– Два года назад, он приезжал проведать меня, – предложение оборвалось, и девушка побледнела. Она не хотела об этом говорить, но каким-то образом чуть не проболталась. Снова. Что с ней и где ее рассудительность?

– Ты болела? Бывает. Теперь все в порядке? – вежливо поинтересовался Дик, поворачивая автомобиль направо.

– Да, почти… Да, все теперь хорошо, – спешно ответила Эйслин, чувствуя, что угроза разоблачения вроде бы миновала ее.

– Дэвид отличный друг и товарищ, – озвучил свои мысли вслух мистер Марлоу, вглядываясь в стремительно темнеющее небо. Вскоре раздались раскаты грома.

– Я рада, что у меня есть старший брат, – тихо произнесла девушка, с тревогой рассматривая всполохи молнии вдали. Кажется, джип двигался прямо в направление к начинающейся грозе.

– Дэвид тоже о тебе очень хорошего мнения и всегда тепло отзывался о тебе, – сказал Дик, улыбаясь. – Сейчас он ведь так же, служит в полиции, в Бостоне?

– Да, верно, мой брат – образец справедливости и закона, – с гордостью заявила Эйслин, заметив, как слегка улыбнулся собеседник.

– Поддерживаю тебя, – произнес он, обгоняя машины и выезжая на перекресток. – Дэвид – человек, на которого можно положиться.

– Вы ведь служили вместе, так? А где? – вырвалось у Эйслин. Отчего – то ей захотелось узнать больше о старшем брате и, заодно, о его друге. В ее семье почти не говорили о Дэвиде, ведь он был от первого брака отца, который закончился бурным скандалом и скорым расставанием. Иногда девушке казалось, что ее отец намеренно не вспоминает о своем сыне, дабы тот не напоминал ему о не слишком счастливом прошлом.

– Мы служили в Ираке, – сказал, как отрезал, Дик. Ледяной тон его ответа означал лишь одно – никаких расспросов на эту тему он не потерпит. Страх и удивление отобразились на красивом лице Эйслин. Она и не знала. Она ничего не знала. В этот момент раздался очередной раскат грома, и с неба, наконец, полился дождь. Он барабанил по крыше и окнам автомобиля, нарушая возникшую, напряженную тишину. Желая прервать это неприятное молчание, мужчина уже более дружелюбным голосом обратился к притихшей девушке:

– А я так и не спросил, сколько тебе лет? Мне тридцать три, а тебе?

– Двадцать, мне двадцать, – отчего-то вспыхнув, ответила Эйслин. Разве это настолько интимный вопрос, чтобы краснеть от него? Однако она ощутила, как к щекам прилила кровь.

– Отличный возраст для новых достижений и воплощения мечты, – с улыбкой отозвался Дик.

Девушка, соглашаясь, кивнула головой. Дальше они ехали молча, слушая раскаты грозы и шум дождя. Из-за ненастной погоды движение было затрудненным, поэтому мистер Марлоу и его спутница приехали значительно позже, чем тот планировал.

А Эйслин было время подумать над услышанными словами. Почему она не знала о брате, что он воевал в Ираке (то, что это могла быть обычная служба звучало просто абсурдно). Для нее Дэвид всегда был добрым, открытым старшим братом с любящим сердцем и родными объятиями. Так почему же он не сказал ей? Никто не сказал? Получается, она была не очень – то и хорошей сестрой для него, раз даже не догадывалась об этом. А вот Дик сказал. Но сказал так, что Эйслин не посмела бы спросить большее. Наверное, и Дэвиду, и его другу было что скрывать. И стоит ли ворошить прошлое? Ведь неизвестно какие демоны способны вылезти оттуда.

Тем временем джип начал плавно замедлять свой ход, и вскоре остановился у высотного здания. Сколько в нем было этажей, Эйслин не смогла разглядеть – дождь продолжал лить, ухудшая видимость вокруг.

– Мы приехали, – бодрым голосом сообщил Дик, расстегивая ремень безопасности. – Подожди в машине.

С этими словами мужчина вышел наружу, а спустя пару минут вернулся, прилично промокший, с сумкой в одной руке и черным плащом в другой.

– Надень его, – он протянул его девушке, и та, с трудом, но надела его.

