Камила
Стоял пасмурный вечер, когда мне, наконец, принесли мою дочку. Ключевое слово – наконец-то! Я не могла успокоиться, все эти 4 часа, пока была без моей малышки в послеродовой палате. И хотя мои соседки – болтушки пытались меня отвлечь (да-да, у меня не было виповской палаты, ведь это был старый, еще советского образца, роддом), мое сердце не знало покоя.
До тех пор, пока я не взяла свою дочь на руки.
Все вокруг замерло, перестало существовать, как тогда, в первый раз, когда малышку приложили к моей груди, в родзале. Длинные, темные реснички, чуть розоватая, еще сморщенная кожа, густые волосы изумительно красивого, кофейного оттенка. Я смотрела на нее и не могла поверить, что именно я смогла родить столь прекрасное создание. Ощущать себя творцом – было восхитительно, непередаваемо.
– Добро пожаловать в этот мир, Ясмина, – прошептала я, с благоговением целуя дочку в мягкий лобик.
Не буду вдаваться в подробности, как проходили мои первые сутки в роли матери и роженицы. Обработка швов, болезненные уколы – которые ставились всем нам, нелестные замечания детской медсестры, добрые слова врача, что «все получится». Попытки расцедить налившуюся грудь, негативные, столь давящие и раздражающие, комментарии соседок по палате. Усталость и боль. Сомнения в себе, подкрепленные отсутствием молока у других мамочек. Мои тихие молитвы, а еще – ожидание, когда же мой Тимур даст о себе знать. Да, он звонил еще утром, однако я была не в состоянии ответить. Я могла бы позвонить братьям, но…
Хотела, чтобы любимый сделал это сам – чтобы именно он позвонил мне. Снова. Я нуждалась в нем – в его поддержке, его внимании. Мне казалось – стоит только услышать родной голос, как все печали отступят от меня, как молоко, вдруг, наконец-то пойдет, что боль стихнет, что… Многое что.
Ясмина, перестав терзать мою грудь (именно терзать, ведь молоко все еще не шло), уснула. Я аккуратно положила ее. Замерла, любуясь дочкой. Она спала мирно, сладко. Моя маленькая, родная кровиночка. Я грустно улыбнулась – если к утру не придет молоко, то дочку будут еще больше докармливать смесью – ведь она значительно убавила за эти 2 дня – была 3900, а теперь – 3650. Я переживала и чувствовала себя никудышной матерью. Господи, пусть у меня получится кормить доченьку грудью! Меня абсолютно не волновало то, о чем беседовали две соседки по палате – что форма груди станет ужасной, что это жутко неудобно – ведь ребенок будет привязан исключительно к тебе, источнику питания. Я имела свой, отличный от них, взгляд на материнство.
Внезапно, тихая, стоящая на минимуме, мелодия раздалась с моего телефона. Еще даже не взглянув на дисплей, я знала, кто звонит.
Тимур.
Мои руки, как тогда, год назад, дрожали, когда я брала телефон. Волнение окутало меня с головы до ног. Сглотнув, я произнесла:
– Да?
– Джаным, как ты? – его голос был таким желанным, родным, любимым!!!
– Я… хорошо. У нас родилась дочка, – я снова сглотнула – хотелось плакать.
– Подойди к окну.
Я, с замирающим сердцем, подошла к окну 3 этажа. В темноте, под деревом, я разглядела мужской силуэт.
– Это ты? – спросила я.
– Это я, – махая светящимся телефоном, ответил муж.
– Я так ждала тебя, Тимур, – на меня нахлынули чувства.
– Я тоже ждал нашей встречи. Вот я. Как наша Ясмина? – голос Тимура источал тепло – и это было так долгожданно для меня.
– Она хорошо. Такая большая родилась. 3900. И на тебя похожа – такая же красивая, как ты, – я улыбнулась, а по щекам побежали слезы, – только у меня пока молока нет.
– На меня? Очень приятно. Не знал, что я красивый, – голос Тимура был веселым, – ну, так мы ж с тобой читали, что молоко не сразу появляется. У тебя-то, джаным, точно все получится. Ты ж моя, моя смелая, моя сильная, и молока, вот увидишь, даже мне хватит. Дашь попробовать?
