– Ш-ш-ш, успокойся, идиот. А ты как хотел? Чтоб как маслице, ага? Это ж настойка на чистотеле! Нахватал ссадин – терпи. На вон, чай хлебай и зубами не клацай. Е-мое, кожа да кости, – приговаривала Шныряла, замазывая порезы на спине Тео и попутно тыкая его в худые выступающие ребра.

Теодор вздрагивал и ежился, сидя в холодной комнате без рубашки. Сам дотянуться до ушибов на спине он не смог, пришлось просить Шнырялу.

– Ну и дрищ ты, Теодорка, – заключила девушка, – кто ж на тебя посмотрит такого?

– С каких пор тебя это волнует?

– Не вертись, червяк патлатый! Ну как, у вас же там с Сандой…

«Шныряла заговорила со мной о девушках? Ей-богу, в лесу что-то сдохло… Медведь, наверно. Или сразу сотня».

– Так, все ссадины замазала! Ох уж эта Полночь – по тебе будто телега проехалась, а поверх того еще Кобзарь на своих каблуках проскакал.

Тео сгреб со стола рубаху и юркнул головой в ворот. Шныряла завинчивала баночки и что-то напевала под нос.

«Еще и поет! Нашу Шнырю подменили, что ль?»

– Знаешь, я с Сандой так и не увиделся.

– Она в приюте.

– Что?!

– То. Оказалось, ее мать в психушке, а отец умер – он вроде как болел долго, а от дочки скрывал. Симион Стан же был начальником полиции, у него хорошая квартирка – только девочка еще малая, отдали ее тетке, так тетка в квартиру заселилась, а Санду упекла в приют! Теперь ей только ждать, пока восемнадцать лет стукнет, чтобы вернуть себе дом. Если сможет. Тетка уже на все руки наложила. А приют этот… – Шныряла хмыкнула и поскребла шею. – Лучше туда не попадать.

Вот почему Тео не заставал Санду, хотя ходил к ее дому который вечер!

– Черт возьми… – Тео сжал кулаки. – Чем ей помочь?

– Ничем. Мы – нежители, Тео. У нас нет прав. И голосов тоже нет.

Тео уставился на железную кружку.

– Ты пей. А то, глядишь, и сопли на кулак начнешь наматывать!

– Я ухожу, Дик.

– За мамой? Веришь этому Йонве?

Тео покачал головой. Не верил. Но вдруг все-таки? За пару дней Тео очухался, собрался в дорогу и сегодня должен уйти.

– Не ходи, Тео.

– Я не могу.

– Тогда возьми с собой кого-нибудь. Того же Вика.

– Я думал, он…

– Тео. – Голос Шнырялы дрогнул. – Господарь Горы мертв.

Тео выплеснул на пол добрую половину чая.

– Чего-о?!

Шныряла обернулась. Щеки ее горели.

– Теперь Виктор – новый Господарь!

Тео почувствовал, как челюсть медленно отвисает. Шныряла кратко пересказала события, но он чуял, что девушка многое недоговаривает. Не зря же время от времени ее рассказ неловко прерывался, а щеки вспыхивали.

– Санда в приюте… Вик – новый Господарь… А где Ворона?

– Исчез.

Все это Теодору отчаянно не нравилось. Он попрощался со Шнырялой и вышел, хлопнув дверью. За то время, что Тео просидел в лачужке, закат уже отгорел, и лишь тонкая полоска багрянца напоминала об ушедшем за горизонт солнце. Теодор отправился к речке – там наверняка можно было найти змей, и потратил битых полчаса, чтобы отыскать хоть одну.

Наконец ему попался старый, неповоротливый уж, и Тео почувствовал себя полным идиотом, когда схватил бедолагу и, подняв его перед собой, принялся махать кулоном Змеевика у морды ужика и орать:

– Мне нужен Мертвый Господарь! Слышал? Мертвый Господарь! Эй, ты оглох или как?

Уж не подавал признаков ума – хотя, быть может, именно бешеные вопли Теодора лишили его последних капель рассудка, – и Тео махнул на него рукой и отпустил. Он уже возвращался к проклятому дому, чтобы забрать вещи и пуститься в опасный путь, как вдруг увидел знакомую фигуру.

Вик сидел, прислонившись к стене, и смотрел на звезды.

– Хотел меня видеть?

Вик встал и отряхнул черные одежды. Казалось, за пару ночей он повзрослел на несколько лет – скулы заострились, складка на лбу стала глубже.

