8

– Нужны очки, – Акрам неторопливо поглаживал свою мягкую бороду.

– С гвоздиками? – Уточнил амбал в пиджаке.

– С винтиками, – поправил Акрам.

– И?… – Выдавил амбал.

– Тебе они не идут. А девочке – в самый раз.

Амбал вытащил из внутреннего кармана пиджака очки. Я никогда не видел Машу в этих очках, и теперь пытался представить, как она в них выглядит. Не получалось. Очки выглядели броско и гламурно, даже в некоторой степени вульгарно. Мне показалось странным, что Маша могла носить такие очки. Да и вообще все происходящее выглядело нелепым и глупым – трое взрослых мужчин входят в некую конфликтную ситуацию с трудно предсказуемой развязкой из-за дешёвых очков пятнадцатилетней девчонки.

– Подарю любовнице, – амбал убрал очки обратно во внутренний карман пиджака.

– Мне звонить? – Спросил Акрам.

Амбал пожал плечами.

– Сам-то я не хочу звонить… – Интимно признался Акрам.

Амбал снова пожал плечами. Акрам достал мобильный телефон, выбрал из списка контактов нужный номер и нажал кнопку. Через несколько секунд на том конце ответили.

– Здравствуй, дорогой! Как дела, как дочка? – Лицо Акрама расплылось в улыбке. – Да ты что… Капризничает, не спит по ночам? А ты попробуй мазь для зубов. Не помню как называется, но ты спроси в аптеке. У неё это все от того, что зубки режутся. После мази все смягчается и становится легче.

Амбал непонимающе перевёл взгляд на меня, потом обернулся ко входу в клуб.

– Уже пробовали, не помогает? – Продолжал Акрам. – Попробуйте другую, сейчас много аналогов. Одна не подействует – поможет другая. Так, конечно, не дело. Надо беречь себя. В субботу, как, все по плану? Пятая игра, решающая, да… Там и посмотрим, да… Ну хоп тогда, до выходных. Нет, больше никаких вопросов. Так просто звонил, насчёт выходных подтвердить. Ну пока, жене привет…

Амбал сплюнул в сторону.

Акрам убрал трубку от уха. Отключив телефон, он какое-то время молча смотрел на амбала в пиджаке. Потом спросил:

– У тебя мобильный есть?

– Да, а че? – Амбал добавил угрожающие нотки в свой голос.

– С фотоаппаратом?

– Да, а че?

– Сфотографируешь меня?

– Зачем?

– Для своего шефа. Он будет благодарен.

Амбал непонимающе переводил взгляд с Акрама на меня и обратно. Потом опять сплюнул в сторону, снова оглянулся и достал мобильный телефон. Навёл его на Акрама.

– Я пошутил, – улыбнулся Акрам, – сфотографируй только это, – он протянул амбалу свой телефон с высвеченным на экране номером, на который только что звонил. – Сфотографируй и покажи своему шефу.

Амбал молча сфотографировал.

– Твой шеф может не узнать этот номер, – продолжил Акрам, – тогда скажи ему, что это номер Владимира Гостева, начальника налоговой вашего района. Пусть он проверит. У них в налоговой большой недобор по налогам в этом квартале. А мы приедем ещё раз, завтра. Хорошего вечера, – он развернулся и пошёл к машине. Я – за ним.

Вернувшись домой, Лена не хотела снимать своё новое красное платье:

– Это моё новое удачливое платье! – Восторженно проговорила она. – Сегодня наш головной, в котором я весь день провела, продал двадцать восемь телефонов! Просто фантастика! Неужели мужики действительно так легко на это ведутся…

– Да, – подтвердил я.

– А ты почему не ведёшься?

– Потому что уже видел тебя без платья, – улыбнулся я.

– В каком смысле? – Лена задумчиво нахмурила брови. – Это комплимент или наоборот? – и тут же рассмеялась. – Ты подлец! Говоришь приятные вещи, которые женщина не понимает.

– Неужели женщины так легко на это ведутся? – Усмехнулся я.

– Подлец! – Она шутливо схватила меня за горло, как будто собиралась задушить. В это время на плите что-то зашкворчало. Лена бросилась выключать газ.

Открыв ящик для столовых приборов, Лена разочарованно повернулась ко мне:

– Осталась последняя вилка. Нет, так больше нельзя. Мы же не можем теперь, чтобы один из нас ел, а другой смотрел. Да и вообще меня это очень волнует… Давай посмотрим вилки за тумбочкой.