Я рассмеялась – легко, так, будто с души убрали тяжелый груз. Соседки покосились на меня, как на ненормальную. Но мне было все равно. Только что я получила то, что так ждала. Силу и поддержку от Тимура.
Я смотрел на нее – ее силуэт я отличил бы из тысячи других. Она стояла одна у окна, с косынкой на голове. Я не видел ее глаз, но голос из трубки телефона создавал впечатление, что мы стоим рядом – лицом к лицу. Свершилось. Я стал Отцом. Признаться, я не так часто представлял себя в этой роли. Но мне хотелось стать ЛУЧШИМ отцом для своих детей и воспитать их достойными людьми. Именно сейчас, я полюбил свою жену еще сильнее, чем прежде. А ведь думал, что сильнее любить невозможно.
Попрощавшись, я вернулся к своим делам. Азамат и Айрат сменили Ильнура и Наиля. Теперь, я был еще больше уязвим. И мне требовалось быть предельно бдительным. Несколько звонков заграницу и своим людям – и все опять закрутилось-завертелось, требуя моего личного присутствия.
Камила
Выписка с роддома прошла самым простым образом. Мне не нужны были ни фейерверки (набравшие популярность в нашем городе за последние 2 года), ни лимузин, ни охапки цветов.
Домой.
Я просто хотела попасть домой – смыть с себя больничный запах (да, да, в роддоме не было душа, всего лишь жалкая комнатка с большим окном без штор – смотрите, наслаждайтесь). А потом, лечь на нашу кровать. Я, доченька и Тимур. И говорить-говорить. Чувствовать единение, только нам принадлежащую близость и любовь.
Мне не нужны были понты.
Мне нужна была тишина и уединение с моим любимым.
Получилось почти так, как я хотела. Всего три джипа – тонированные, черные – отполированные до блеска, мама, глаза которой сияли от радости и одновременно тоски, а так же – пытающиеся вести себя тихо, братья – Ильнур, Наиль, Рустем, Азамат и Айрат.
По глазам мужа я догадалась, что приехать хотело значительно больше народу. Но как, же хорошо, что этого не случилось. Мы и так приковали к себе слишком много внимания. Брутальные красавцы, мой Тимур – само хищное спокойствие (кстати, откуда, у него синяк на левой скуле???), крутые «тачки» за окном… Та самая врач, говорившая со мной на родах не самым добрым образом, нервно отвела взгляд в сторону, когда увидела к кому я пошла.
Неужели она думала, что я собираюсь расквитаться с ней? Напрасно. Стоило мне только увидеть родное лицо мужа через стеклянные двери, я уже не помнила об ее грубости.
Момент, когда Тимур взглянул на нашу дочь…
Мое сердце навсегда запечатлело это. Было в этом что-то восхитительное, особенно трогательное – видеть, как мой муж – сама сила, власть и жесткость (временами) – с особой нежностью берет из рук медсестры нашу дочь. Его мужественное лицо озарила улыбка. И я улыбнулась, утопая в нахлынувших на меня чувствах.
А потом этот взгляд, который Тимур перевел с дочери на меня: в нем была такая любовь, что у меня перехватило дыхание…
Я находился на первом этаже роддома, в зале для выписки. Римма Ибрагимовна стояла поблизости, вытирая глаза носовым платком. Братья разместились в сторонке и пялились на медсестричек в халатиках, закидывая им шуточки, неестественно подергиваясь в их сторону. Казалось, эти девушки возбуждали их больше, чем стриптизерши на шесте в нашем клубе. У них было больше одежды, которые братья, видимо, хотели снять. Лишь Рустем холодным взглядом посматривал в окна и попутно осаждал их дерзкими замечаниями.
Наконец, в коридоре, за стеклянными дверьми появилась медсестра с кульком в руках. Я не сразу сообразил, что несут мою дочку.
Лишь когда я увидел, как медсестра на ходу поправляет чепчик, до меня дошло – это – моя дочь! Почти сразу, позади, не спеша, шла моя жена. Было видно, что ей тяжело идти. Видимо, роды прошли не так просто, как мне хотелось думать. Она улыбнулась мне – как-то измученно, и я почувствовал, что мне жалко ее и одновременно я проникся гордостью, что у меня такая жена. Ведь я уже знал, что она не стала отвлекать меня своим горем. Моя маленькая, сильная девочка.