– Я хочу отыскать маму… – Тео взглянул на Вика. – Но не верю Йонве. Знаю, что это ловушка, и все-таки хочу проверить. Вдруг…

– Я понимаю.

– Я не стану тебя просить. Тем более сейчас. Дика рассказала… Но если ты можешь… Если хочешь, – поправился Теодор.

– Тео, – Вик чуть заметно улыбнулся, – ты же помнишь, что я тебе сказал? Ты – мой друг. И Глашатай Смерти все-таки прав. Друг – тот, кто отдает, ничего не взяв взамен. Я пойду с тобой хоть на край света, и если тебе понадобится моя жизнь – я отдам ее. Ты нас спас.

От этих слов будто рассветные лучи пролились в душе Теодора. На какой-то миг он почувствовал, что годы, разделившие его с безоблачным прошлым – годы долгие и темные, – вовсе не существовали. И Шныряла, и Змеевик – его друзья. Друзья!

От этой мысли Тео вздохнул легче. Он быстро забрался на чердак, схватил походный мешок. Они зашагали по тропинке к зеленым склонам Карпат, а через несколько минут позади послышался звонкий цокот. Тео оглянулся: по гаснущему небу, перескакивая с воздушного потока на другой, к ним опускался черный конь. Едва копыта чудесного животного коснулись травы, Вик протянул руку – и конь, склонив огромную голову, радостно ткнулся мордой в ладонь хозяина. Тео залюбовался: таких больших и статных коней, пожалуй, не было даже в конюшнях мэра города.

– Мы полетим на Темногоре, – сказал Вик. – Так гораздо быстрее.

Ветер раздувал волосы Тео, и он подумал, что зря не заплел косу. Порывы норовили стащить с седла, но Тео упорно цеплялся за коня, стараясь не глядеть, как внизу проносятся сначала ветви деревьев, затем верхушки, а после – горы. Ветер холодный. Приставучий. Злой. Совсем не по-апрельски кусал за щеки, хватал ледяными пальцами за одежду. Но даже в доводящих до дрожи порывах ощущалось новое чувство. Природа нынче дышала иначе.

Так, как дышится лишь весной.

Внутри Тео все замерло, когда он решился взглянуть вниз: далеко по левую руку мерцали огоньки Китилы. Городок, ставший ему почти родным – все же столько улочек он облазил в поисках игральных костей! – уплывал далеко-далеко к горизонту, а впереди распахивалось темное море леса и вершины трансильванских Карпат.

С высоты птичьего полета мир казался необъятным, и Тео подумал, каково Вику быть Господарем этих самых гор? Что известно ему о тех чудесах и, быть может, ужасных тайнах, скрываемых корнями древних Карпат?

Он заметил мелькающие тени сов и вспомнил своего погибшего друга. Сердце екнуло – и вовсе не оттого, что конь сделал вираж. Ему почудилось, будто на тропинке мелькнуло маленькое рыжее пятно – быть может, перекидыш-лис?

Не его отец.

Тео сжал пальцы. Больно. Пусть так. Пусть больно будет пальцам, щекам и волосам, которые нещадно трепал ветер, но только не сердцу.

«Мама, – мысленно обратился Теодор. – Где же ты? Если я тебя увижу…»

Он представил ее лицо. Вдруг до жути захотелось обнять ее, пожаловаться на то, что случилось, – совсем как в детстве.

«Когда я увижу тебя, я…»

Тео не знал, что скажет, но сердцу было известно больше. Спереди, заглушая ветер, донесся крик Змеевика:

– Яломица!

Тео разглядел в долине между двух хребтов светящиеся квадратики. Окна. Они пошли на снижение, ели словно подпрыгнули к ногам Теодора, и через несколько стремительных мгновений, когда звезды и взошедшая луна замельтешили в глазах искрами, копыта коня коснулись земли, и Теодора встряхнуло в седле. Темногор немного проскакал по тропинке за поселком и остановился.

– Вот она, тропа, ведущая на восток. – Вик указал на хребет.

Тропа уползала в лес. Узкая. Кривая. Но почему-то светлая – точно с небес бросили веревку и она упала между деревьями извилистыми петлями. Из лесу веяло тишиной. Сыростью. Лес дышал туманом и ночью – и звуки раздавались уже не вечерние, а именно ночные: тот самый неясный шелест, шорох, от которого мороз по коже.