– Так меньше будет шансов, что ты простынешь, – деловитым тоном сообщил Дик, выходя из джипа и открывая дверь для Эйслин. Выходя из машины, та чуть не вскрикнула – настолько был сильный дождь, мгновенно делающий волосы девушки мокрыми. Парадная дверь здания маняще светила своим ярким, теплым сиянием, шедшим от хрустальных люстр, висевших вдали, на потолке.

– Идем, – крепкая мужская рука уверенно приобняла девушку за плечи, не давая той оступиться или же ощутить себя одинокой, незащищенной. Удивленная таким жестом, Эйслин все же промолчала – ей хотелось скорее оказаться внутри, в тепле и свете. Вскоре, так и случилось. Пара зашла в здание, и девушка, пораженная всеобщим великолепием, приостановилась почти у самого входа, однако Дик уверенно увлек ее за собой, в центр фойе. В тоже мгновение к мужчине подошел молодой человек, вероятно, служащий этого шикарного дома. То, что здание таковым являлось не осталось никаких сомнений. С широко раскрытыми глазами Эйслин рассматривала идеально чистый, кремового цвета мраморный пол, затем ее взгляд поднялся наверх, и она увидела с десяток изысканных хрустальных люстр, источающих торжественный свет. Подумать только, это было лишь фойе, однако оно больше походило на бальный зал одного из сказочных дворцов. Понимая, что рассматривать все вот так неприлично, девушка с трудом перевела взгляд на своего спутника, который беседовал с незнакомым молодым человеком. Тот крайне внимательно слушал его, поглядывая то на Эйслин, то на говорившего.

– Питер, обратите внимание, это моя гостья, – сообщил Дик служащему. Тот ответил:

– Как долго ваша гостья пробудет у вас? – он силился перестать глазеть на девушку, но это ему никак не удавалось, ведь мистер Марлоу впервые, вот так официально знакомил его со своей гостьей. Наверное, это особенная женщина. Раздраженный таким вниманием, Дик сделал шаг вперед, частично скрывая за собой свою спутницу. Затем довольно грубо сказал:

– Столько, сколько понадобится, Питер. Год, два, три… А вот ты, если будешь рассматривать так мою гостью, не продержишься на этой работе не более десяти минут!

Молодой человек побледнел, кашлянул и отступил на два шага назад. Теперь Питер смотрел исключительно на мистера Марлоу. Тот продолжил:

– Это моя гостья, и теперь она живет здесь, и может без меня уходить – приходить в любое время. Я хочу, чтобы ты нашел для нее такси, которое в будние дни будет отвозить мою гостью и привозить. Завтра, в семь утра, машина уже должна ждать ее, именно ее, у главного выхода.

– Да-да, – закивал головой служащий, записывая у себя в блокноте, опасаясь забыть приказ мистера Марлоу.

– Запомни ее имя – мисс Эйслин Брукс, – закончил Дик, а затем почти незаметно засунул сложенную банкноту в верхний карман Питера.

– Благодарю вас, мистер Марлоу, – приятно удивившись, сказал молодой человек.

Но Дик уже ничего не ответил, вместе со своей спутницей, оставляя мокрые пятна на блестящем мраморном полу, они прошествовали к лифтовому холлу и вызвали один из трех лифтов. Вскоре, тот прибыл, и пара зашла внутрь. В огромном зеркале, размещенном во всю стену, Эйслин увидела странное отражение – она, с мокрыми, блестящими волосами, одетая в широкий черный плащ, стояла, соприкасаясь правой рукой с высоким, широкоплечим мужчиной, который так же, как и она, разглядывал их отражение…

Словно картинка, проецирование будущего, куда они случайно заглянули…

Глава шестая

Входная черная дверь открылась и, включив свет, Дик пропустил Эйслин вперед. Та немедля разулась, поставив свои мокрые кроссовки в угол, и шагнула в обитель Дика. Да, эта квартира разительно отличалась от того кирпичного таунхауса, где они встретились впервые: если здесь и был какой-то намек на уют, то исключительно в мужском стиле одиночки, понятный лишь самому хозяину апартаментов. Мужчина забрал у девушки плащ и, повесив его сушиться, пошел дальше, включая свет в каждой из комнат. Девушка же, как зачарованная, шла следом за ним. Пройдя квадратной формы коридор, отделанный в черно – синих тонах, Эйслин оказалась на просторной, современной кухне, где также преобладал матовый черный цвет, разбавленный уже насыщенным ультрасиним – в этом оттенке были шторы, холодильник, замысловатые люстры-капли и стулья близ барной стойки.