Я, встречая, подошел к медсестре и принял своего ребенка на руки. Я с неким страхом посмотрел на свою кровиночку. Чего опасался – я не знал. Может, боялся напугать ее. Или навредить неаккуратными движениями. Но через секунду я успокоился. Я смотрел на это маленькое личико, на эти щечки и смешные губки и чувствовал себя каким-то другим. Обновленным, что ли.
Я поднял глаза на Камилу – я любовался ей, несмотря на то, что она была в простой одежде, я видел в ней самую прекрасную и единственно желанную женщину.
Она подошла ко мне, взволнованная, такая ожидающая каких-то особенных слов от меня. Но все что я мог сейчас сказать, это было:
– Джаным, поехали домой, я соскучился.
Я тихонько прикрыла дверь из ванной комнаты и медленно, по привычке, а еще по причине дискомфорта, направилась в нашу спальню. Наконец-то мы одни! Как хорошо, что гости не стали задерживаться и уехали по домам. Нет, я их по-прежнему любила, просто очень хотела тишины. Я замерла у двери. Сердце учащенно забилось. Нервничая, я поправила на себе халат (он так отличался от одежды в роддоме!) – он был красивый, нежно-голубого оттенка, снизу – чудесная сорочка для кормящей мамочки – женственная, радующая глаз. Но то, что было под ним…
Каждая рожавшая женщина меня поймет. Это было не самое красивое зрелище. Мое тело изменилось – это факт. Жалела ли я об этом? Зная причину этих перемен, я не испытывала этого чувства. Но, конечно, во мне были сомнения – как любимый воспримет новую меня?
Да, о физической близости речь, безусловно, еще не шла. И все же, то, что Тимур мог увидеть вблизи… Я шумно вздохнула, ощущая, как смятение подкрадывается ко мне. Я хотела быть красивой, но понимала, что прежней меня нет.
– Камил, ты, что там застыла? – приглушенным голосом поинтересовался муж.
Я зашла в спальню. Ласковое тепло окутало, как одеялко, мое сердце. В кроватке мирно посапывала Ясмина, а ее папочка с задумчивой улыбкой, сидел возле нее.
Тимур поднялся на ноги и шагнул ко мне. Он по-прежнему улыбался, только теперь по-другому. Теперь, его улыбка выражала смесь самодовольства и еле прикрытого желания.
– Она не просыпалась? – взволнованным голосом поинтересовалась я, кивая в сторону кроватки.
– Просыпалась, я покачал дочку на ручках, и она уснула, – муж еще шире улыбнулся, – как видишь, мы с ней нашли общий язык, все-таки не зря я с ней в животике общался.
Муж медленно провел ладонью по моей руке – от плеча, вниз, до запястья. Теплые пальцы обвили мою ладошку и нежно сжали.
– Ложись, поспи, – с легкой хрипотцой в голосе, произнес Тимур. Его глаза источали ласку. Я робко улыбнулась в ответ. А потом, случилось это – мой любимый порывисто обнял меня, зарываясь лицом в мои еще влажные, после душа волосы.
– Наконец-то ты дома, – прошептал он.
Я задрожала, охваченная волнением, раненая его признанием и нежностью, что исходила от прикосновения Тимура. Глубоко вздохнув, не без удовольствия уловила родной аромат любимого человека. Я подняла глаза, внимательно разглядывая мужественное лицо Тимура. Густая щетина – почти борода, все те же шрамы, глубокая морщина, что пролегла меж бровей, и… синяк на левой скуле.
Сердце сжалось от страха. Мой муж не был из тех, кто вот так, «ловил», тем более, по лицу.
– У тебя синяк, любимый, – прошептала я, не сводя взгляда с Тимура. Ленивая, такая чисто самоуверенно-мужская улыбка изогнула его губы.
– Надуло, я такой чувствительный последнее время, – в его голосе улавливались издевательские нотки, и я не стала уточнять, каким образом это так «надуло». Самое главное, что Тимур был жив. Наша дочь жива. И я тоже.
Об остальном – не время думать. Хотелось просто, наконец, побыть слабой. И теперь, в объятиях любимого мужчины, я могла себе это позволить.
О проекте
О подписке