– Что за кретин! Немедленно прекратить огонь! – ожил позабытый наушник. – Всем уцелевшим! Срочная эвакуация! Место сбора на ваших радарах – зелёная точка. На всё полчаса. Через полчаса спасательная капсула взлетает. С вами или без вас. Конец связи.

Зелёная точка? Радар? Куда бежать – где спасаться? Вопросы, вопросы… Но сержант больше не отвечал.

И без того перепуганный, Герольд свалился обратно в окоп и заметался между контейнерами. «Радар, где же радар?» – нашёптывал он, шустро переворачивая космическое барахло. Магазины, гранаты, аптечки, какие-то странные шипастые мины, но где же хоть что-нибудь, похожее на радар? Неужели конец?

Последняя мысль лишила и сил, и рассудка. В глазах потемнело, и, выронив бластер в очередную кровавую лужу, он прислонился к стене.

«Что это? я падаю! у меня ноги подкашиваются», – подумал он и упал на спину. Над ним не было ничего уже, кроме неба, – высокого неба, не ясного, но все-таки неизмеримо высокого… без облаков. «Что за чёрт – где облака? – подумал Герольд. – Даже в конце пути никакого успокоения. Да ещё мухи… зелёные… Ну-ка, ты, пшла отсюда!»

Он врезал по колпаку своего шлема, но муха не улетала. Зелёная точка?

Так Иннокентий не бегал ещё ни в одной своей жизни. Матерясь и перепрыгивая через тела погибших бойцов, он нёсся по траншее к заветному зелёному огоньку. «И ведь ни один гад не сказал, как тут всё устроено. Сержант – ладно, но Николай? Сука, ты же читал! И про живые скалы, и про навигацию, встроенную в скафандр… Ох, доберусь – я тебе сделаю. Конечно, если успею».

Позади что-то чавкало и скрежетало, но герой не оборачивался. Скользя на человеческих внутренностях… нет, ему определённо не хотелось знать, что там за спиной.

На взлётную площадку он вывалился вконец обессиленным. Ноги отказывали, запотевший колпак мешал ориентироваться, но дальше ошибиться было нельзя. Серебристое яйцо – заветная капсула – гудела прогреваемыми двигателями. Дотянуться, достать… и вот он – спасительный люк. Ещё открыт, ещё ждёт…

За спиной полыхнуло. Оранжевое зарево на секунду окрасило небосвод, а в следующее мгновение Герольда оторвало от земли и словно мощной рукой зашвырнуло в распахнутое отверстие.

Когда он разжмурился, ничего уже не было. В окно постукивал дождик, горела настольная лампа, и Николай с кружкой чая, с вареньем… Сидит на диванчике – просматривает черновики. Спокойный, добрый… родной. Господи, как хорошо, как здорово жить.

Думая так, Иннокентий поднялся и, поднатужившись, захлопнул проклятую книжку. Ему уже ничего не хотелось: во всём теле царило опустошение и усталость.

– Слушай, ты читал, ты дочитал? Скажи хоть, ради чего всё это было? – с недоверием обратился он к Николаю.

– О, с возвращением, – оживился тот, откладывая бумаги. – Совсем не понравилось?

Герольд скривился.

– Ну, брат, это же боевая фантастика – откуда в ней смысл. События ради событий. Для удовольствия, для развлечений. Сам же хотел… Или больше не хочется?

– Выпить хочу, – буркнул герой. – Напиши мне про выпивку. Можно даже в запой. Колотит меня – хоть обратно к бабуле с её корвалолом.

– За выпивкой – это к гусарам, – усмехнулся писатель. – Там даже закладка есть. Только знаешь… давай-ка ты сам. А то не понравится – опять я виноват. Скажешь потом – специально подсовываю. Я, между прочим, сразу предупреждал: романы – это романы. Это даже не повести.

Слова прозвучали спокойно с иронией, но Иннокентию всё равно чудился недобрый упрёк. Николай, не сводил с него глаз и смотрел пристально, словно испытующе. Словно ждал от героя какого-то перерождения. А может, и нет. А может, ещё чего. Будь прокляты эти авторы: не взгляд – сплошные подводные камни.