Дальше двинулись пешком. Змеевик вел Темногора за луку, и единственное, что нарушало траурную тишину на тропинке-петле, обвившей гору, словно шею висельника, – негромкий цокот копыт, когда Темногор наступал на камни, крики сов и собственное дыхание Теодора. Частое, сбивчивое.

«Она по-прежнему в Трансильвании. Пойдешь по тропе от села Яломица через Сычий перевал на восток в гору. Запомнил?»

Когда-то отец собирался в долгое путешествие на Сычий перевал – там, на дне долинки, располагалось село Яломица. Лазар обещал взять Теодора с собой. Но что-то услышал и передумал. Как он только новости узнавал? Теодор знал, что, когда его не оказывалось дома, к отцу приходили посетители. Отец, бывало, отсылал мальчика по делам в деревню или в лес, а когда Тео возвращался, понимал, что в доме кто-то был. Незнакомый запах в комнате. Грязная посуда. Странные разговоры родителей.

Тео понял лишь сейчас. У отца бывали нежители.

После того как отец не взял Тео в поход из-за чьего-то ночного визита – так и оставшегося неузнанным, Лазар долго ходил нахмуренный, перешептывался с матерью, – так, чтобы он, Теодор, не слышал. А Тео бесился.

Отец обещал!

Затем Тео нашел окровавленные полоски ткани в костровой куче. Отец кому-то помогал. Не из деревни. Лечил – а кого, Тео так и не дознался. И кто-то рассказал отцу нечто, из-за чего Лазар передумал брать Тео на Сычий перевал. И сам не пошел.

Почему?

Теперь Теодор идет сюда без отца. Сам.

Вот как.

Ночь наплывала – звездная, сырая, тревожная. Земля чавкала под сапогами, и Теодор то и дело оступался на извилистой тропке. Змеевик замирал, отводил от уха косицы и прислушивался. Они забрались уже высоко, но Тео все оглядывался, высматривая далеко в долине мерцающие огоньки Яломицы.

Вдруг из низины поднялся туман. Наползло большое облако – стремительно, точно вырвавшийся из-под крышки чайника пар, только сырой и холодный. Облако протянуло щупальца к обрыву, помедлило и двинулось прямо на путников.

Змеевик поежился.

– Тео, держись рядом. Скверное дело.

Еще в Полуночи Тео знал, что Вик питал страх перед туманами, но только после Баговых Топей понял почему. В тумане не видно. Ни тебя самого. Ни того, что может скрываться в пелене. Есть ли что-либо более пугающее?

Темногор всхрапывал, и оба парня прижались к коню, двигаясь вместе с ним сквозь плотную серую завесу.

– Ничего не видно. Хоть бы скорее проползло это облако!

Лес пошел иной – деревья изгибались, расступались перед большими валунами. Ближе к вершине гора вспучилась, пошла трещинами, ощетинилась в небо частоколом узких скальных выступов. Между впадинами сгустилась темнота. Тео уж думал предложить подождать, пока туман рассеется, и тут Вик остановился.

– Следы.

На влажной земле темнели углубления.

Вдохнув сырой туман, Тео нагнулся и осмотрел вмятины на земле.

Сомнений быть не могло.

Человеческие следы.

Тео глядел на маленькие выемки, оставленные пальцами, округлую вмятину от пятки. Здесь, на вершине горы, человек ходил босиком. Почему?

Быть может, кто-то решил, что достаточно тепло, чтобы побродить в лесу без обуви? Теодор всмотрелся в обступившие их сумрачные стволы. Этот лес не походит на тот, где можно нежиться на лужайке.

По коже поползли мурашки – медленно, противно.

Вик прошел вперед, осматривая землю. Нагибался, водил пальцами по грязи, что-то бормотал под нос. Жилка на виске Теодора билась точно обезумевшая. «Йонва, Йонва, Йонва, – стучала колотушка в голове. – А вдруг не солгал? Мама…»

Тео привел с собой Вика, и если ошибся… Он подведет друга! Змеевик оглянулся.

– Где Темногор?

Тео тоже оглянулся. Коня не было.

Вик свистнул, и жутко исказившийся звук проглотил туман. Парень сжал рукоять меча и вытянул длинный клинок из ножен. Если прежде Тео не решался высказать мысль об опасности, то этот жест буквально отрезал от них спокойствие.

– Стой здесь.

Вик с мечом наперевес зашагал назад, и через какое-то время до Тео вновь донесся свист, и в тот же миг…

Тео круто развернулся. Глаза расширились, впились в крутой поворот, за которым сгустился туман.

