Ей вспомнилось, как два месяца назад она приехала сюда впервые. Не зная, что ее ждет, руководствуясь отчаянной, последней надеждой. Поезд пришел в Берлин рано утром. Всю ночь фрау Эберхарт провела в общем вагоне без сна. В сером утреннем тумане вышла на перрон, поеживаясь от сырости, прошла в здание вокзала. Багажа у нее не было. Хотя она не знала, сколько времени предстоит провести в Берлине. Она не представляла себе, где будет ночевать и хватит ли денег на длительное пребывание в столице, если придется задержаться. При себе она имела скудные сбережения – все, что было. Многое зависело от того, удастся ли ей встретиться в клинике Шарите с женщиной, странное, не немецкое имя которой было записано у нее на листке. Эта бумага являлась самым дорогим сокровищем фрау Эберхарт. Она постоянно держала ее в руке и не выпускала всю ночь напролет, пока ехала в поезде, время от времени осторожно разжимая кулак и перечитывая строчки, написанные дрожащей рукой раненого офицера, однополчанина сына:

«Фрау Ким Сэтерлэнд, клиника Шарите, Берлин». Она чувствовала, что в этих строчках заключено ее будущее. Под мерный перестук вагонных колес за бессонную ночь пронеслась вся ее жизнь. Фрау Эберхарт была вдовой. Ее муж погиб на Первой мировой войне. Она в полной мере испытала все тяготы послевоенной жизни – голод, холод, безработицу. Сын Пауль был призван в армию в сороковом году и вернулся спустя три года… инвалидом. Под Сталинградом осколок попал в голову. Жизнь парню спасли, но вернуть к полноценному существованию уже не смогли. Врачи отказались от дальнейшего вмешательства, опасаясь, что жизнь пациента может оказаться под угрозой. Его ожидало слабоумие. К кому бы ни обращалась фрау Лотта за помощью – везде получала отказ. Ничего сделать невозможно более того, что уже сделано, – таков вердикт. Изо дня в день, из недели в неделю она видела, как разум угасает в глазах ее сына, а вместе с ним уходит и жизнь. Какая же это жизнь? Он лежал часами неподвижно, на спине, бессмысленно уставившись в потолок. Казалось, выхода нет, надо принять неизбежное. Но Бог смилостивился – не зря фрау Эберхарт каждый день ходила в костел и молила святых о спасении сына. Два с половиной месяца назад навестить Пауля приехал его бывший однополчанин. Он был ранен при отступлении из Белоруссии, получил отпуск, а теперь снова направлялся на фронт. Пауль не узнал друга. Выслушав горестный рассказ фрау Эберхарт, за чашкой кофе у камина офицер сказал:

– Мне кажется, фрау Лотта, что есть доктор, который обязательно сможет помочь Паулю. Это женщина, хирург, она работает в берлинской клинике Шарите. Она специализируется как раз на повреждениях головного мозга и делает уникальные операции. Она очень многим вернула жизнь и здоровье. Вам надо обязательно обратиться к ней. Только попасть, говорят, очень трудно. Огромная очередь, к тому же еще надо добиться, чтобы военное ведомство выделило деньги на операцию, ведь вы, как я понимаю, стеснены в средствах. Хотя слышал фрау Сэтерлэнд оперирует и бесплатно. Вам нужно поехать в клинику Шарите и проявить настойчивость. Уверен, она спасет Пауля. Я запишу ее имя, название клиники и адрес.

Слова офицера оживили в душе фрау Эберхарт уже угасшие надежды. Проводив гостя, она на следующий же день собралась в путь, оставив сына на попечение сиделки. Она осознавала, что по сути едет в неизвестность, финансы ее скудны, и шансы на успех, следовательно, весьма призрачны. Ведь офицер сказал, такая операция стоит дорого. А как добиваться квоты в военном министерстве – этого фрау Эберхарт вообще себе не представляла. Скорее всего, там с ней и разговаривать никто не станет, просто на порог не пустят. Но все равно, выбора не было. Она прикидывала, у кого занять, сколько принесет половина дома, которой она владела, если продать. А жить переехать к сестре Хельге в деревню – хотя бы на конюшню они с Хансом ее пустят.