* * *

Сегодня мало кто знает, что же такое «жжёнка». Звучит, словно из детства, почти как зелёнка. Только горячая. А между тем «жжёнка» – это одна из разновидностей пунша, в состав которого входят алкоголь, фрукты и жженый сахар. Как правило, напиток готовится на основе рома, однако возможны и вариации с коньяком. Существенное отличие «жженки» от обычного пунша заключается в том, что сахар не засыпается в сосуд с алкоголем, а помещается над ним на решетке, поливается ромом, коньяком или спиртом и поджигается. Дальше он постепенно стекает в сосуд с алкогольной основой и нагревает напиток.

Эти сведения наш герой почерпнул уже в первые пять минут на новом месте. Как раз между первым и вторым стаканами упомянутого напитка. И всё-таки Герольд немного робел. Подспудно ему казалось излишне самонадеянным примазываться к бравым воякам. Гусар – это доблесть, гусар – это храбрость, это задор, это напор… В общем – альфа-самцы. На своём поле, со своими правилами, да и в гости – не приглашали. Но всё обошлось.

Его приняли как доброго друга. Усадили, налили, окружили вниманием. Как оно там – в восемнадцатом веке? Не куртка, а ментик; не фуражка, а кивер? Смешные такие. И, конечно, в трико… простите, в чикчирах. После чикчир он узнал про доломан, про кутас и про султан с репееком. Захмелевшие, развеселившиеся вояки настолько искренне радовались негаданному слушателю, что, казалось, стоит лишь попросить – продадут любую военную тайну.

– А главная красота – это пуговицы, – гнусавил молодой корнет, демонстрируя начищенные золочёные кругляшки. – Бывают плоские, таких шестьдесят штук на комплект. А бывают как шарики, как бубенцы – этих надобно только тридцать, но они вдвое дороже. По восемь копеек за штуку, ты представляешь? А потерял, оторвал, ну, бывает – покупай за свои?!

«Любопытно, что будет дальше?.. – философски размышлял Герольд, опрокидывая очередной стакан. – История возникновения сабли? Как почистить мушкет? Сто тысяч подробностей о лошадях? Да уж… И ничего не поделать – специфика повествования».

От романа к роману он начинал примиряться с бесконечными и, казалось, совершенно бессмысленными подробностям – зудят себе, да и ладно. В конце концов – это были всего лишь слова, пустые и ни к чему не обязывающие. Перетерпеть, переждать, перелистнуть… Но вот незадача, сейчас Герольд ощущал не привычное равнодушие, а действительно живой интерес.

Казалось, что может привлечь в простой пуговице – так, безделушка, штаны застегнуть. А с другой стороны – всё это детали целой эпохи. Эпохи героев, эпохи сражений, авантюризма, свобод, куража. Всего того, что так манит любого мальчишку: и юного, и постаревшего. Прикоснуться, почувствовать. Пусть кивер не по размеру, но всё равно не сдержаться – непременно примерить.

Тут он вспомнил о закладке, оставленной Николаем – значит, и он не смог пройти мимо. Случайное совпадение? Может быть, может быть…

И ветер в трубе, и жаркий камин, и где-то – наверно, на втором этаже – потрескивает бильярд. И завтра, когда рассветёт, ему уже обещали пальнуть из пистолей. Из настоящих! – не из какого-то фэнтезийного бластера. Скорее всего, так бы всё и закончилось: тихо, мирно, на тормозах. Скорее всего. Но вдруг тот самый гусарик, что так проникновенно рассказывал о пуговицах, поднялся и прыснул: «Господа, а поедемте к дамам!»

Загадочная и молчаливая, она вела его за руку холодным пустым коридором. Поворот, ещё поворот… Казалось, они не шагали, а плыли, и только предательский скрип половиц подтачивал впечатление. Ещё слышался смех новых товарищей, но уже совсем далеко, на грани реальности. Хлопнуло шампанское, зазвучали гитарные переборы. Привыкшие к подобным увеселениям, гусары не торопили события.

А вот и комната. Девушка зажгла свечи, и мрак, царивший в спальне, попрятался по углам. Теперь Герольд мог её рассмотреть без солдафонских подначек. Ещё совсем юное, почти детское лицо, светлые кудри, курносенький нос. И взгляд – строгий, но ясный. Чуть с недоверием, чуть с любопытством. Первой мыслью героя было, что девушке нет и пятнадцати, что нужно притормозить… Но, поразмыслив, он рассудил, что на редактуре подобные казусы жёстко вымарывают, а потому отбросил опасения.

