Лже-Ганс Рихтер, блестяще проведший операцию по выведению из строя вражеского коммутационного имущества, заглушил свой паро-мото на перекрестке улиц Чапека и Ежа-с-бажен. Дымок от перегретых колес щекотал ему ноздри. Он думал о своей лже-Урсуле-Ольге, что на данный момент оставалась в самом логове врага. Оставалась в полном одиночестве. Но что поделать? Таковы суровые будни практикующего по контракту разведчика. Да ведь и Ольга-то сама виновата. Именно она беспрестанно клевала ему мозги: «Давай поработаем на Абакумова – и виллу на Кипре приобретем!». «И с кем теперь жить на этой вилле, если с Ольгой что случится?» – роились мысли в голове разведчика. Да и самому Евгену надо было выжить – весь город был наводнен ищейками Мюллера. Настанет день – и ему конец. Евген был не наивен – он знал, что его фото утром будет в городе на всех остановках пародилижансов. Весь внутренний мир в теле агента Евгена Попава-Скобеива вдруг запаниковал от мыслей, что о нем не помнят, забыли! Он почувствовал, как сердце заполняется досадой на сидящее в Москве, в уютных кабинетах, начальство. От холода Евгена, который забыл снять с лацкана фрака бейдж с надписью «официант», бил озноб. Ко всему он чувствовал жуткий голод. Непрошенные капельки слезинок напрашивались вытечь из его глаз. Тело, мозг и желудок наверняка преданного начальством разведчика уже впадали в депрессию, как вдруг послышались звуки несущегося по Ежа-с-бажен мощного паромобиля, уже прорезающего светом фар предутреннюю туманную серость улицы. Дверца автомобиля, едва сделавшего «полицейский» разворот, открылась как раз напротив трясущегося от холода агента, в голове которого тут же пронеслась мысль: «Вот и конец…». Но вместо пули в живот до агента Попава-Скобеива из открывшейся дверцы донесся уверенный и спокойный голос лейтенанта безопасности Путена: «Быстро сюда!». Прежде чем утопить в пол педаль пароакселератора, Путен сорвал с груди Евгена и выбросил поверх опущенного стекла наружу бэйдж с надписью «официант».
Анж Дуда никак не мог забыть пилотицу, что было причиной его абсолютного, уже трехнедельного игнорирования спальни давно ему надоевшей кислой рыжей супруги, от которой пахло табаком – менее изысканным, чем от Марты. Он почему-то надеялся, что когда Сталин и Гитлер поделят Польшу, Марта сразу его полюбит и, конечно же, прокатит в небе на своем 009-м «Хенкеле». Но Адольф Алоизович и Иосиф Виссарионович делить Польшу не торопились. Вторую неделю заседая в замке Чехословакии и отправив своих двойников создавать видимость присутствия на непосредственных рабочих местах в Рейхстаге и Кремле, настоящие стимпанкические Сталин и Гитлер принялись делить для начала Прибалтику. Прибалтийские земли должен был объехать на открытом паро-автомобиле обмерить и расчертить на условные зоны внедренный прибалтам Йохан Вайс, но ему особо не доверяли – ни Адольф, ни Иосиф. У каждого из них уже были свои разведданные, откровенно говорящие о том, что Даллес был неравнодушен к Вайсу и не раз дарил ему освежающий американский чуингам – блоками. Вайс, поочередно прикидываясь овечкой перед обоими «экселенцами», не знал, что энергичный и деятельный советский резидент лейтенант Путен уже дал более везучему, чем талантливому агенту Евгену Попаву-Скобеиву новое секретное задание. И оно состояло в том, чтобы независимо от Вайса сделать свои альтернативные замеры черноземных Прибалтийских земель и вывести средний размер еще не попавших в банки шпрот.
