Один знакомый Артура Викторовича плотно присел на наркотики. Однажды одумался, попытался сползти с героина и начал принимать морфий. Чтобы слезть с морфия, ушел в запой и две недели по расписанию глушил водку. С алкоголя соскочил, перейдя на черный чай без сахара. Это хороший пример среднестатистического разрыва влюбленных: как и в случае с наркотиками, расставание принято перечеркивать новыми, менее болезненными отношениями, а в науке причинения боли самому себе Борода претендует на кандидатскую степень.
Надеясь заглушить воспоминания, Артур прикладывается к фляжке и протягивает дальше по кругу. Алкоголь притупляет чувство вины, но всегда следует расплата в виде похмелья, а каждому из нашей компании похмелье обеспечено: мы возвращаемся электричкой из Сетуни, где посетили сербский ресторан «Балкан» на Беловежской улице. Стоило сойти с подножки поезда за МКАДом, как Антось заметил: «Будто в провинциальной Беларуси оказались: те же совковые дома, те же вывески, и люди бедно одеты, с рыночной картоночки». Земляк не ошибся: по пути к ресторану наткнулись на чернильный фасад заброшенного кинотеатра «Минск». Где-то на подкорке заскребло шепелявое чувство вины: захотелось бросить все и автостопом умчаться на родину – организовать революцию или хотя бы государственный переворот. Жаль только, что в Беларуси меня ждут только сотрудники КГБ. Едва не расплакался, благо, на выручку пришел Артур Викторович и протянул полную флягу: я пригубил и взбодрился.
Много лет назад, когда доллар стоил 30 рублей, а Борода – трех собутыльников, он беззаветно и вдребезги влюбился в, допустим, Надежду – девушку на много лет младше – и размяк. Надежда застилала простыни ароматами мяты и маргариток, взбивая подушки гранеными пирамидами. По четным дням, когда солнце светилось в зените, она вставала с кровати с левой ноги, а по нечетным, когда сны тянули к надиру, вовсе не вылезала из постели. Когда поутру просыпались дворники и аппетит, она выпекала бисквиты, сервируя поднос гранатовым соком и рюмкой лафита.
Вместо лафита у нашей компании – коньяк. Антось Уладзiмiравiч отнекивается, а вот Дмитрий Александрович – новый член «Клуба» глоток опрокинул. Весной 2019 года о существовании «Клуба 28» прознали иностранные газеты: нам телеграфировали из Guardian и «Монреальского дроворуба», The New Yorker и «Ударника Чьяпаса». Le Figaro и Bild напрашивались на прием и слезно умоляли принять своих фотокорреспондентов в качестве сопровождающих. Мы отказали всем и выбрали Дмитрия – давнего друга и однокашника Артура по иешиве. Фотографа Дмитрия не бросали 28-летние женщины, напротив: наш новый товарищ – достойный семьянин, отец двоих детей и супруг замечательной скромной женщины. Его привели в «Клуб» научные изыскания и профессиональный интерес: будучи фотографом, он получает удовольствие оказываться в неожиданных локациях с колоритными персонажами, а мы типажи запоминающиеся. Ухмыляясь, он любил приговаривать, что все воспоминания умещаются в один объектив.
Память о нас Дмитрий запечатлел дотошно, как и Борода, все еще натирающий до блеска осколки прошлого: Артур души не чаял в особе с прямой осанкой и сердитыми ресницами, обрамляющими холодные, как воды ледовитого моря, глаза. Всякий раз, как Надежда брала Артура за руку, его глаза становились теплыми, как язык лабрадора. Артур крепил отношения крепленым вином и скромными завтраками, пряным пловом и приятными презентами, пешими прогулками и продолжительными путешествиями. Однажды влюбленные отправились во Вьетнам. Борода одолжил на прокат мопед: пусть водительских прав у парня нет, он договорился. Парочка оседлала малосильное средство передвижения и двинулась навстречу солнцу, волнам и песчаному пляжу. Вдруг в зеркале заднего вида Артур разглядел грудь девушки, а дорогу – не увидел. Борода притормозил, поправил зеркало и поинтересовался: «Я за рулем. Это что еще за дичь?» А девочка похлопала ресницами, улыбнулась и ответила: «Мне тушь надо поправить, вот я зеркальце и повернула».
В ту же минуту Артуру стоило сбежать: сдать мопед, поймать такси, поменять билет на ближайший рейс, удалить контакты особы из смартфона и забыть ее имя, ведь женщина, думающая в первую очередь о собственной внешности, а уже после – выражении лица спутника, рано или поздно обречена на награждение Дарвиновской премией: селфи на железнодорожных путях, селфи в кабриолете, проезжающем под мостом, или селфи в ванной с феном оборвут короткую, в отличие от ленты «инстаграма», жизнь, но Борода – мужчина терпеливый и памяркоуйный, прощающий все (или почти все), особенно в подпитии.
– Алкоголь и сигареты умеют ждать, вот и меня дождались, – метафизически-отрешенно заметил Артур и снова приложился к поллитровой жестянке коньяка. Я поперхнулся: то ли словами, то ли напитком:
– Это что значит?
