Цитаты из книг автора «Михаил Зыгарь»

Толстой отрицает церковь как таковую и все ее ритуалы, поскольку считает, что они лишь разъединяют многочисленных христиан всего мира. Себя он видит создателем универсального христианства, освобожденного от примесей. Любопытно, что в своем Евангелии слово «фарисеи» Толстой меняет на «православные».

Правительство установило плоскую шкалу подоходного налога — 13%. Общее число налогов было сокращено в три раза, нагрузка перераспределена на нефтяной сектор, а собираемость налогов увеличилась. Был разработан Земельный кодекс — впервые после революции 1917 года в России разрешили куплю-продажу земли сельскохозяйственного назначения.

Разворот над Атлантикой стал первым жестом государственного антиамериканизма в 1990-е годы и показал, насколько он может быть популярен среди лишенного чувства национальной гордости населения. Он же стал и началом решающей схватки за власть: консерваторов-антизападников, знаменем которых стал Примаков, и либеральных и прозападных сил, требующих не допустить советского реванша, у которых не было лидера, но имелся тайный координатор — глава кремлевской администрации Александр Волошин.

На редкие вопросы императору, не опасается ли он, что его действия приведут к войне с Японией, он всякий раз отвечает: «Вой­ны не будет, потому что я ее не хочу».

В 1897 году в России проходит перепись населения, и несколько тысяч человек называют себя толстовцами. Учение объявлено вредной сектой. Борьбу с ней возглавляет сам всесильный «министр церкви» Победоносцев.

Хорошее знание Европы сочетается с почти полным незнанием России. Годы спустя великая княжна Мария, двоюродная сестра императора, будет писать, что ни ей, ни ее родственникам не приходило в голову, до какой степени различаются русская и европейская провинция, насколько русская деревня беднее.

Принцип Ленина: «чем хуже — тем лучше». Он за самые страшные репрессии — потому что они приблизят революцию. В этом смысле он — поклонник Столыпина.

Друг Льва Толстого, князь Львов оказался князем Мышкиным русской политики. Единственным стопроцентно порядочным и оттого мимолетным руководителем России, человеком, который не терпел насилия, вовсе не стремился к власти и не стал за нее держаться.

Экскурсия заканчивается драматически. Актеры Художественного театра угощают бродяг принесенной водкой и колбасой. Но застолье неожиданно перерастает в ссору: «Они побагровели, перестали владеть собой и озверели. Посыпались ругательства, схватили — кто бутылку, кто табурет, замахнулись… — вспоминает Станиславский. — Но тут бывший с нами Гиляровский крикнул громоподобным голосом пятиэтажную ругань, ошеломив сложностью ее конструкции не только нас, но и самих ночлежников. Они остолбенели от неожиданности, восторга и эстетического удовлетворения. Настроение сразу изменилось. Начался бешеный смех, аплодисменты, овации, поздравления и благодарности за гениальное ругательство, которое спасло нас от смерти или увечья».

Очень трудно сплотить массы на борьбу «за» — куда проще мобилизовать на борьбу «против».