Цитаты из книг автора «Михаил Зыгарь»

В августе 2005 года в гости к Владимиру Путину, в сочинскую резиденцию, приехал его новый друг — Сильвио Берлускони. Российский президент показывал итальянскому премьеру своих питомцев: лабрадора Кони и пони Вадика.

Игорь Шувалов производит впечатление «графа Шувалова». Среди путинских чиновников Шувалов довольно сильно отличается от всех — он как бы немного над и немного вне; оставаясь крайне лояльным шефу, он кажется человеком с особой миссией. Он, кажется, ощущает себя органичной частью власти: он мог бы занимать этот кабинет (не в Белом доме, так в другом месте) и 100 лет назад, и через 100 лет. Для Шувалова как будто бы нет никакой дилеммы, морально или нет то, что делает режим, может ли он еще отстаивать свои убеждения. Он не выбирал, быть или не быть путинским фельдмаршалом, — так решила судьба. Вспоминая в разговоре Екатерину II или Александра II, он делает это так деловито и непринужденно, как будто говорит о коллегах или ближайших предшественниках, которые недавно покинули кормило власти, чтобы уступить ему место. Кстати, в разговоре он резко возражает, когда я называю его чиновником. «Я не чиновник. Я государственный деятель».

2004 году в России должны были пройти президентские выборы. Владимиру Путину предстояло переизбраться на второй срок, а перед тем, на декабрь 2003 года, были намечены выборы в Государственную думу. Соответственно, для внесения необходимых поправок в конституцию Ходорковскому нужно было иметь договороспособный и даже послушный парламент. Поэтому за год до выборов ЮКОС начал финансировать почти все существующие оппозиционные политические партии: и «Яблоко», и «Союз правых сил», и коммунистов.

Для правительственных либералов это было неприятным уроком, теперь им приходилось считаться с еще одним набирающим силу игроком, Михаилом Ходорковским. Ни Кудрина, ни Грефа такая перспектива особенно не радовала. Им потребовался целый год для того, чтобы продавить принятие налога на добычу полезных ископаемых. Свое влияние на Думу Ходорковский использовал не только для того, чтобы лоббировать законы, выгодные нефтяной промышленности.

Сам Ходорковский выступал с лекциями и речами, демонстрируя, что он пусть еще не политик, но уже готовый лидер. Владимир Путин, конечно, не мог прямо оговорить такого развития событий на «шашлычном совещании» в 2001 году. Он не мог сказать, что олигархам запрещается быть народными любимцами, но во многом именно это он и имел в виду.

По словам главы ВР, в ходе обеда они с Ходорковским обсудили возможность покупки 25% капитала плюс одну акцию компании ЮКОС. Брауну казалось, что этого было мало. Но когда он заикнулся о большем, Ходорковский ответил: «Двадцать пять процентов, не больше — и никакого контроля. Если будете сотрудничать со мной — о вас позаботятся». «В очках, с тихим голосом, Ходорковский мог произвести ложное впечатление скромного человека, — вспоминает лорд Браун. — Но чем дольше мы разговаривали, тем больше я нервничал. Он начал говорить о том, как провести людей в Госдуму, как он будет добиваться снижения налогов для нефтяных компаний, и о многих влиятельных людях, которых он контролирует. На мой вкус, он был слишком могущественным. Конечно, теперь легко говорить, но тогда я уловил в этом что-то неуместное».

Летом 2001 года Владимир Путин собрал у себя на даче в Ново-Огарево десяток крупнейших российских бизнесменов на шашлык. Эта встреча вошла в историю как «шашлычное совещание» — новый президент рассказывал олигархам, какими он видит правила игры, что нужно делать, чтобы не повторить судьбу Гусинского и Березовского, которые уже лишились своего бизнеса. В общем правило было простое: не лезть в политику. Михаил Ходорковский, на тот момент владелец пока еще второй по величине нефтяной компании в России, ЮКОСа, вспоминает, что это касалось в основном владельцев СМИ: понятно, что у каждого крупного бизнесмена была возможность оказать политическое давление на власть. Так вот, Путин просил этим не пользоваться. «ЮКОС был монопольным поставщиком нефтепродуктов в 42 регионах. Если бы я перестал поставлять нефтепродукты, компенсировать дефицит за счет других источников за пару недель невозможно. Это означало, что регионы встали бы. Все машины скорой помощи, пожарные, все жизненно необходимые службы через три дня останавливаются», — вспоминает Ходорковский. Просьба Путина состояла в том, чтобы олигархи не пользовались подобными рычагами.

Государственный визит продолжался четыре дня и стал, наверное, апогеем близости России и западного мира. Но потом все рухнуло. 9 сентября МВД Великобритании пересмотрело собственное решение и предоставило Березовскому политическое убежище. На следующий день суд отказал России в его экстрадиции. 14 октября греческий суд отказал в экстрадиции Гусинского, который в тот же день, не дожидаясь апелляции Генпрокуратуры, улетел в Израиль. В ноябре опять-таки Лондонский суд вынес решение по еще одному болезненному и важному для Путина вопросу — отказал в выдаче Ахмеда Закаева, которого российские власти также требовали экстрадировать, считая его одним из лидеров чеченских террористов. Антитеррористического интернационала как и не бывало.

обвинил его в желании «заработать на крови сограждан, если, конечно, они считают их своими согражданами», и все якобы из-за того, что НТВ в прямом эфире показывал штурм театрального центра (на самом деле подобной трансляции не было, уверяют сотрудники НТВ). Руководители спецслужб, организовавшие операцию по освобождению заложников, были представлены к госнаградам, а первый заместитель директора ФСБ Патрушева, возглавлявший штаб, стал героем России. Формула газа, который был применен в театральном центре, не рассекречена до сих пор. Бывшие заложники много лет судятся против России в различных инстанциях, включая Страсбургский суд, однако государство отказывается раскрывать информацию об использованном газе, которая была необходима для лечения пострадавших.

Однако никаких политических последствий у захвата «Норд-Оста» не было. Через три дня спецслужбы штурмом взяли театральный центр: в зал пустили усыпляющий газ, все находившиеся в нем заснули. По разным данным, в результате спецоперации погибло от 130 до 175 человек. Большинство — в результате того, что им не была оказана необходимая медицинская помощь. Находившихся без сознания заложников сваливали в автобусы, многие из них умерли не от газа, а оттого, что были задавлены или задохнулись рвотными массами. В момент штурма всех террористов застрелили — на последующем суде допрашивать стало некого, обстоятельства подготовки захвата навсегда остались тайной. Спустя полгода журналистка Анна Политковская опубликовала интервью с человеком, который называл себя одним из участников группы террористов, захвативших театральный центр6. По его словам, он был чеченцем, которого завербовали российские спецслужбы. В интервью говорилось, что российские силовики заранее знали о готовящемся теракте в Москве. Выяснить, насколько справедлива эта версия, сейчас вряд ли возможно — герой публикации Политковской вскоре погиб в автокатастрофе7. Сама Анна Политковская будет убита в 2006 году. Единственными наказанными за теракт оказались журналисты: на телеканале НТВ вновь сменилось руководство. Гендиректор Борис Йордан, американец русского происхождения, который за полтора года до этого помогал отбирать телеканал у Гусинского, был уволен. Путин