Он не ослышался.

«Нет», – сказал себе.

Впустую. Сердце решило за него.

«Стой!»

Ноги сами понесли вперед. Утопая в грязи, вытаскивая сапоги и увязая вновь, Теодор ринулся вперед по тропе – и глаза шарили меж деревьев, пытались отыскать источник звука в клочьях тумана. Он расставил руки, растопырив пальцы, словно хотел поймать снова то, что услышал.

Крик.

Откуда-то кричали. Может, ослышался?

«Топи! – закричал голос в голове. – Топи! Ты ошибся, Теодор. Вспомни Топи!!!»

На этот раз не ошибся.

Он слышал.

Голос.

Ее, черт возьми!

Ее!

Тео позабыл обо всем, только на бегу оглянулся, окликнул Вика. Вдали раздался ответный свист, но Вик не появился. Тео выскочил к повороту – дальше тропинка уходила вверх, виднелся просвет ночного неба: среди белесых клочьев мерцали звезды. Вершина горы.

И тут закричали снова.

Совсем близко.

Теодор пошел туда, откуда донесся тихий отзвук, и увидел. Там, слева. Расщелина. Сердце заколотилось как взбесившееся. Тео дышал с трудом. Каждый вздох – боль в ребрах, сердце.

– Ви-и-ик! – снова крикнул Теодор в туман. Но Виктор не отозвался. – Где же ты?

Тео выругался, дрожащей рукой нащупал рукоять ножа и осторожно сошел с тропы, внимательно оглядывая кусты. На одном он заметил обломанные ветки. Кто-то проходил здесь, и совсем недавно! Вверху над скалой проплывал туман – от дыхания леса ветви гнулись и колыхались, точно волосы утопленника на дне реки. В десяти шагах от дорожки обозначилось черное отверстие между камней, точно скала набрала полный рот мрака.

Тео уставился на провал. Там? Там.

Там-там-там, стучало сердце, и Тео обернулся на стену тумана и деревьев. Никого. Сглотнул комок в горле и подошел ближе.

Всмотрелся в темноту. Ничего не видно.

Тео нащупал в кармане отсыревший коробок. Отшагнув в сторону, поднял сосновую ветку посуше и, постоянно оглядываясь, принялся чиркать спичками. Пальцы не слушались. Туман плыл и плыл. Деревья толпились за спиной, смотрели черными листьями в затылок. Наконец по сухой коре пробежали искры, ветка задымила и загорелась. Тео выставил ее перед собой и, зажав в другой руке нож, на подгибающихся ногах двинулся к провалу.

Ему казалось, сейчас он упадет от волнения и страха. Мысли путались. Язычок пламени обозначил низкий свод, затем осветил пещеру. Лежак у стены, тряпье. Миски какие-то. Кувшин. Еще один, уже разбитый. Кости. Посередине – погасший костер. Больше ничего. Просто выемка в скале, уголок, чтобы пережидать холод.

Запах такой, что задохнуться можно.

Тео сделал шаг внутрь, и в дальнем углу в неверном свете заметил силуэт…

– Мама!

Он в два прыжка пересек пещеру и, склонившись над матерью, позвал ее, но она лишь пошевелила губами, что-то бормоча и стеная.

Теодор провел рукой по синим запястьям, прошелся пальцами по засаленной веревке и принялся кромсать ее ножом.

Работал быстро. Даже не оглядывался – слух удесятерился, он слышал любой шорох за спиной. Вдали засвистели, донеслось ржание коня, но Тео продолжал. Пот стекал со лба, он закусил губу так сильно, что почувствовал на языке кровь. Взгляд Тео скользнул по ужасным грязным веревкам. По ссадинам на руках, налившимся кровью и синью. По кровоподтекам на шее. «Кто? За что?» Ярость подкатила к горлу тошнотой. Тео колотило и потряхивало, и в глазах потемнело от гнева.

Худая. Кожа да кости. Волосы закрыли лицо – даже глаз не видно, но локоны колышутся от бормотания и стонов.

Веревка упала к ногам Тео, и он замер с ножом в руке. Страшная мысль поразила точно удар молнией. На ум сразу пришла камера с Лизой – теперь воспоминания вернулись. Он помнил смерть Лизы. И теперь… Тео еще раз поглядел на мать.

Шкура. Ее нет.