«Главное, – думал лейтенант Путен, везя в багажнике «Ауриса» агента Скобеива, – чтобы Владимир Рудольфыч Соловеев-Ульрихт не разбазарил бы одним воскресным вечером «истины, рожденные от споров». А точнее – некоторые ему известные обстоятельства, касающиеся операции по скрытным замерам чухонских земель Попавым-Скобеивым. Повидавший виды опытный спецслужбист лейтенант Путен как никто понимал, что ни в одном споре еще никогда не родилось ни единой истины. Просто кто-то из спорщиков ловчее навязывал свое мнение другим.
***
Настасья, обгоняя редкие пародилижансы, напористо давила на пароакселератор своего перламутрового каучукоколесного аппарата, с легкостью съедающего километры Чешско-Моравской возвышенности. Сделав значительный крюк ради запутывания следов которые, по ее мнению, должны были отслеживать настырные репортеры светской хроники, мнимый биограф Гашекаа, а на самом деле – сексуальная туристка, приближалась к условленному месту со стороны Моравске-Будеевице. Она несколько приустала от верчения баранки и постоянного утомляющего слух посвистывания пара в механизмах аппарата, но знала, что скоро у нее будет время отдохнуть, а заодно и сперва насладится растяжкой перед вожделенным, полным сладких эротических неожиданностей квестом. Паро-маршрутизатор на приборной блистающей позолотой доске показывал, что осталось проехать мост через речку – а там и уютная гостиница, которую через подставных лиц уже на протяжении последних полутора лет полностью оплачивал Бари. На мосту перед известным местечком оказался полицейский пост с внимательными людьми в форме, какие проверяли вереницу остановленных пародилижансов – интересовались больше пассажирами-мужчинами. Настасью пропустили без лишних формальностей, вероятно, отдав должное эксклюзивности ее аппарата, что напрочь исключила подозрительность полицейских. Еще пару поворотов – и к остановившемуся у подъезда гостиницы паро-авто Настасьи предупредительно приближалась парковочная обслуга. «Я на месте! Теперь – отдых в предвкушении рая!..» – подумала Настасья пред тем, как снять очки и покинуть кабину остывающего паро-авто.
***
Через пару минут после прерывистого сигнала тревоги дежурная пилотица Марта Брюгге была в кабине своего «Хенкеля» и, запустив двигатель, уже выруливала на взлетку. Мощные паромембранные шумоуловители – одно из выдающихся инженерных достижений рейха – учуяли работу винтов неопознанного дирижабля за много километров до бесполетной зоны. Брикетно-урановый радар с совершенной паро-стрелочной индикацией безошибочно направлял самолет Марты навстречу летящему выше птиц дирижаблю Николая. Любимец вождя, обладатель самого золотого голоса паромеханической эпохи колоратурный сопран в полудреме, одев наушники и включив автопилот, слушал пластинку с Каем Метовым и мечтательно поглядывал на мимо проплывающие облака.
Марта решила использовать пароогнемет и пулемет «спарку», стреляющий игольчатыми патронами, одновременно. Раздумывать было некогда: операторы паро-шумоуловителей немного зевнули, вволю попив накануне шнапса с крестьянками-чешками, и неопознанный дирижабль плыл уже почти над Калиште. Сделав круг над непрошеным гостем, Марта разобрала на его борту непонятные ей килирические знаки «Таисия». Выполняя свой недвусмысленный приказ, пилотица, зайдя сверху и с тыла и поймав в прицел кусок раздутой сигары, потянула на себя гашеточную ручку. Из носового пулемета эксклюзивного два ноля девятого «Хенкеля» в неопознанную сигару брызнули светящиеся пунктиры. Огурцеобразный непрошеный гость с непонятным для пилотицы названием почти в мгновение запылал малиновым пламенем. Уже беря обратный курс на свой аэродром, Марта заметила внизу едва освещенного светом догорающего дирижабля пилота, что спускался на аварийном паро-кевларовом шаре – также подарке Николаю от Вернера фон Брауна…
Марта не имела садистских наклонностей и не стала стрелять по парашютному шару, что спускался; свой приказ она выполнила. На земле пилотом дирижабля-нарушителя пусть занимаются люди Мюллера из IV отдела РСХА.
