Цитаты из книги «Последний гость»

сегодня, назвав Соню Верой, Руслан вдруг подумал, что, может, он не имеет права ее забывать, он же любил ее так крепко, даже отчаянно. Что же это тогда за любовь такая, которую можно вот так взять и вычеркнуть из своего сознания?

И хотя Петр Иванович отнесся ко мне с подозрением, все же сразу начал делать эскиз, поскольку тщеславие его тут же взяло верх, и то, что я после всех наших разногласий решил сделать у него заказ, потешило его гордыню. Ну а я тем временем незаметно взял один из его инструментов – скульптурное долото. Оно острое и тонкое, подходило идеально.

– Я не хочу знать, что было дальше, все и так понятно, – проговорила девушка, закрывая руками уши. – Единственное, что меня интересует, – неужели тебе не было страшно убить человека? Как ты смог решиться на такое? – Было, Джемма, мне было очень страшно, особенно тогда, когда я узнал, что

– А где ты взяла эти пирожки? Ты что, украла их в детском саду? – Не украла, а просто испекла там, – виновато поглядывая на Глеба исподлобья, оправдывалась Соня. – Нет, Соня, ты что, не понимаешь?! Обо мне и так черт знает что говорят в Долине, не хватало сплетен про то, что я объедаю детей! – Он начал нервно ходить по комнате, и Соня видела, что его раздражение постепенно перерастает в гнев. Она съежилась словно черепаха, загнанная в панцирь, и ожидала, что будет дальше. Глеб же все еще метался около стола, такой же разъяренный, как и буря, не на шутку разыгравшаяся снаружи, пока наконец не закричал: – Почему ты не пошла домой к мужу?! – Да потому что он изверг! – вдруг тоже очень громко закричала Соня и, отвернувшись, уткнулась лицом в спинку дивана.

– Эй, хватит играть в прятки, выходи! – скомандовал капитан, подходя ближе, и был еще больше ошеломлен, когда понял, что забравшийся на яхту хулиган был девушкой. Он осветил ее мертвецки бледное лицо с круглыми горящими глазами, не зная, как вести себя дальше. Девушка, как загнанный зверек, забилась за канаты и дрожала всем телом. – Не бойся, я тебя не трону, выходи, – пытался выманить ее Глеб. Он говорил спокойно и очень тихо, жестом маня к себе рукой, будто она была глухонемой или чужестранкой. – Зачем ты сюда забралась, почему не дала о себе знать, когда мы отчаливали от берега?

главное было делать все вместе, как единый организм, как маленькая армия или скорее шайка разбойников: забраться в персиковые сады Надин и убегать с бешено колотящимся сердцем от сторожа; стащить у рыбаков лодку и уплыть на маяк ночью, а потом купаться голышом и обещать девчонкам, что не будешь за ними подглядывать, но не сдержать обещание; устроить гонки на лошадях без седла или сделать из старенького запорожца кабриолет, срезав кабину, и всей компанией забираться в него, чтобы на предельной скорости рассекать по побережью, оставляя на мокром песке глубокие следы, испробовать все опасные виражи; прыгать с самых высоких утесов; выпить весь алкоголь в баре Надин и заявиться пьяными на праздник цветения эхинопсиса.

– Что посоветуете, док? Прятаться здесь до утра? – Они не уйдут, Мардук для них – священное животное. Теперь все думают, что беды в поселке случились по вашей вине. И, как подтверждение слов Руслана Игоревича, толпа начала скандировать: «Глеб! Глеб! Глеб!» – Вы думаете, я должен выйти и объяснить, что не воровал Мардука? – Объясняться с разъяренной толпой не лучшая затея, просто нужно выйти с гордо поднятой головой и направиться домой, будто ничего не произошло. – Звучит как самоубийство, – потирая рукой лицо, ответил Глеб. – Если вы будете прятаться, это только подтвердит вашу вину. – А если ваш план не сработает, док? Что если они бросятся на меня, распнут или принесут в жертву этому своему петуху?

– Просыпайся, а то сейчас соседка баба Тоня пойдет за молоком на рынок и увидит тебя спускающимся с балкона. – Я выйду через дверь, мне двадцать семь, и я не собираюсь вести себя как мальчишка, – уже совсем проснувшись, произнес Николя и открыл глаза. Миловидная привлекательность делала его моложе своих лет, все в нем дышало здоровьем, беспечностью и самонадеянностью. Каждым поворотом головы, движением сильных рук, снисходительной улыбкой он старался продемонстрировать превосходство над другими. Привыкший, что на него заглядываются, Николя был уверен, что Джемме должно быть лестно просыпаться с ним в одной постели. А еще ему безумно хотелось, чтобы высокомерная дамочка – мадам Надин – узнала, что племянница пренебрегла ее советами и что она по-прежнему его любит, несмотря ни на что.

– Знаешь, как говорят: «Сегодня для любого дела самый лучший день!» – заговорил он мягко и уверенно, как могут только очень успешные мужчины. – Хотя в Долине каждый день – самый лучший, что скажешь? Я столько путешествовал, кажется, полмира пешком прошел, а остальную половину проплыл на серфе, но не там, за океаном, ни посредине пустыни – нигде нет таких закатов, как в Долине. – То есть ты вернулся ради закатов? – с усмешкой произнесла Джемма. – Нет, я вернулся ради своей мечты. Мои виноградники, завод – это нечто! Как сады Тосканы посреди Багдада – уникальное сочетание запада и востока. Ты должна их увидеть. Только здесь я чувствую себя собой, знаю, что я чего-то стою.

– Ты выглядишь встревоженной и растерянной, тебе нужно поспать. Может, дать тебе снотворное? – послышался сдержанный голос Руслана. – Нет, разве что у тебя есть что-то, чтобы вернуть мои 16 лет, мне совсем не нравится быть взрослой. Я не хочу хоронить друзей, подозревать бывших любовников в убийстве и тем более пить снотворное, – постукивая пальцем по фарфоровому блюдцу, ответила Джемма, она и вправду была на взводе, но едва ли сон мог решить ее проблемы. – Если бы я не был врачом, то, наверное, предложил бы тебе сейчас выпить виски, но я могу только дать совет.