То, что яйцекратов стрельба не пугает – это я уже понял, в самом начале. Их вообще ничто не пугает, ребята сильно отмороженные по части отрицания яичности. Выстрелю в голема, одно яйцо взорвётся, ну, два, если повезёт. Остальные перестроятся и кинутся в атаку. Смит с друзьями, может, и вздрогнут, но, увидев отвагу голема, тут же бросятся на подмогу. Фигня, меня ж тут прикончат.

Мне показалось более целесообразным пристрелить кого-нибудь из компании Смита, чтобы хотя бы они обделались от ужаса с гарантией. Мучиться выбором я не стал. Взял на мушку того придурка, с пластырем на башке, и выстрелил.

Грохнуло от души, акустика тут была хорошая. «Меченое» яйцо взорвалось, разлетелось буквально вдребезги. А что особенно ценно – его бейсбольная бита, вертясь, полетела в сторону и воткнулась в бок другому яйцу. Это яйцо, мученически вскрикнув, выронило «розочку» и покачнулось.

«Пробитое тело наземь сползло, – почему-то вспомнилось мне. – Приятель впервые покинул седло…» С Фионой переобщался, не иначе, стихи в голову лезут.

Расчёт полностью оправдался. Смит и трое оставшихся яйцемажоров застыли на месте, белея от ужаса. А вот яйцекратский голем даже яйцом не повёл по поводу случившегося. Просто попёр на меня, звонко цокая яйцами по каменному полу.

Я попытался встать. Спина сделала мне огромное одолжение. Боль не прошла совсем, но утихла, оставив возможность двигаться. Чем я и воспользовался. Отскочил с пути голема и побежал на трёх яйцемажоров, что-то страшно крича. Детишки, основательно обделавшись, раскатились в разные стороны.

Добравшись до издыхающего яйца с торчащей вверх битой, я схатился за рукоятку.

– Стой! – раздалось снизу. – Не вытаскивай! Белок смешается с желтком, и я умру! Надо вызвать врача! Кто-нибудь, позовите Яйцедока!

В общем, вытаскивая биту, я испытывал угрызения совести. Но, блин! Этот парень знал, на что шёл, значит, должен был быть готов к такому исходу. Но он явно был не готов. Ни одному придурку даже в голову не пришло, что им будут оказывать сопротивление, и они при этом даже могут потерпеть поражение. Нет в них самурайского духа, вот ни капельки.

С биты упала густая капля. Яйцо на полу захрипело и сделалось молочно-белым. Больше оно уже не говорило. Я повернулся к Смиту. Он и двое его коллег нерешительно покачивались на месте.

– Ну чё, ребята, кто следующий? – спросил я, сделав зверское выражение лица, хотя в этом вроде как не было смысла. Яйца, если верить наблюдениям Дианы, в выражениях лиц не разбирались, они считывали что-то другое.

– А-а-а! – заорало яйцо с кастетом и бросилось к двери.

– Стоять! – спохватился Смит. – Не смей!

Смит побежал за яйцом. Третье, бросив нож, покатилось к стойке, за которой я вчера пил загадочное ничто. Похоже, тут беспокоиться больше не о чем. Оставался голем.

Голем, пробежав по инерции несколько шагов, развернулся и вытянул руку ко мне. Я, шестым чувством сообразив, что за этим последует, выронил пистолет. Перехватил биту двумя руками, как заправский бейсболист, и кивнул:

– Ну, давай!

Яйцо, которым заканчивалась рука, полетело на меня со скоростью пушечного ядра. Я махнул битой, она врезалась чётко по центру. Руки ощутили сопротивление среды. Бита прошла сквозь яйцо, и меня окатило потоком желтка с белком.

– Тьфу! – Я сплюнул яйцо, попытался рукавом протереть глаза, но рукав тоже был весь в яйце. – Да что ж вы за отморозки-то такие?!

И тут в меня врезалось следующее яйцо. Это сбило меня с ног. Я упал на пол, прямо этими злополучными болтами. Боль просто взорвалась в спине, белой вспышкой озарив сознание. Я попытался заорать, но рот залило яичной массой. Бита выкатилась из ослабевшей руки.

– Засррррранцы! – как из другого мира доносился до меня крик ворона. – Отморррррозки!