Урсула Пфайфер – она же Ольга Скобеива – вторые сутки сидела в камышах в прохладных водах Влтавы. Утепленный водолазный костюм немного спасал ее тело от длительного соседства с холодной водой. После того как ее напарник и сожитель Ганс-Евген залил нигролом приемник адъютанта Гитлера Куртца, Ольга по предусмотренному ходу операции сперва, запершись в туалете, переоделась трубочистом и, вылезши на втором этаже из камина, ушла через окно. Далее ей пришлось откопать в тайнике водолазный костюм и сидеть в воде, пока не успокоятся все агенты Мюллера со своими собаками и пока за ней не придет человек с красной удочкой. Человека не было третьи сутки. И с каждым часом ожидание становилось все томительнее. Редкие рыбаки, что появлялись время от времени у реки, все были с обыкновенными неяркими удочками. Ко второй половине дня, что как раз наступила, рыбаки обычно исчезали. И только один упитанный настырный чех в натянутой почти на глаза гуцульской шляпе тупо не отрывал взора от поплавков своих удочек. Упоротый рыбак был помехой в осуществлении единственного желания намерзшейся в воде Ольги хоть немного попрыгать на берегу, чтобы согреться. Рыбак не спеша поднялся с походного табурета, потянулся… Стал, наконец, собирать свои снасти. Собрав все, он неожиданно, как фокусник, достал откуда-то красное удилище и воткнул его в прибрежный песок. Рыбак на паро-мото с коляской – это был Владимир Рудольфович Соловеев-Ульрихт, выполнявший по приказу лейтенанта Путена свою миссию по переброске на родину агента Скобеивой, – бережно встроил в коляску своего паро-мото посиневшую от холода Ольгу. Затем накрыл пледом и на заранее приспособленные к боковинам коляски кронштейны приладил поверх Ольги площадку с пенопластовым, якобы запасным двигателем от своего же паро-мото. Ольга стала совсем невидна постороннему глазу. Пенопластовый же двигатель был специально изготовлен на заводе «Молот», в секретном отделе, с использованием новейшей паро-голографической технологии и визуально его невозможно было отличить он настоящего. Надевши шлем, паро-мотоциклист завел трехколесный аппарат и включил рычажок функции «теплая коляска». Почувствовав тепло, тело спасенной разведчицы расслабилось, и она скоро заснула полностью отрешенным от мира сном. Приснился ей смущенно улыбающийся укрокреакр Вячьслав Николаич, одетый в красную косоворотку и шаровары. В руке его был большой деревянный пивной бокал в головном рельефе гоголевского Пацюка.
Выжимая педаль пароакселератора на полную, порядком уставший, но с чувством наполовину выполненного долга Владимир Соловеев-Ульрихт уверенно направлял свой паро-триал в сторону границы Королевства Венгрия.
***
На подлете к аэродрому базирования Марта просверлила небо двойной «бочкой», давая понять всем, ее видевшим снизу, что задание выполнено. Посадив машину и будучи верной своей утрамбованной летными буднями привычке, пилотица достала из пачки пахнущую ментолом тонкую сигарету и, отодвинув фонарь, не снимая шлема, охотно затянулась. «Наверное, заблудившегося на дирижабле поляка, что спускался на паро-шаро-парашюте, уже догрызают служебные собаки рьяных служак из гестапо», – подумала она. Марта нисколько не сожалела о своей атаке беззащитного гражданского «Таисия». Ведь фюрер, которому она была предана всей своей арийской душой истинно немецкой женщины, должен был быть предельно огражденным от всяческих рисков со стороны всех этих коммунистических красных, особенно, не дай гот, коварных польских, молдаванских или русских. В глубине души Марта, конечно, чувствовала, что она где-то как-то местами поигрывает роли в этой жизни. Ведь когда она была вне роли, то допускала в себе сомнение в том, что Гитлер во всем мог быть лучше Шиллера или Гете. Наедине с собой лучшая пилотица рейха даже признавалась сама себе в том, что курит для удобства быть не во всем честной. Марта не знала, что корни ее сомнений – возможно, в ее полностью русском происхождении. Ее приемным родителям, немецким евреям, удалось, бросив в Заволжском разоренное гражданской войной небольшое хозяйство с овцами и зубным кабинетом, уехать с удочеренной полуторагодовалой русской девочкой в Германию. Но Марта этой правды не ведала. А из всего русского любила только модель самолета «Илья Муромец», висевшую под потолком в ее спальне, и еще, сама не зная почему, русские романсы. Докурив сигарету, Марта ловко выбросила из кабины на крыло пару своих как натренированных, так и очаровательных ног и грациозно соскользнула на землю, предоставив машину техслужбам аэродрома. Ее боевое дежурство закончено. Сейчас она сядет на свой двухколесный паро-мото, отмеченный на паро-тендере розово-фиолетовой свастикой, промчится через такой знакомый и загадочный, в своей предрассветной задумчивости, лес… и окажется в своей уютной съемной квартирке с волнистыми бежевыми занавесками и шикарной белоснежной ванной.
