Предисловие

Годовщина начала Первой мировой войны отмечена проведением по всему миру многочисленных конференций и публикацией тысяч материалов, посвященных событию столетней давности. В отличие от прежних «юбилеев», этот ознаменован попыткой некоторых историков и их влиятельных покровителей представить новую трактовку роли Балкан и в первую очередь Сербии в роковых событиях, предшествовавших мировому катаклизму. Часть печатной продукции преследует цель отвлечь внимание от получивших подтверждение фактов, свидетельствующих об усилиях германских кабинетов межвоенного времени любой ценой освободиться от ответственности за развязывание войны. Активизация данного направления постмодернистской историографии побуждает к тому, чтобы отслеживать и критически оценивать его плоды.

Обсуждение причин, повода и ответственности за начало войны протекает в профессиональном, идеологическом и политическом измерениях. При этом речь идет о проблемах, столь эпохальных по своему значению, что они служат причиной до сих пор не преодоленного раскола в рядах историков. Полемика, в ходе которой проявляется политическая заинтересованность ее участников, не только служит раздражителем коллективного исторического сознания, но и оказывает весьма болезненное воздействие, сотрясая основы культурной идентичности тех или иных народов. Эксплуатация интересующего нас вопроса в политических целях берет начало еще до окончания Первой мировой войны, но особый размах приобретает в результате добавления особых статей в текст Версальского (ст. 231) и Сен-Жерменского (ст. 177) мирных договоров.

Сто лет назад – после Сараевского покушения, состоявшегося 28 июня 1914 г., – началось конструирование оправдания войны, к которой Берлин и Вена готовились заблаговременно. Таким способом предполагалось обеспечить Германии мировое господство, а также подтвердить статус внутренне нестабильной Австро-Венгрии как великой державы. Оправдание должно было повлиять на общественное мнение и нейтрализовать антивоенные настроения. Параллельно формировался демонизированный образ неприятеля, «обоснованную» расправу над которым обществу и отправлявшимися на фронт войсками следовало воспринимать как нечто «естественное и само собой разумеющееся».

Подлинные предпосылки войны в 1914 г. были геополитического свойства, а именно сохранение паритета сил между Тройственным союзом и Антантой с одной стороны и стремление первого из названных блоков к гегемонии на европейском континенте и вне его – с другой. При этом Германия еще в марте 1914 г. закончила все военные приготовления, а ее противники только к концу 1917 г. планировали завершить аналогичные преобразования, чему препятствовали многочисленные внутренние проблемы (Северная Ирландия – в Великобритании; финансовые скандалы и раскол по вопросу военной реформы – во Франции; забастовки и революционные настроения – в России). Оказавшись на пороге войны, члены Антанты, даже не будучи к ней вполне готовыми, рассчитывали на конечную победу и достижение своих давнишних геополитических целей, которые, по сравнению с германскими, не были столь масштабными. Малые государства либо стали жертвой событий, «оказавшись на дороге» у сильных мира сего (Сербия, Люксембург, Бельгия), либо заняли выжидательную позицию, затрудняясь с выбором, на чью сторону встать (Болгария, Румыния и даже Италия).

Можно ли считать это, с позволения сказать, стандартное объяснение состоятельным и поныне? Как современная и новейшая историография интерпретирует события столетней давности? А как их оценивали в 1914, 1919, 1927, 1930, 1947, 1951, 1964, 1994 гг.? Как Сербия оказалась в сегодняшней ситуации, в которой голоса сторонников ревизии не только слышны отчетливей прочих, но и звучат в унисон со СМИ центральных держав 1914 и 1941 гг.? Как получилось, что для Европы «самым опасным» стал мелкий сербский национализм и империализм? На основе каких ценностей «большие», в отличие от «маленьких», располагают «моральным правом» оккупировать, аннексировать, «цивилизовать»? Какими критериями следует руководствоваться, чтобы ответить на этот вопрос? Современными, относящимися к 2012–2014 гг., или теми, что были актуальны в 1912–1914 гг.? Как будто весь мир вернулся к политическому менталитету столетней давности с его классическими геополитическими мерилами и стремлением к экономическому доминированию, посредством которого можно все и всем диктовать: определять тарифы на железнодорожные, морские перевозки, цены сырья и рабочей силы, устанавливать рыночную свободу для богатых и препятствовать конкуренции со стороны нежелательных. Все должно быть прописано – и налоги, и крохотные пенсии, и желательное содержание СМИ.

Опыт исследования проблематики, относящейся к периоду с начала до конца ХХ в. (югославский кризис и распад СФРЮ), позволяет предположить, что для каждого исследователя окажется полезным предлагаемый нами анализ механизма государственного воздействия на труд историков (отечественных и зарубежных), побуждаемых к выборочной публикации документов, их сокрытию и даже фальсификации. Конкретный пример утверждения ответственности за Первую мировую войну демонстрирует, как в интересах государства осуществляется лоббирование, как привлекаются и поддерживаются «единомышленники», а также как происходит травля и преследование «оппонентов». И наконец, историкам, прежде чем кого-либо цитировать или полагаться на чью-либо интерпретацию, следует осведомиться о противоречиях и разделительных линиях в собственном цеху.