Птица мало чем могла мне помочь. Я сам тоже не мог себе помочь. Я задыхался от яйца и корчился от боли в спине. В эти секунды даже смерть не казалась мне таким уж плохим вариантом. Ну, сдохну. Ну, реинкарнирую где-нибудь. Может, Диана меня отыщет и пробудит память. Может быть, даже я перерожусь почти таким же красавчиком, как сейчас.

– Не трожь дверь, придурок! – орал Смит.

Не-не, пусть потрогает, чего там. Глядишь, откроет. Ворвётся Диана и всех положит. Уж в текущей-то ситуации ей несложно будет понять, ху из ху. Явно то яйцо, что на сцене к шесту привязанное, это не Смит. А остальных можно валить. Только вот справится ли она… Голем – тварь коварная. Он даже гибель любой своей части умудряется себе на пользу обернуть.

Я услышал знакомое цоканье. Цоканье приближалось.

Наконец, получилось, собрав остатки сил, выплюнуть ту дрянь, которой забился рот. Уж чего-чего, а сырые яйца глотать я не собирался, потому что фу. Вдохнул, выдохнул. Повернулся на бок, и спину чуток отпустило. Слава богу, значит, это просто из-за неудачного падения, а не очередная порция разложившихся болтов в спинномозговой жидкости.

Я зашарил рукой по полу в поисках пистолета, но нащупал только рукоятку биты. Тут же получилось, наконец, разлепить глаза. Сквозь потёки слизи, я разглядел катящегося ко мне Смита. Эх, не ударить толком с такого ракурса. Встать бы, да не успею. Голем уже тут.

– Прими смерть! – загрохотал он голосами всех своих яиц. – За Короля-Яйцо! За яйцекратов!

Руку с битой я вскинул вверх, пытаясь выставить хоть какую-то защиту. В эту защиту и ударило следующее яйцо. Хорошо хоть я был в профиль, залило только левый глаз. Рука от удара согнулась, бита стукнула по полу.

И тут я увидел пистолет. Он валялся в шаге от меня, и к нему приближался Смит.

– Не трожь! – захрипел я. – Он заколдованный!

Больше как-то ничего в голову не пришло. Когда я был мелкий, меня пугали фразой: «Там электричество!». Про электричество я очень хорошо знал, потому что однажды, забравшись на стол, сунул шпильку в розетку. Когда меня вытащили из-под стола, то объяснили, что в розетке живёт электричество, с которым ни фига шутить не надо. У яиц электричества не было, так что пришлось импровизировать.

– Прощайся с жизнью, урод! – завопил Смит.

Пистолет взлетел в воздух, послушный его невидимой руке. Смит прицелился в меня. Я, разинув рот, смотрел на него, не веря в то, что вижу.

– Может, не надо? – робко спросил я.

– Никто не смеет трогать мои яйца, – заявил Смит.

И выстрелил.

Всё бы хорошо, но этот придурок держал пистолет стволом к себе. Неудивительно, в общем-то – если он впервые увидел огнестрельное оружие. Небось, вообще не догнал, что это и как работает, понял только, что смертоносное.

Смит взорвался красивым яичным фейерверком, опять обдав меня яичными потрохами. Кусочком скорлупы мне царапнуло щеку. Истошно завизжала Яйцерина…

– За Короля-Яйцо! – рявкнул голем.

Эмоций по поводу случившегося у него, кажется, не было. Он психовал только из-за того, что я случайно упал в какого-то идиотского «Короля-Яйцо», а я, блин, даже виноват в этом не был! Виноват неудачно открывшийся портал, который вообще-то открывала Диана, а никак не я. Вот вечно так, Костя – жертва обстоятельств, а на него всех собак вешают. Вернее, все яйца.

Я откатился в останки Смита. Попытался встать, уперся рукой в пол. Ладонь скользнула по желтку, я упал в него лицом. Твою мать… Ладно, для меня это всё – досадные помехи. Фиона, может, даже мысленно ржёт. А вот что будет с психикой Яйцерины – этого я даже представить не мог. Ведь, по сути, я сейчас барахтаюсь в останках её бывшего. Вообразив, как бы выглядела сцена, будь Смит человеком, я и сам чуть не сблеванул, но сдержался.