Тео бешено заозирался. Подскочил на ноги и заметался по пещере, переворачивая миски, тряпье, лежак. Пусто! Бросился к костру, зарылся руками в пепел. Поднес ладони к глазам. На ладонях осталась сажа. И длинные рыжие волоски.

Шкуру сожгли.

«Тварь! Кто эта тварь?!»

Тео словно окатили кипятком. Ярость поднималась жгучей, давящей грудь волной. Теперь-то Теодор прекрасно знал, что значит для нежителя лишиться шкуры! Его ждет мучительное угасание – точно у человека, лишенного еды. Добыть новую шкуру можно, но почти невозможно…

«Так, стоп! – приказал себе Теодор. – Об этом подумаешь позже. Придумаешь что-то, найдешь новую шкуру! Сейчас – помоги ей!»

Тео бросился обратно к матери, упал на колени и легонько тронул худое плечо.

– Мама! Мама!

– Беги… – едва слышно выдохнула Мария.

Теодора обдало холодной волной. Он обхватил маму одной рукой за плечи, другую подсунул под колени и поднял. Голова кружилась, Теодора шатало из стороны в сторону, но он понес маму к выходу из пещеры.

Теодор услышал свое имя на тропинке и на этот раз не допустил ошибки, доверившись себе!

Мама ждала его?

Сердце сжалось от этой мысли.

«Мама… Мамочка…»

Лес побелел от тумана. Тео только пересек поляну, как впереди послышался частый цокот копыт. Из мутной пелены выскочил Вик на Темногоре.

– Скорее, Тео! – закричал Вик с перекошенным лицом.

Конь заржал, и Тео поспешно отступил в сторону. Темногор пронесся мимо, всхрапывая и выдыхая клубы пара, и резко остановился. Тео заметил на его темном крупе длинную багровую полосу, похожую на следы от когтей.

– Что случилось?!

Вик в одну секунду соскочил с седла и бросился к Тео. Парень мельком взглянул на Марию, пробежал взглядом по ее лохмотьям и ссадинам и, опомнившись, подхватил женщину под спину.

– Янко! – послышался тихий стон.

– Мам, это я!

– Янко…

– Она что, не узнает меня?

– Быстрее, быстрее, Тео! Темногор не унесет троих! Усади ее в седло!

Вик помог Теодору поднять Марию в седло, затем выхватил меч и бешено заозирался, готовый отразить нападение.

– В седельной сумке веревка, привяжи ее, пусть летит! Скорей, Тео, давай же!

– Он здесь… – хрипло выдохнула Мария. – Здесь… бегите…

И Тео ощутил: что-то не так. Не видя, не слыша, не зная. Нутром, быть может, или шестым чувством – как животные знают о приближении землетрясения и начинают беспокойно метаться, искать укрытие, в то время как человек ни о чем не догадывается. Так и он догадался о приближении чего-то. Теодор поспешно открыл сумку, вытащил моток веревки, попутно придерживая мать на седле, но вдруг конь замотал головой и громко всхрапнул.

– Стой, Темногор! Тп-р-р-ру!

Лошадь не послушалась, попятилась – и Теодор, вытянув руки, кинулся следом.

– Нет, куда?

Внезапно дохнуло могильным холодом. Запахи стали ярче, а мир – четче.

– Тео-о-о, скорее-е-ей!

Теодор обернулся на секунду и увидел, что Змеевик стоит с занесенным мечом – и от поворота, сквозь подсвечиваемую луной пелену, к ним движется темный высокий силуэт…

Темногор заржал от ужаса и попятился.

Тео хотел было обернуться к коню, но руки и ноги его буквально оледенели, застыли при взгляде на ползущую жуть. Длинное, точно сотканное из дыма тело. Нечеловечески вытянутые конечности. Ни глаз, ни рта. Лица тоже нет. Просто черный силуэт, наплывающий из пепельного тумана. От ужаса хотелось кричать – но из горла вырвался только сип.

Это, движущееся сквозь пелену, не было человеком.

Сгусток ненависти, ледяного холода и ужаса.

Дыхание самой могилы.

«Это – тень», – понял Теодор.

Она пришла за ним. Снова. Но как так? Ведь к нему вернулись воспоминания. Их вернул тот, кого Теодор ненавидел всей душой, он до сих пор запрещал себе думать о случившемся. Еще не смирился с мыслью, что Вангели – его отец.

Тео вернул память! Исцелился от ненависти! От тени!

Он чувствовал, что изменился…