Будучи на протяжении нескольких лет свидетелем того, как одна из заинтересованных сторон намеревается приурочить к годовщине начала войны публикацию якобы новых и сенсационных опусов, я счел необходимым составить в помощь будущим историкам своего рода памятку, описывающую, как интересующая нас тема рассматривалась на протяжении прошедшего столетия. Фрагмент исследования появился на страницах исторического журнала «Токови историе»^[22] в начале 2013 г. Материал, напечатанный в газете «Политика» в декабре того же года^[23], должен был дать еще один ответ на вопрос, интересующий сербскую общественность: «что уготовано Сербии» в связи со столетием начала Первой мировой войны? Или, точнее, почему в некоторых СМИ и научных публикациях Сербия фигурирует в качестве злонамеренного организатора сараевского покушения и главного виновника последовавшей затем войны.

Едва ли не каждодневное появление очередной книги, сопровождаемое нагромождением научных и публицистических рецензий, полемика внутри профессиональной корпорации послужили мотивом к тому, чтобы осмыслить все это и вынести на суд широкой читательской аудитории работу обзорного характера, которая не обошла бы вниманием тех, кто на протяжении десятилетий занимался соответствующей тематикой. Надеюсь, что сноски укажут направление поиска коллегам, желающим соотнести собственные представления с имеющейся историографией, и облегчат ориентацию в бесчисленном множестве старых и новых изданий.

По своей структуре книга представляет собой совокупность ответов на дискуссионные вопросы, которые чаще остальных поднимаются как в современной литературе, так и в процессе общественного обсуждения. Таким образом, в фокусе нашего внимания находятся подлинно узловые проблемы. Ориентация на широкий круг читателей обусловила способ повествования посредством приведения примеров и их дальнейшего комментирования, суть которого в более или менее ироничном разоблачении упорных попыток реанимировать старые пропагандистские клише о «виновниках» войны.

Наблюдения за научной дискуссией, развернувшейся в 2014 г., а также за ее отзвуками в средствах массовой информации позволяют прийти к заключению, что поддержка пересмотра причин Первой мировой напрямую связана с усилиями осуществить аналогичную ревизию предпосылок Второй мировой войны. Предпринимаются практические шаги, нацеленные на обесценивание достигнутых ранее научных результатов, их игнорирование и замалчивание. Если не дать отпор подобной «методологии», ее приверженцам не составит труда добиться релятивизации традиционной интерпретации причин Второй мировой войны.

Политическое происхождение оценок причин Мировой войны

2013 г. Сербская пресса об историческом ревизионизме

Книгам, посвященным началу Первой мировой войны, отведено главное место в витринах книжных магазинов Вены

Военная открытка с обращением Вильгельма II: «Веду войну, которой я не хотел»

Формулированию политических суждений относительно исхода Июльского кризиса 1914 г. и последовавшего начала Мировой войны предшествовали усилия по соответствующей обработке общественного мнения всех стран, вовлеченных в противостояние. Обе центральноевропейские империи – Австро-Венгрия и Германия, – преисполненные решимости не упустить шанс изменить равновесие на континенте в свою пользу, нуждались в том, чтобы заручиться поддержкой как собственной патриотической общественности, так и государств, сохранявших нейтралитет. Следовало преподнести войну как вынужденную меру, как защиту первостепенных национальных интересов, как последнее средство, которое осталось после того, как «искреннее стремление» к миру разбилось о ненасытность «второй стороны». Аналогичные меры по индоктринации общества приходилось предпринимать и остальным державам, за исключением Сербии и Черногории.

В этой связи уместно привести самое первое пропагандистское выступление, подлинное историческое значение которого установлено только благодаря кропотливому труду многих историков и аналитиков. Впрочем, плод их усилий не пригодится миллионам жертв, павших на полях войны. Полагаем, что обращение к первоисточнику официальной пропаганды позволит выявить те места в современных работах, которые представляют собой его завуалированное, сознательное или неосознанное воспроизведение.

3 августа 1914 г. в 13 часов император Вильгельм в своем дворце и в присутствии членов Рейхстага произнес тронную речь, которую опубликовали немецкие газеты:

«В этот тревожный момент я собрал вокруг себя представителей и делегатов немецкого народа. Почти полвека нам удавалось придерживаться мирного пути. Германия оставалась непоколебимой и после попыток приписать ей воинственные намерения. Мое правительство даже в провокационных, вызывающих условиях действует во имя высшей цели – морального, интеллектуального и экономического развития Германии. Миру известно ее неутомимое усердие. Мы для того и находимся на передовой в этой обстановке беспорядков и мятежей последних лет, чтобы уберечь от войны народы Европы. Казалось, что преодолена опасность, исходившая от военных событий на Балканах. Как вдруг внезапно разверзлась пропасть в результате убийства моего друга эрцгерцога Франца Фердинанда. Мой августейший союзник Франц Иосиф вынужден был взяться за оружие, дабы защитить безопасность своей империи от козней, которые строило соседнее государство. Российское правительство воспрепятствовало союзной для нас монархии в достижении ее оправданных интересов. К нам не только взывает наш долг, как немцев, и наши союзнические обязательства идти в ногу с Австрией, но перед нами стоит и колоссальная задача защитить от нападения вражеских сил наши собственные позиции, а также старый союз и культуру двух империй. С печалью в сердце я вынужден был провести мобилизацию своей армии против соседа, с которым она некогда воевала плечом к плечу. С искренней болью я наблюдал, как рушится дружба, которой Германия так дорожила. Российское правительство, поддавшись ненасытному инстинкту национализма, вступилось за государство, которое осуществило злодейское покушение и несет поэтому ответственность за несчастья войны. Не удивляет тот факт, что Франция также присоединилась к нашим противникам. Наши усилия к установлению дружественных связей с Францией очень часто разбивались о прежний гнев и прежние надежды. Все, на что способен интеллект и человеческие силы, дабы подготовить народ к принятию крайних решений, выполнено с вашей патриотической помощью. Ненависть, с давних пор подогреваемая к востоку и западу от нас, выплеснулась через край. Настоящая ситуация возникла не в результате одного преходящего столкновения интересов и не потому, что так сложились дипломатические обстоятельства. Она – следствие той неутомимой злобы, которая уже много лет стремится подорвать мощь и прогресс германской империи. Нами не движет жажда к завоеваниям. Мы преисполнены непоколебимой волей хранить то место, которое для нас уготовил Господь, сберечь его для себя и для будущих поколений. Из документов, которые вам раздадут, видно, как до последнего момента мое правительство и мой канцлер старались избежать крайних мер. Наша позиция легитимная и оборонительная, мы с чистой совестью обнажаем меч. Я направил народу германской империи призыв всеми силами защищать вместе с нашими союзниками то, чего мы добились мирным трудом. Следуя примеру наших отцов, тверды и верны, серьезны и рыцарственны, честны перед Господом и горды перед неприятелем, мы поверяем себя вечному всемогуществу, дабы оно укрепило нашу оборону и привело ее к благополучному исходу. Весь немецкий народ, сплотившийся вокруг своих князей и своих вождей, направляет свой взор на вас. Примите решение единодушно и быстро. Таково мое желание»^[24].

Эти тезисы на долгие годы и десятилетия останутся основополагающими для позиции политических представителей Германии и после 1918 г. И это вопреки полученным сведениям, которые недвусмысленно указывают на иную логику поведения германских правящих кругов и в том числе самого кайзера. Тем не менее озвученная позиция остается по сей день востребованной историографией.

Что касается Австро-Венгрии, то в ее ультиматуме от 23 июля, в письме о разрыве дипломатических отношений от 25 июля, а также в объявлении войны Сербии от 28 июля 1914 г. содержался весь набор клише о «сербской ответственности». Еще 20 июля венское правительство, рассылая в посольства в Берлине, Риме, Париже, Лондоне, Петербурге и Константинополе копии ноты, указывало, что к ее вручению, назначенному на 24 июля, следует присовокупить и пояснение. В нем Сербия называлась рассадником агитации, центром тайных и публичных организаций, составленных из офицеров и чиновников, контролирующих печать и неустанно подстрекающих народ на мятеж против Австрии. В документе утверждалось, что сербские агенты проникают в приграничные районы Австро-Венгрии с целью посеять там ненависть и смуту, что действовавшие в Македонии четнические отряды переориентировались на Монархию, что сербское правительство не только этому не противодействует, но и потакает пропаганде, следствием которой и стало сараевское покушение. Австро-Венгрия была якобы принуждена к тому, чтобы защищать себя от этой опасности и принять новые срочные меры в отношении Белграда в надежде на то, что на ее сторону встанут все цивилизованные народы, которых не устраивает цареубийство как средство политической борьбы и «которые хотят, чтобы Белград перестал быть постоянным источником козней»^[25].

В написанной высоким стилем ноте, текст которой долго шлифовал барон Александр фон Мусулин, утверждалось, что «идея покушения зародилась в Белграде, что оружие и боеприпасы предоставили офицеры и чиновники – члены “Народной одбраны”, а переправили их офицеры сербской пограничной службы»^[26]. По сути, Сербия обвинялась в том, что она является центром движения, которое действует вне ее пределов – на территории Монархии, – что именно она стоит за целым рядом покушений и убийств. Сербское правительство было уличено в том, что оно толерантно относилось к деятельности различных обществ и объединений, направленной против Монархии.

Таким образом, сознательно игнорировался тот факт, что «омладинское» и революционное движение в империи Габсбургов представляло собой по большей части ее внутреннюю проблему, о которой были осведомлены правоохранительные органы, вводившие в отдельных областях (Хорватии и Славонии, Далмации, Боснии и Герцеговине) чрезвычайное положение и прибегавшие к репрессивным полицейским мерам. Не замечалось обращение подданных Монархии к Сербии, притягивавшей к себе все больше взглядов. «Виден» только мелкий экспансионизм Белграда.