– Хочешь выпить? – деловито предложил Дик, направляясь к холодильнику и открывая его. Озадаченная таким незамысловатым вопросом, Эйслин ответила:

– Да, воды, пожалуйста.

Мужчина пожал широкими плечами и налил ей в высокий прозрачный стакан чистой воды, себе же он сделал апельсиновый сок со льдом. Дик протянул стакан девушке, и их пальцы соприкоснулись. Она спешно забрала воду и отвернулась, делая вид, что рассматривает кухню, а на деле же Эйслин хотела успокоить внутреннее, неизвестно откуда взявшееся, волнение. Она сделала пару глотков воды и, как ни в чем не бывало, повернулась к мужчине. Тот как раз проверял запасы еды в холодильнике (их оказалось достаточно).

– Если ты голодна, кухня в твоем распоряжении, – произнес он.

– Пока нет, спасибо, – выдохнула девушка, вертя в руках пустой стакан. Дик подошел и осторожно забрал его, возвращая его на черную, каменную столешницу. Он внимательно посмотрел на гостью – с влажными волосам, широко раскрытыми глазами, в которых таились волнение и интерес, с мягким розовым румянцем на щеках, она выглядела испуганной и привлекательной одновременно.

– Пойдем, я покажу тебе мою, хм, твою комнату, – с легкой хрипотцой в голосе, предложил Дик, усмехаясь тому, какое он сейчас чуть не сделал предложение. Что поделаешь. Привычка. Ведь всегда, когда в его квартире оказывалась молодая или же зрелая, привлекательная женщина, это был не просто визит вежливости, а намеренная встреча двух взрослых людей, объединенных одной целью – получить удовольствие и разнообразие. Теперь же появление мисс Брукс так или иначе изменит пусть не саму привычку, но место встречи, определенно. Дик не мог даже в мыслях представить о возможности присутствия одной из своих многочисленных подружек здесь, теперь, когда младшая сестра Дэвида поселилась в его квартире. Мужчина прошел через весь коридор и остановился у двери слева и, открыв ее, включил свет со словами:

– Это твоя комната, Эйслин.

Девушка устало – радостно улыбнулась и зашла внутрь своей новой спальни. Данная комната не стала исключением – здесь так же был черный интерьер, гармонично дополненный белым. Стены, потолок, покрывало на достаточно широкой кровати – были белоснежными, сама же кровать, огромный шкаф – купе, журнальный столик, пол, были черными. На панорамных окнах висели шторы, сочетающие в себе исключительно два оттенка – ажурные белые рисунки на блестящем, черном фоне. Спальня была просторная, современная, но не очень уютная. Однако сейчас это не имело значения. Все, что хотела Эйслин – принять душ и поскорее лечь спать, чтобы встать завтра утром полной сил и энергии. Будто читая ее мысли, Дик опустил на пол спортивную сумку и прошествовал до крайней стены, где была дверь, ведущая в ванную комнату и туалет.

– Все в твоем распоряжении, Эйслин, – сообщил мужчина, отмечая про себя, какой усталой выглядит его гостья. Неудивительно, ведь она впервые оказалась в таком месте – шикарном, неповторимом и, порой, крайне требовательном.

– Спасибо, Дик, – ответила девушка, проводя рукой по своим влажным волосам. Тот подошел к выходу из спальни и поинтересовался:

– Во сколько тебя разбудить? Я встаю обычно в пять. В шесть – нормально для тебя?

Конечно, сперва, Эйслин хотела отказаться, но потом быстро поняла, что наверняка может просто проспать свой первый день в колледже или, чего еще доброго, просто потеряться в этом огромном доме.

– Да, спасибо, – благодарна согласилась она.

– Тогда доброй ночи, – попрощался Дик, закрывая за собой дверь.

– Доброй ночи, – услышал он в ответ тихий голос Эйслин.

Немного утомленный, мужчина решил принять душ, чтобы смыть с себя усталость и мысли… Мысли о хорошенькой девушке, что теперь живет вместе с ним. Неприкосновенной девушке… Да чтоб его! Дик включил воду во весь напор и встал под душ, закрывая глаза.