– Как звать тебя, милая, – с наигранной непосредственностью поинтересовался Герольд, подходя ближе.

– Наташа, – обронила она и, приподнявшись на носочках, прикоснулась губами к губам героя. Это не походило на поцелуй – девушка не целовала, она словно спрашивала согласия и ожидала ответа. И Герольд ответил.

Он целовал в губы, в шею, в открытые плечи. Чувствуя застенчивое возбуждение, сам распалялся всё больше, становился напористее.

– Ах, мой гусар, – прошептала Наташа. Услышав такое, герой даже хрюкнул от удовольствия и, обняв девушку за невесомый стан, увлёк за собою на простыни.

– Прости, что-то случилось? Что-то не так? – осторожно спросила Наталья. Приподнявшись на локте, девушка уже без напускной робости смотрела Герольду в глаза. Мужчина не ответил, и ей показалось, что тот не понял вопроса. – Просто мы уже пять минут лежим и… и ничего не происходит, – пояснила девушка. – Может, я тебе не понравилась, может, попросить, другую?

– Да что ты – конечно, понравилась, – изумился герой. – Мы же так целовались и вот – упали на простыни. Всё как положено. Разве что-то не так?

– Бедненький, – прошептала Наташа сквозь плохо сдерживаемый смех, – я и забыла, что ты из рассказа. Упали на простыни… да ты и с девушкой по-настоящему ни разу не был. – Она уже не могла подавлять рвущееся на свободу веселье, и спальню наполнил девичий смех.

Герольд только и смог, что неопределённо пожать плечами.

– Не бойся, Наташа всё сделает, – игриво подмигнула девушка, и герой почувствовал, как с него стаскивают штаны.

Смущённый, он тяжело запыхтел и начал покрываться испариной. В висках забили колокола, хмеля как не бывало. Неужели она…

За штанами последовали трусы, а после… Две ласковых шаловливых ладошки скользнули по открывшимся бёдрам, защекотали яички, а горячие губы, только что отвечавшие на поцелуй, тепло обняли головку набухавшего пениса.

– Мамочки! – пискнул герой и как был, в чём мать родила, бросился прочь. Ноги его подкашивались, лицо кривило от ужаса и стыда.

* * *

– А что, мне понравилось, – заметил писатель. – Живенько так, креативненько.

– Что креативненько?! – трясясь от негодования, вертелся Иннокентий. Взлохмаченный, с залитым багрянцем лицом, сейчас он более всего походил на диатезного пацанёнка. – Понравилось ему… Что? Смотреть, как меня… как я… и в пенис целуют? Может, и мне её в жо… ох, ё… Иди сам попробуй!

– А вроде ничего так… даже забавно. Страстная сцена – украшение любого романа. Да ещё с юмором – читателю нравится. Особенно женщинам.

– Даже не думай! Не смей! Если все прочита… О господи, стыд-то какой. Позор, клеймо на всю жизнь. А если у меня жена когда будет? А дети? И они… а я там это… и без штанов… Ну нет – ты не посмеешь. Ладно – просто. Просто – ещё ничего. Но зачем вот… вот так? – слов не хватало, и он попробовал изобразить свои мысли руками. – Там же… сплошные подробности. И девочка эта… Такая юная, такая… У неё паспорт-то есть?

– Кеш, да расслабься – есть у неё всё. Опять не веришь? – глянь в аннотации, когда писалось. Ей больше ста лет. Кстати, возьми на заметку, как сохранить вечную молодость. А то разгунделся, блин. Поп на печи.

– Ладно, всё так, всё так. Сейчас успокоюсь, – пообещал Иннокентий, утирая вспотевший лоб. – Только скажи, что не будешь писать. И всё, и забыли.

– Вообще, я уже написал, – почесал в затылке Николай.

– Как написал? Целый роман? – на главного героя было жалко смотреть.

– Ну… не роман – роман опять в другой раз. Пока только рассказ. Пойду до редактора прогуляюсь – вдруг повезёт. Ещё не забыл? – ты им понравился.