Будет питаться чем Бог пошлет, все какая-то крыша над головой. Но главное – найти, встретить эту самую фрау Сэтерлэнд. Уж она уговорит ее, упросит, встанет перед ней на колени. Только бы встретить ее!

Теперь фрау Лотта с улыбкой вспоминала, как в ту ночь в вагоне пыталась себе представить, как выглядит эта фрау Сэтерлэнд. Как всякая знаменитость, она представлялась ей женщиной с рекламных плакатов, спасительницей рейха, высокой, статной, с сильными руками и толстыми белыми косами, перекинутыми на грудь или убранными вокруг головы по древней германской традиции. Теперь ей и самой было смешно вспоминать об этом.

В Берлине фрау Эберхарт не была с середины тридцатых годов. Перед отъездом с трудом припомнила адреса некоторых берлинских знакомых той поры, на случай, если ей придется задержаться в городе. И со страхом подумала, что они, наверное, давно уже забыли ее и не захотят принять. А может, у них в семье такое же горе, как и у нее? Куда же деваться, если они ее не примут?

Впрочем, главное – Шарите. Где это? Куда ехать? На вокзале, только сойдя с поезда, фрау Эберхарт подошла к дежурному и, смущаясь, спросила, как ей лучше добраться до клиники. Дежурный, как ей показалось, весьма подозрительно взглянул на нее.

– Там у меня знакомая работает, – пояснила фрау Лотта и испугалась, что сейчас покраснеет, как это частенько с ней случалось.

Но дежурному, как оказалось, все равно. Равнодушно поглядывая по сторонам, он в нескольких словах объяснил фрау Эберхарт дорогу. Привыкшая к тому, что в ее родном Хайме все близко, фрау Эберхарт решила не брать такси, чтобы не тратить деньги, и даже не пользоваться метро, а отправилась в Шарите пешком. Она порядком намучилась на заполненных машинами и людьми улицах столицы, едва не угодив на Вильгельмштрассе под колеса новенького черного «хорьха» с правительственными номерами. Высокий подтянутый военный в блестящем кожаном плаще сердито отчитал ее.

Наконец, уставшая, растерянная, ни маковой росинки во рту, однако твердо решившая во чтобы то ни стало идти до конца, фрау Эберхарт очутилась перед входом в старинное здание клиники Шарите в самом центре Берлина. Задержавшись на мгновение и мысленно воззвав к Деве Марии, она толкнула рукой массивные двери и вошла в холл.

Было раннее утро. В холле никого. Не зная, куда идти, фрау Эберхарт, расстегнув пальто, поднялась по мраморной лестнице на второй этаж. На лестничной площадке стояла темноволосая женщина в белом халате. Она курила сигарету, задумчиво глядя в окно на облетевшие ветви деревьев в саду.

Фрау Эберхарт подошла к ней.

– Извините, вы не скажете, – с трудом, запинаясь от волнения, произнесла она, – как мне пройти в отделение… – и вот катастрофа, она забыла, как называется это отделение, сложное слово вылетело у нее из головы.

Фрау Эберхарт покраснела, окончательно растерявшись. Женщина внимательно и серьезно смотрела на нее красивыми зеленоватыми глазами. В них фрау Лотта не заметила ни капли насмешки, которой так боялась, только сочувствие. Это ободрило смутившуюся женщину.

– Мне надо туда, где операции на голове делают, – пролепетала она. – Простите, я не помню, как называется.

– В отделение нейрохирургии? – спросила женщина мягко.

– Да, да, – обрадовалась фрау Лотта, вспомнив, что именно это слово называл однополчанин сына.

– Это по коридору прямо и направо, – произнесла женщина и сделала жест рукой, показывая направление. – Туда.

– Спасибо, спасибо вам.

Фрау Эберхарт заспешила по указанному пути. «Наверное, сестра», – подумала она о женщине, которую встретила на лестнице. Она даже не догадалась ни о чем в тот момент.

В коридорах было безлюдно. Совсем как теперь. Фрау Эберхарт свернула направо и… оказалась в тупике. Дальше дороги не было. По левой стороне она увидела дверь без таблички. Здесь? Или нет? Фрау Лотта снова ощутила растерянность. Она осторожно подергала за ручку. Дверь открылась. Яркий свет ударил в лицо. Она не помнила, как переступила порог. Какие-то люди в белых халатах с любопытством смотрели на нее. Одна из них, высокая белокурая женщина, подошла и громко спросила:

– Что вам угодно, фрау?

