Цитаты из книги «Элитная западня. Часть первая. Чужие тайны»

Я опускаю портрет брата вниз, потому что не могу смотреть ему в глаза, он умер из-за меня. Ева молчала, она и без того не была готова к разговору о смерти, а слова, сказанные Матвеем, обвинявшим себя в случившемся, просто повергли ее в шок. Время шло, молчание затянулось, она понимала, что нужно что-то ответить, как-то поддержать друга, но слова будто застряли в горле. Наконец, Ева сделала над собой усилие и, сев в кровати, негромко сказала спокойным тоном: – Я уверена, это была случайность, ты не способен кому-то причинить вред, я это чувствую.

И как Соловьева ни была на них зла, как ни хотелось ей их сейчас отчитать, она вдруг столкнулась с каким-то незнакомым чувством щемящей ностальгии по давно ушедшей молодости, дружбе, которая зарождалась у этой четверки. Валентина Ивановна, конечно, была уверена, что виной всего этого переполоха была Ева, но сейчас понимала сына – ради девушки и ради настоящей дружбы стоит рисковать, делать необдуманные поступки, да что там говорить, ради всего этого стоит жить!

Он облокотился о подоконник, стоя на лестничном пролете, и наблюдал, как Еву приветствовал, целуя, рыжеволосый юноша, вышедший из такой же рыжей машины, и помог ей сесть, галантно открывая дверцу. «Ну ничего, дорогая, скоро я запрещу тебе целоваться со всеми подряд и ездить в чужих автомобилях», – потирая руки, вслух произнес Герман и рядом с ее номером телефона, на месте имени абонента набрал большими буквами «ДОРОГАЯ».

Александр замер, он не знал, как ему реагировать на имя, которым вдруг назвала его эта высокомерная особа. Из ее уст оно, конечно, прозвучало ярко и даже пафосно, но не мог же он соглашаться со всем, что она делает с его жизнью, и даже не попытаться побороться.

Она каждый раз утром, когда этот напоминающий богатыря юноша вот так бесцеремонно уходил, даже не попрощавшись, давала себе слово, что больше не впустит его, но проходили дни, а иногда и недели в томительном ожидании, и, когда Герман появлялся среди ночи на пороге ее квартиры, она, не в силах сопротивляться его простодушному обаянию, принимала его, как самого дорого гостя.

– Герман, проснись, открой глаза, – услышал юноша встревоженный голос и почувствовал, как теплая женская ладонь прикоснулась к его щеке. Он поднял тяжелые веки и с облегчением вздохнул. Вокруг было тепло и спокойно, его одногруппница, у которой он остался на ночь, с большой фаянсовой кружкой ароматного кофе села на край кровати и обеспокоенно спросила: – Тебе снился кошмарный сон? – Да так, детские воспоминания, они иногда тревожат меня по ночам, – беря из рук девушки кофе, произнес Герман. – Расскажешь? – Нет, это все в прошлом, я стараюсь стереть эти события из своей памяти. Спасибо за кофе, мне пора.

Я вижу, ты совсем еще детка, – немного понизив голос и как-то очень нежно, не желая обидеть девушку, произнес Герман. – Но ты же не собиралась принимать ванну в одежде? – Я думала, что воду включить нужно было для звуков журчащего водопада, – наконец поборов неловкость, смогла хоть что-то вставить Ева, она посмотрела на себя в зеркало и заметила, что ее щеки действительно покраснели, ей было неловко, что Герман считал ее маленькой. Он, конечно, был старше ее на три года, но сейчас дело было не в возрасте.

Ты зачем ее столько месяцев обрабатывал? Уже должен был найти к ней подход, иначе грош цена тому, что ты возглавляешь организацию, если ее члены не могут выполнить ни одного нужного нам задания. Да, и запомни, пусть всем руководит Инга, а ты держись в стороне.

Торт? – удивленно поднимая брови, спросила Ева и тут же заявила: – Чтобы удивить меня тортом, он должен быть по меньшей мере из парижской кондитерской «Ладури». – Что ты, Ева, мой торт гораздо лучше. – Что же в нем такого особенного? – Я его сам испек.

ложь была ей чужда, и вообще людей, которые изворачивались и выкручивались, Ева осуждала, а теперь, обманув своих друзей ради Алекса, сама, как заядлая авантюристка, должна была как-то исправлять возникшую ситуацию.