что лицо его было скрыто, казалось, что все только его и ждали: как только чужак – Глеб – переступил порог «Зиккурата», толпа раздвинулась, как воды Красного моря от движения руки Моисея, и несколько сотен пар глаз, как по команде, уставились на него. Юноше показалось, что даже музыканты на секунду затихли. На самом же деле все вокруг замерли, потому что на балу появилась мадам Надин. Она шла навстречу Глебу по этому людскому коридору, застывшему в ожидании, прогонит Надин иноземца или позволит ему остаться. Потому что бал без грандиозного скандала, по мнению толпы, был лишь пустой тратой времени.

Надин в свою очередь шла очень медленно, так медленно и так значительно, что волнение в юноше уже начало переходить в панику. Он чувствовал себя ни больше ни меньше опальным декабристом на встрече с императором. Мадам Дроу действительно сегодня напоминала королевскую особу в красном бархатном платье со шлейфом и диадемой в высокой прическе. Когда наконец Надин приблизилась к своему юному противнику, то холодная надменность на ее лице внезапно сменилась на благодушную улыбку удовольствия, которая бывает только при встрече старых друзей.

– Добро пожаловать на ваш первый бал невест! – громко, так, чтобы расслышали все в зале, сказала Надин, и толпа выдохнула, то ли с облегчением, то ли с разочарованием. Потом дама наклонилась и вполголоса произнесла, не убирая довольной улыбки со своих губ: – Я человек откровенный, Глеб, и вы мне не нравитесь. Но сегодня вы мой гость, так что забудем на время наши разногласия и выпьем шампанского, – мелодичным тоном пропела Надин, пристально вглядываясь в глаза юноши под маской волка, а потом в сторону уже громко и повелительно добавила: – Шампанского! Шампанского!

***