– Я бы хотела, вот…

Фрау Эберхарт поспешно раскрыла сумочку, ища драгоценную бумажку. Но, о ужас, бумажки не было.

– Сейчас, сейчас, минуточку…

Где же она? Была же здесь.

– Я ее вчера сюда клала.

– Что клали? – женщина пожала плечами.

Пот выступил на лбу у фрау Эберхарт. Сумочка выскользнула из рук и упала на пол.

– Я ищу…

Она с отчаянием взглянула на женщину, которая недоуменно рассматривала ее и вдруг… увидела бумажку у себя в руках. Она совсем забыла! Господи! Все время помнила и забыла! Радостно улыбнувшись, она прочла:

– Фрау Ким Сэтерлэнд. Я ищу фрау Ким Сэтерлэнд. Это вы? – она с надеждой взглянула на женщину. Высокая, сильная, как она и представляла себе. Женщина нахмурилась.

– А зачем вам фрау Ким Сэтерлэнд? – строго спросила она.

– Понимаете, – фрау Эберхарт заискивающе улыбнулась, как бы заранее задабривая незнакомку, и начала торопливо объяснять. – Мой сын был тяжело ранен на фронте. Сейчас он дома. У него ранение в голову. Очень серьезное. Ему никто не может помочь. Мне сказали, что вы…

– Но вы же должны знать, – женщина резко оборвала ее, не дослушав. – Вы должны знать и прекрасно знаете наверняка, что война идет на огромном фронте и таких раненых, как ваш сын, у нас десятки тысяч. И всем необходима помощь.

Дверь открылась. Темноволосая женщина, которую фрау Эберхарт встретила на лестнице, вошла в палату и подошла к столу у окна. Она стояла молча, перебирая какие-то бумаги на столе, не проявляя никакого интереса к происходящему. Только один раз фрау Лотта поймала на себе ее долгий внимательный взгляд. А белокурая докторша тем временем продолжала громогласно вещать:

– Существует очередь. И, как я уже сказала, она состоит даже не из десятков – из сотен человек. Вашему сыну пока помогли, он может подождать, запишитесь в очередь. Есть раненые, которым необходимы немедленная операция и лечение, мы не можем отказать им в помощи, занимаясь с вашим сыном. Кроме того, на какие средства вы собираетесь его лечить? За свой счет? Вы получили санкцию в военном ведомстве, что оно готово погасить расходы? Если нет, тогда есть ли у вас страховка? На какую она сумму? В каких войсках вообще служил сын? В вермахте, в люфтваффе, в СС?

– Он в пехоте, просто в пехоте…

– Ну вот видите, вы толком ничего и не знаете. Сходите в военное министерство, там надо оформить бумаги, это тоже займет время. Давайте я запишу вас… Как ваша фамилия? Не могу обещать, что все будет скоро. Очевидно, через год-полтора, не раньше.

– Нет! – фрау Эберхарт вскрикнула, и слезы против воли полились из глаз. – Я умоляю! Вы слышите, я умоляю! У меня нет страховки, платить каждый год мне не по карману, и я не знаю, к кому идти в военном ведомстве. Я знаю только одно, что год-полтора мой мальчик не проживет. Я потеряю его, навсегда! Поймите! Я готова заплатить любые деньги, я все продам, все, что имею, влезу в долги, буду жить на улице, но, пожалуйста, возьмите его на лечение, он у меня единственный, мой мальчик. На прошлой войне я потеряла мужа. Поймите…

– Успокойтесь, – негромко сказал кто-то рядом с ней. – Встаньте, пожалуйста.

Поддержав под руку, ей помогли подняться. Сквозь пелену слез фрау Эберхарт с трудом различала лицо женщины, стоявшей рядом. Густые темные волосы заплетены в косу и собраны в узел на затылке. Красиво очерченные темные брови выделяются на благородном лице. В руках она держала стакан воды и лекарство.

– Успокойтесь, фрау, – повторила она. – Примите это.