– Настанет день, когда ты, даже будучи ЗОЖником или язвенником, закуришь или выпьешь, – терпеливо разъяснил Дима, припав глазом к фотоаппарату и отщелкивая кадры. Его глаза всегда казались слишком умными: он знал, что у Веласкеса можно отыскать 40 оттенков черного, способен был разглядеть каждый пиксель в кадре формата HD и наблюдал так, будто он на два шага видит твои дальнейшие действия и слова. – Я, когда помладше был, тоже выпивал: заходил в бар, заказывал холодный бокал и думал: «Ай, хорошо-ооо!» А теперь пиво не пью – женские гормоны. Но сегодня вечером, так и быть, накачу. Не люблю запретов, не люблю, когда от чего-то отказываешься. Всякий раз, как начинаешь что-то отрицать, закрываются двери, нам еще не известные.
Двери прекрасного будущего, нарисованного воображением Артура, захлопнулись стремительно и с грохотом. Сомнения друга в верности Надежды множились, и если частый смех девушки, не имеющий никакого повода, он списывал на молодость и игривый нрав, то запах свидетельствовал о совсем не радостных событиях: Артур читал запахи так же хорошо, как Шостакович – ноты, а Борхес слова. По запаху постели Борода и прочитал, что девушка изменила.
Накануне поездки в Смоленск Артур оставил на столике в спальне диктофон в режиме VOR – Voice Operated Recording, когда устройство включает запись сразу, заслышав голос. VOR – говорящее название, нарочно не придумаешь.
– Как пришла в голову такая мысль? – Артур откинулся на спинку скамейки. Другие пассажиры электрички: красавица с белыми глазами, быстро состарившаяся женщина в малиновом берете и без передних зубов, сухой старик с шумным внуком и скрипучей тележкой на колесиках, парень в модной футболке, сразу видно – импортная, из ГДР, поглядывали на нас с осуждением, а может быть – и страхом. Борода, не замечая сторонних ушей, продолжил: – Почему я подбросил тот диктофон? Может, потому что я говно? Но я твердо решил: если не сработает – буду считать себя говном, а если сработает…
Ей-богу, уж лучше бы Артур оказался говном. Он вернулся в Москву в хорошем расположении духа. Легкий завтрак и горький кофе, водевильные комедии и массивные стулья в ресторанах, нежные признания и пудовые чемоданы, пустяковые каламбуры и серьезные спектакли на время замылили взгляд, и Артур похоронил сомнения и диктофон где-то между стопкой дисков и монографией по архитектуре Москвы.
Парочка наслаждалась жизнью: вместе слетали в Батуми, а вернувшись снова поссорились. И тогда Артур вспомнил о диктофоне. Борода прослушал запись в рабочем кабинете. Коллеги, сидевшие за соседними столами, стали свидетелями преображения, наблюдая, как Борода сломался в пояснице и растекся по полу. «Вранье, измена, скандал, ревность, телефон в стену, удар в челюсть. Разбито зеркало, кровь на пол.
Эта баба заставит тебя бухать», – как сказала бы группа «Щенки».
Артур отпросился с работы и приехал домой пораньше. Вернулась и Надежда, застыла на входе и спросила: «Что случилось?» Артур пыхтел, Артур ежился, Артур крепился, а после выпалил в лоб: «Скажи: ты мне изменяешь?» – «Ты сумасшедший! Как тебе такое в голову пришло?! Ты идиот!» – «Вот как ты можешь смотреть мне в глаза и лгать?» – «Ты ебнулся? Я никогда тебе не изменяла!» – «Ты спишь с Владимиром». – «Никогда такого не было! Ты дебил! Ты сумасшедший!» Артур включил диктофон. Девушка ударилась в слезы, упала на пол, просила прощения. Артур сопротивлялся: «Собирай вещи и проваливай». А девушка ошерстилась и укусила в ответ: «Я тебя ментам сдам, хуемразь, никуда не съеду! Нельзя записывать человека без спроса! Буду жить, пока новую квартиру не найду». – «Ты выбрала направление, – ответил Борода. – Вот и пиздуй».
В ресторане «Балкан» члены «Клуба 28» отобедали наваристой чорбой с жирной рыбой, брызжущей соком плескавицей и щедро проперчеными шницелями под сладким черносливовым соусом, тарелкой фирменного ассорти: от ражничей до чевапчичей, и заполировали сетом самой вкусной домашней ракии, что мне доводилось пробовать, настоянной на айве, абрикосах, груше и сливах. Услышав историю Артура, я едва не проблевался на сидевшего слева Антося. Тут же родилась идея завести «твитер» под названием «Мой парень – хуемразь» и вести его в восемь рук.
Первым из дома сбежал Артур: Надежда собирала вещи. Борода хорошо запомнил тот вечер. На дворе стояла старуха и держала в руках тряпичную авоську. Она остановила Артура и спросила: «Который час?»
– Посмотрите, – ответил Борода.
Старуха поглядела на часы и увидела, что на часах нет стрелок.
– Тут нет стрелок, – отвечает.
Артур сплюнул, включил умные часы и посмотрел на электронный циферблат.