***
Золотой голос Паросиловой эпохи колоратурный сопран Николай Баксков находился внутри прозрачно-кевларового – спасибо Вернеру фон Брауну – парашюто-шара, зависшего в верхушках высоких деревьев. Николай был в ступоре. Он никак не мог поверить, что самый до сих пор большой ужас в его жизни вроде как закончился. «Давно надо было сваливать из этой Рашки, захватив лучшие сценические костюмы! Свои, а то и смежного певщика Филиппа. Что за страна?! Не может построить для народа несгораемый дирижабль!» – в сердцах возмущался Николай, проявляя минутную слабость. Сейчас он даже совсем забыл, куда и зачем летел. В полной темноте он нащупал зеркальце с фонариком и, взглянув в него, ужаснулся! От пережитого страха его блондинистые волосы потемнели и стали цветом, точно как борода у депутата Милонава. «Надеюсь, это временно», – в испуге предположил Николай, не в силах допустить мысль, что Милонав теперь сможет везде, где ни попадя, срывать часть его аплодисментов. Порывшись в карманах порядком порыжевший Николай нащупал прибор ночного видения на микро-паровой оптике и посмотрел вокруг… «О Го-осподи-и-и!» – впервые в жизни фальшиво пропел, а не проговорил любимец публики и вождя народов золотоголосый сопран. Он с ужасом увидел: до земли, где под ним зачем-то, едва различимые в полумраке, целой шеренгой целеустремленно пробежали какие-то господа с собаками, было не менее 20-ти метров!
Николай схватился за голову. «Люди с собаками… Наверное, деятельные члены Совета Федерации какого-нибудь Богемского или Моравского, – подумал про них Николай. – Резво скрылись из виду». Значит, кричать о помощи сквозь звуконепроницаемые стенки шара уже было бы глупо. С досады Николай стукнул кулаком по нехитрой приборной доске парашюто-шара. От удара откуда-то снизу ему прямо на ноги, упал спас-жилет, компактно упакованный в прорезиненную сумку. Удрученный ситуацией Николай не сразу вспомнил про полиаморфный паро-шаро-спасательный жилет, подаренный ему на гастролях в Бразилии дедушкой Илона Маска. Множественные шары жилета, реагируя на препятствия изменением температуры в смеси гелия с парами текилы, соответственно, давлением внутренним и, соответственно, меняя свой размер, позволяли беспроблемно спускаться с деревьев любой высоты.
Из спиртного Марта изредка предпочитала лишь светлые вина. Однако за отсутствием таковых выпила с коллегами-пилотами Люфтваффе из свободной смены пару фужеров Баварского пива. Пропев в компании с ними пару куплетов «Хорста Веселя», Марта поспешно распрощалась с уже подвыпившими «ястребами Геринга» и, пока не начали рассказывать сальные анекдоты, направилась к своему паро-мото. И вот строенные фонари ее двухколесного, на паросиловой тяге «железного друга» уже мчат ее по лесной дороге сквозь стены из сосен в чешское местечко, к белоснежной ванне, бежевым занавескам и американскому патефону…
***
О проекте
О подписке