Там, где я только что лежал, разбилось ещё одно яйцо – голем нанёс удар. Я, наконец, сумел подняться. Сперва на четвереньки, потом – на дрожащие ноги. Поднял биту, нашёл голема взглядом.

Голем стал пониже. Разбив очередное яйцо, он перестраивался, рост его уменьшался, ширина тоже. Дикая гадость. Если раньше у меня всё-таки маячила мысль, что можно просто взять палки и прорваться к порталу, то сейчас я убедился, что это – бред. Здесь голем из двадцати яиц (ну, уже поменьше), а там этих яиц – тысячи. Да нас элементарно в белке с желтком утопят.

Яйцо-голова повернулось ко мне. Голем сделал шаг. А я вдруг понял, что смотрю на одно из яиц грудной клетки монстра. Что-то щёлкнуло у меня в голове, я широко раскрыл глаза:

– Яйцессандра? Яйцессандра… Великолепная? – добавил я, покопавшись в памяти.

– Так меня звали в миру, – отозвалось яйцо тонким одиноким голосом. – Теперь я отрицаю свою яичность.

– Но как же… Как же остальные? – офигев от такого предательства, страшным шёпотом вопросил я.

– И остальные – тоже, – подтвердила мою догадку Яйцессандра. – Мы осознали, что яйцекраты правы. Только их вера – истинная. И яичность – это то, что мешает нам переродиться в прекрасных птиц.

– Сволочи! – заорал я. – Яйцерик вам верил!

И бросился в атаку, замахнувшись битой. Навстречу мне полетело яйцо. Встретить удар я не успел, яйцо врезалось в грудь. Из лёгких вылетел весь воздух, меня отбросило шага на четыре. Повезло – ботинки проскользили по Смитовским потрохам, и я даже не упал.

– Херррррачь! – надрывался ворон, кружась под потолком. – Херррррачь урррррода!

Ободрённый этим напутствием, я опять побежал, разбрасывая ногами останки Смита. Голем швырнул очередное яйцо. Я отмахнулся битой, разбил его, пробежал сквозь яичный фонтан и наконец-таки огрел голема битой. Бита прошла сквозь «тело» наискосок, от «плеча» до «бедра», и вышла наружу.

Голем вскрикнул всеми оставшимися голосами и рассыпался. Верхние яйца разбились об пол, нижние просто раскатились. Я хладнокровно добил их несколькими ударами и замер, тяжело дыша.

Как-то попалась в интернете картинка, где двое детей не то дерутся, не то играют в луже, кругом брызги летят. И какой-то гений фотошопа заменил цвет, превратив воду в кровь. Выглядело эпично. Вот если бы сейчас кто-то сделал то же самое с белком и желтком… Н-да, фильм с такой трэшовой сценой даже в прокат бы не выпустили. Разве что с пометкой 21+.

Послышались шаги. Я обернулся. В зал влетела Диана, следом за ней – Яйцерик. Увидев меня, с битой, покрытого яичными потрохами и стоящего на мёртвых яйцах, Яйцерик ахнул и повалился в обморок. Диана повела себя более хладнокровно.

– Н-да, вижу, ты старался, – сказала она. – Я бы так чисто и аккуратно сработать не смогла, что и говорить.

Я развёл руками – мол, что поделаешь, обстоятельства.

– Яйцекрррраты! – поддержал меня ворон. – Пррррредательство! – и спикировал Диане на плечо. Ко мне, наверное, побрезговал – я же грязный.

Отбросив биту, я подобрал валяющийся неподалёку нож, подошёл к сцене и, запрыгнув на неё, освободил пленниц.

– Костя, ты – настоящий герой! – сверкая глазами, сообщила мне голая Фиона. – Я никогда не видел подобного. Это была грандиозная битва! Мне теперь хочется написать о тебе стихи.

– Давай, потом? – попросил я. – Сейчас лучше прикройся чем-нибудь, ты смущаешь мой разум. Вернее, то, что от него осталось.

А Яйцерина шарахнулась от меня и, издавая горестные вопли, побежала… Сперва я подумал, что к отцу. Но она до него не добралась. Остановилась возле одной из яичных луж.

– Смит! – голосила она. – Смит Гладкое Яйцо! Любимый мой! Какой ужас!

Общее мнение по поводу этой душераздирающей сцены выразил ворон, негромко каркнув:

– Дурррррра.