Спустя час, искупавшаяся и приятно уставшая, Эйслин сидела на полу своей спальни, вглядываясь вдаль. Она осмелилась выключить свет в своей комнате и отодвинуть шторы с окна. И то, что девушка увидела, вызвало у нее небывалый прилив волнения, трепета и воодушевления – с самого последнего, восемьдесят пятого этажа небоскреба, открывался потрясающийся вид на ночной Нью-Йорк. Сияющие огни окон, вывесок и проезжающих машин мерцали, манили и завораживали. Гроза уже окончательно закончилась, и теперь на небе сияла круглая, желтая луна. Девушке на мгновение даже показалось, что она просто смотрит фильм про Нью-Йорк, но нет, это была реальность, в которой ей, Эйслин, было место. Очарованная, она продолжала сидеть на полу, обхватив колени руками и глядя во все глаза перед собой. Справится ли она? Внезапно, девушка ощутила себя незначительной и маленькой. Ей страстно захотелось домой, в Линкольн, к своим родителям. Скучают ли они по ней? Гордятся ли ей сейчас? Дом, милый дом. Небольшой садик с хризантемами вокруг него, старая яблоня, качели на заднем дворе… Спокойствие и мир. Так ли все было? Кого она обманывает? Эйслин закрыла глаза и окунулась в свои воспоминания, в прошлое, на два года назад…

Глава седьмая

Весеннее солнышко хорошо прогрело воздух, настолько, что теперь идти в куртке было слишком жарко. Выходя из здания школы, Эйслин решила идти вот так – в узких черных брюках и элегантной голубой блузке, верхнюю одежду же она перекинула через сумку и, ощущая себя почти взрослой, направилась домой. У девушки было праздничное настроение – еще бы, сегодня ей, подумать только, исполнилось восемнадцать лет! Прекрасный возраст, чтобы воплощать свои мечты, радоваться жизни и идти к своей цели! Улыбка не сходила с чувственных губ Эйслин, глаза искрились радостью и ожиданием какого-то чуда. По пути домой, на углу улочки, находилась пекарня. Девушка заглянула туда и купила бисквитный шоколадный торт – вечером должна была заглянуть Джулия, чтобы поздравить подругу, возможно так же, что приедет и старшая сестра Эйслин – Розалин. Вскоре, девушка была уже дома. Переодевшись, она быстро доделала уроки, а затем пошла на кухню – готовить обед. Дом, в котором жила семья Брукс, был одноэтажный, в нем имелось пять комнат – родительская спальня, гостиная, комната Эйслин, которую раньше она делила с Розалин, небольшая кухонька и ванная, совмещенная с туалетом. Со старыми окнами, с краской, местами отвалившейся с потолка, жилье нуждалось в качественном ремонте и вложенных в него денег. Но Бруксы не были богатой или же зажиточной семьей, однако у них было все, необходимое для нормальной жизни.

Девушка поставила греться чайник, затем, отыскав кусок сыра, сделала себе бутерброд. Прежде чем готовить полноценный обед для всей семьи, она хотела подкрепиться. Эйслин устало опустилась на шатающийся табурет (у отца все никак не доходили руки до него) и медленно сделала глоток горячего чая. Пережевывая свой бутерброд, девушка мысленно рассуждала – что же такого можно было приготовить из имевшегося набора продуктов. В самом дальнем углу холодильника она обнаружила мясные консервы, не совсем умело открыла их и положила содержимое банки греться в глубокую сковороду. Отдельно Эйслин сварила спагетти, а затем перемешала с консервами. Наконец – то! Теперь можно было немного отдохнуть и принять душ.

Потоки приятной воды хорошо смывали усталость и девушка, довольная и свежая, пошла в свою комнату. Теперь ее личная спальня была компактной – у стены стоял диван, рядом самый что ни на есть простой стол, за которым Эйслин делала уроки. В углу разместился местами потрескавшийся, старый шкаф. Девушка шутливо называла его «мой прекрасный антиквариат». Неровности пола маскировал раскинутый на нем темно-зеленый ковер. Наверное, когда-то, лет двадцать назад, он смотрелся действительно шикарно, но сегодня выглядел почти убого. Но для Эйслин, все, окружавшее ее, было привычным и по – своему прекрасным. Было бы ложью заявлять, что она не мечтала о более благополучной жизни. Мечтала, еще как. Ночью, перед тем как заснуть, снова и снова девушка прокручивала свое светлое, успешное будущее, где не было бы место страху, молчания и безнадежности. Эйслин взяла с полки книгу в красивой, яркой обложке, это был новый любовный роман – подарок матери на день рождения и, уютно устроившись у окна, принялась за чтение. Мыслями и чувствами она унеслась на несколько веков назад, живо рисуя в своем воображении главных героев, эпоху, в которую они жили и события, постигшие их.