– Сейчас без четверти девять.
– Ах так. Благодарю.
Борода долго пережевывал сцену со старухой. Он уже и не вспомнит, когда последний раз случайный прохожий спрашивал, который час: у всех смартфоны, планшеты, часы. А тут вон оно как.
Спустя час Артур топил мысли в стакане яблочного сока. Яблочного сока с Jameson, ведь как праславянские лекари лечили любые болезни парным молоком, так разбитое сердце лечат алкоголем. Два дня он пил без просыху и на работе не появлялся. Затем оклемался. Но шесть лет пошли Надежде под хвост. Переведя дыхание, Артур собрался с силами, утонул в работе, а после отправился в межконтинентальное плавание под крылом лайнера. В далеком азиатском краю Борода познакомился с российским олигархом, практикующим углубленные психотехники и методы манипулирования мозговой активностью по пелевинским заветам. Просушенные семена прочистили сознание и вернули мужчину к жизни, а вместе со страстью вернулась эрекция, с эрекцией – эпизоды сетевого флирта.
Членов «Клуба 28» вернул к жизни свежий майский воздух: электричка пришвартовалась к перрону Белорусского вокзала. Мы вывались из вагона, выкурили по сигарете, попрощались с Дмитрием Александровичем и отправились распивать водку на квартиру к Антосю Ўладзiмiравiчу.
Артур Викторович вернулся в Москву из азиатского турне в начале января. Мокрый снег наступал слепой стеной. Выжатый и уставший, с чугунным чемоданом, он с трудом добрался до бургерной на «Тульской». Мариамна, давняя знакомая Артура, ждала на улице: заулыбалась, завидев Бороду, обняла нежно, трепетно. Полдня ласточки фланировали по району, ворковали, а Артур не мог оторваться от нее глаз: на ресницы снег высыпал. Зашли в кафе – иней медленно подтаял. Артур высек эту сцену в памяти и часто прокручивал в медиаплеере воспоминаний. После бара направились к дому девушки в районе метро «Смоленская». Он семенил за подругой, как выдрессированная собака за хозяйкой.
У подъезда Артур напоследок вручил подарок: бутылку джина, как Мариамна заказывала. Девушка вдруг нахмурилась: то ли джин не тот, то ли бутылка маленькая, но сухо поблагодарила и растаяла в двери. Борода плелся к метро нарочно медленно. Едва осилил полста метров, когда Мариамна перезвонила и спросила: «Слушай, а ты джина не хочешь?» – «А почему бы и нет!» – «Тогда сбегай за лаймом и швепсом».
Они не вылезали из постели три дня. Утром 5-го числа Мариамна проснулась с недомоганием: простыла. Артур метнулся в аптеку за парацетамолом, затем кулинарил у плиты, заваривал горячий чай с медом, растирал захворавшую пассию спиртом и грел горчичниками. Вскоре девушка поправилась, и Артур подхватил эстафету простуды. Лечебные процедуры повторились, но в обратном порядке и другими руками. Фоном наигрывала прилипчивая мелодия с нехитрым текстом: «Города и страны уходят под воду, звезды на небе гаснут – это все мимо нас: нам все предельно ясно. Мы будем вместе точно, вместе с тобой постареем, одновременно кончим – может, я чуть быстрее», и вот уже Артур загадывал, где они отпразднуют свадьбу, куда отправятся в медовый месяц, как назовут ребенка, что подарят дочери на школьный выпускной и кому завещают квартиру, но тихое, карманное счастье дышало недолго. Первый звоночек прогромыхал, когда Артур приготовил завтрак в постель: чашка обжигающего кофе, омлет, салат с зеленью. Мариамна холодно оглядела поднос и сказала:
– В следующий раз вначале спроси, нравится мне зелень или нет! Я ненавижу укроп! Особенно укроп!
Артур кивнул, умом понимая, что в целом она права, и прежде чем готовить завтрак, действительно стоило уточнить вкусовые предпочтения, наличие аллергии на продукты или непереносимость лактозы, ограничения, налагаемые религиозными нормами, однако сердце доводам разума никогда не внемлет, и где-то на подкорке, в самой мантии гипоталамуса, взошло прогорклое зерно возмущения, которое в переводе с матерного на общеупотребительный русский язык прозвучит так: «Милая, а может, стоит поблагодарить человека за усилия, а не претензиями разбрасываться?» Но вы уже знаете, что Артур – человек терпеливый, компромиссный, с которым легко и жить, и водку глушить: он смолчал. К сожалению, смолчал, но каждый правоверный иудей знает: стоит уступить злу однажды, и оно начнет шириться и множиться, пока не поглотит все, однако Борода – не иудей. Укор укропа пустил побеги и разросся, пусть вначале придирки звучали невзрачно, терпимо:
– Не пользуйся зубочисткой, пока мы за столом.
– Хорошо, малыш, на это я готов.
– Прекрати материться! Уши вянут!
– Договорились, дорогая, и с этим смирюсь.
– Никогда больше не надевай рубашку дровосека!
– Как скажешь, крошка, все для тебя.
О проекте
О подписке