Достав из сумочки носовой платок, фрау Эберхарт поспешно вытерла слезы, судорожно глотнула воды. Она заметила, что все, кто окружал их, в том числе и высокая блондинка, почтительно отступили на шаг. В палате воцарилась тишина. Женщина взяла из рук фрау Эберхарт стакан и поставила его на стол.

– Покажите мне историю болезни, – попросила она, внимательно взглянув на фрау Эберхарт.

– Что? – фрау Эберхарт снова растерялась. – Я…

– История болезни у вас с собой? – повторила женщина терпеливо. – Я хочу посмотреть, какой диагноз у вашего сына. У вас есть какие-то документы на него?

– Да, да, конечно, – фрау Эберхарт достала из сумочки смятые листки бумаги. Женщина взяла их, быстро просмотрела.

– Вы приехали из Хайма? – спросила она.

– Да, – фрау Эберхарт подтвердила, чувствуя, что от волнения силы покидают ее. – А что?

– Это довольно далеко. Время у нас еще есть, – женщина взглянула на высокую блондинку. – Можно попытаться получить страховку от военного министерства. Чтобы вам не тратиться и ничего не продавать, – пояснила она фрау Эберхарт. – Займитесь этим, Герд, – кивнула она блондинке. – Я возьму вашего сына на операцию примерно через месяц.

– Но! – фрау Эберхарт в отчаянии сжала руки на груди.

– Ничего страшного, – женщина успокаивающе тронула ее за локоть. – Поверьте мне, за этот месяц состояние вашего сына вряд ли изменится к худшему, все самое страшное позади. При проникающих ранениях в голову почти девяносто процентов раненых умирают, помочь им нельзя. Но ваш сын выжил, это уже чудо. И мы сможем сделать для него большее, вернуть к полноценной жизни. За это время вы получите деньги от военных, и вам не придется влезать в долги. С вами поедет сиделка, фрау Кнобель, – она указала на полноватую даму с белоснежной заколкой на голове. – Она подготовит вашего сына к операции. Уход за такими больными сложен, в одиночку вы можете не справиться. Как только военные расщедрятся, я возьму вашего сына, не сомневайтесь в этом. Герд, внесите фамилию в список и сегодня же свяжитесь с министерством, – распорядилась она. – Фрау Кнобель позаботится о том, чтобы вы благополучно добрались до Хайма. Она очень опытная сестра, и ей известны все рекомендации. А я на сегодня прощаюсь.

Коротко кивнув фрау Эберхарт, темноволосая женщина отошла в сторону, открыла шкаф, сняла белый халат. Под халатом на ней был черный мундир с серебряным погоном на правом плече.

В палату постучали, фрау Эберхарт вздрогнула. Дверь открылась, на пороге показался офицер в черной форме и блестящем кожаном плаще, точно таком, как посетительница видела на обругавшем ее молодом человеке из «хорьха».

– Машина у подъезда, фрау, – доложил он, подняв руку в приветствии. Затем подошел к женщине, помог ей надеть форменный военный плащ.

– Бригадефюрер ждет, – произнес уже тише.

– Хорошо, идемте, – женщина кивнула. Потом снова повернулась к блондинке.

– Фрейлейн Герд, когда приедет профессор де Кринис, передайте ему, что я в Управлении. Пусть позвонит мне туда.

– Слушаюсь, фрау.

Женщина вышла в сопровождении офицера. Фрау Эберхарт смотрела ей вслед, когда до нее донесся голос сестры:

– Подойдите сюда, фрау. Как фамилия вашего сына? В каком он звании? В каких войсках служил? Где и когда получил ранение?

– Пауль Эберхарт, – пролепетала фрау Лотта, едва повернувшись к ней. – Он служил в пехоте. Обер-лейтенант. Ранен под Сталинградом, в ноябре сорок второго года… А кто это был, скажите? – спросила она сестру, указывая взглядом на дверь, в которую только что вышли женщина и офицер.

Высокая блондинка усмехнулась.

– Вам повезло. Это сама фрау Ким Сэтерлэнд. Ее решение – закон здесь. Дайте мне, пожалуйста, историю болезни, я выпишу оттуда данные.

– Но постойте же, я даже не поблагодарила ее!

Оставив Герд, фрау Эберхарт выбежала из палаты и, как могла быстро пробежав по коридорам, спустилась по лестнице вниз.

«Только бы она еще не уехала!» – стучало в голове.