Женский крик, доносившийся у входа в дом, нарушил приятную идиллию. Эйслин сокрушенно закрыла глаза. Она знала, кто это, и что, вероятно, последует за этим. Девушка спешно направилась на кричащий, все громче и громче, голос матери. Та не сразу заметила ее присутствие, слишком погруженная в собственное отчаяние, она продолжала кричать на своего мужа и отца дочери:

– Ты обещал! Обещал! Все эти двадцать лет, каждый раз обещал больше не пить!

В ответ послышалось что-то нечленораздельное, и глухим шумом отозвалась попытка Криса Брукса зайти домой. Но не так-то было, Теа Брукс преградила собой путь, продолжая криками изливать накопившуюся за годы боль и отчаяние:

– Ты обещал! Клялся! Клялся нашей дочерью, твоей любимицей, Эйслин, что больше никогда не будешь пить! Не прошло и года, и ты снова взялся за это. Убирайся, алкаш несчастный!

Мистер Брукс вновь попытался зайти, но жена толкнула его, а тот, в ответ, с удивительной прытью для своего состояния, вцепился ей в горло. Как в страшном сне Эйслин наблюдала за ужасающей, разрушающей картиной, развернувшейся прямо перед ее лицом: кожа Теа побледнела и стала отливать синими красками, взгляд стал отсутствующим и каким-то пугающе странным.

– Папа! Перестань! – девушка с небывалой силой оторвала его руки от своей мамы. Та, резко закашлявшись, схватилась за грудь. Слезы струились по красивому лицу Теа, ненависть горела в ее орехового цвета глазах. Эйслин торопливо завела мать домой и попыталась запереть входную дверь, но Крис Брукс уже успел зацепиться за ручку.

– Папа, пожалуйста, уходи, – срывающимся голосом попросила Эйслин, чувствуя, что умирает внутри. Ей было страшно. Ей было жаль маму и папу.

Одна она вряд ли бы справилась, однако соседи, услышавшие очередной скандал у Бруксов, вызвали полицию, и спустя минуту, восемнадцатилетняя именинница с щемящей болью в сердце наблюдала, как отца забирают в отделение. Девушка знала – он вернется. На протяжении всей своей жизни Эйслин наблюдала одну и ту же схему отношений родителей: очередная пьянка, скандал, в котором иногда присутствовало рукоприкладство, уход отца, а спустя время – от нескольких дней до месяцев, его возвращение. Все повторялось снова и снова.

Осуждала ли родителей Эйслин? Нет. Она любила их. Но ей был страшно. Страшно от одной мысли о том, что однажды папа в пьяном угаре задушит маму, а ее, Эйслин, не будет рядом. Страшно, что когда-нибудь, отец пойдет своей пьяной, качающейся походкой и, спотыкнувшись, так упадет, что разобьет голову, и никто не подойдет к нему, а ее, Эйслин, не будет рядом, а он умрет, истекая кровью, в одиночестве. Она не сможет их спасти.

Девушка направилась в гостиную, где в одном из ветхих кресел сидела ее мать, тонкие плечи которой сотрясались от рыданий. Прижав к раскрасневшемуся носу белый платочек, Теа повторяла:

– За что Господь так наказал меня? Я простила его снова, а он… Я устала, устала тащить на себе весь этот дом, работать без отдыха и терпеть его пьянки…

Эйслин нежно приобняла маму за плечи, а та кивнула головой, глядя куда-то перед собой, в одну точку. Девушка сходила на кухню и принесла Теа стакан воды, та выпила и поблагодарила дочь словами:

– Спасибо, Эйслин. Только ты меня понимаешь. А ведь сегодня твое день рождения. Жаль, что все так поучилось.

– Да, жаль. Но, мама, слава Богу, ты жива и это самое главное, – уверенно сказала девушка, с тревогой и мукой в сердце, глядя в заплаканное, родное лицо матери. Та грустно улыбнулась:

– Пойду к себе, отдохну, приведу себя в порядок, а после попьем вместе чай.