Мы отодвинули тумбочку. За ней на полу – пыль и грязь, засохшие картофельные очистки и две рублёвых монеты. Ни одной вилки. Я отодвинул от стены газовую плиту. За ней тоже ничего. За мойкой – тоже ничего. Пропавшие вилки никуда не заваливались. Исчезли каким-то другим, необъяснимым и, возможно, неизвестным науке, образом.

Лена выглядела расстроенной. Я обнял её:

– Не расстраивайся. Купим новый набор.

– Но дело же не в новом наборе… А в том, как и куда могут исчезать вилки из квартиры. Тебя это разве не беспокоит?

– Беспокоит, но… может, есть какое-то объяснение. Помнишь к нам приходили гости. Может, у кого-то из наших друзей клептомания, например…

– Отодвинь холодильник, пожалуйста.

Я отодвинул холодильник. Под холодильником кроме пыли и грязи лежала чайная ложечка.

– Вот видишь – зато ложечку нашли, – обрадовался я, – всему находится логическое объяснение…

– Но это ложечка, а не вилки… Которых у нас пропало пять штук. Отодвинь ещё стиралку.

Отодвинуть стиралку оказалось сложнее. Тем более, что она была зажата с одной стороны газовой плитой, с другой – шкафом. Лена пришла мне на помощь, и вдвоём мы оттащили её от стены. За стиралкой около плинтуса лежала одна мельхиоровая вилка.

– Ура! Одна есть! – Радостно воскликнул я. – Вот видишь, все находится.

– Это только одна, – озабоченность не покидала Лену. Точнее она немного уменьшилась, но совсем ненамного – как мне показалось, прямо пропорционально количеству найденных предметов, то есть на двадцать процентов.

Мы расставили мебель по местам и сели за стол.

– Я иногда чувствую в этой квартире что-то не то… – Негромко проговорила Лена.

– Из-за вилок?

– Из-за них тоже. Ну и из-за дивана, конечно – что он стоит не по фэн-шую… Какая-то не та здесь энергетика.

– Может, здесь барабашка водится? – Улыбнулся я.

– Вполне возможно, – серьёзно ответила Лена. – Ещё и ты как-то изменился с того времени, как начал ходить на актёрские курсы. Чувствую в тебе что-то новое.

– Хорошее или плохое?

– Разве можно так упрощённо рассуждать о подобных вещах?

Мы замолчали.

– Если тебя так беспокоит диван, давай все-таки его передвинем, – прервав паузу, предложил я.

– Но тогда нам придётся выкинуть тумбочку с телевизором…

– Что-нибудь придумаю. Обещаю, – я погладил Лену по руке.

9

Первый раз за все время психотерапевтического лечения мне не хочется идти к Игорю Ивановичу. Чувствую внутри какую-то необъяснимую неуверенность и дискомфорт. Тревожно. Задерживаюсь на работе, бессмысленно открываю и закрываю на экране компьютера разные файлы, как будто мне срочно нужно сделать какое-то важное дело, но я не могу вспомнить, какое. Но ничего не делаю, а подсознательно тяну время, чтобы в один момент неожиданно «опомниться» и сказать себе «ой, как поздно уже… Опоздал на сеанс… Теперь не имеет смысла ехать».

Вдруг резкий телефонный звонок (а он всегда резкий в такие моменты – когда сидишь за компьютером, открываешь бессмысленно документы, делаешь вид, что работаешь, и тянешь время). На экране «Лена».

– Привет! Ты ещё не у психотерапевта?

– Я ещё на работе. Тут…

– Я просто захотела услышать твой голос. Покупателей сейчас все равно мало. Можно немного отвлечься. Расскажи мне что-нибудь.

– М-м…

– Тебе нечего мне рассказать?

– Н-нет, просто пока думаю, что тебе рассказать.

– Ну расскажи мне, что снилось тебе ночью. А вообще почему ты ещё на работе, а не едешь к психотерапевту?

– Задержался. Тут кое-какие дела были…

– Слушай, тебе уже давно нужно ехать, а то опоздаешь.

– По-моему, я и так уже к нему не успеваю.

– Выходи прямо сейчас и езжай. Расскажешь про свой сон вечером.

– М-м-м… Думаю уже не ехать.

– Ты что, сейчас тебе ни в коем случае нельзя пропускать. Может потеряться вся динамика и прогресс. В течение таких курсов лечения могут быть спады настроения, ощущения, что курс не помогает, но в такие моменты ни в коем случае нельзя бросать. Это, наоборот, признак, что все идёт по плану, происходит своя динамика.

– Да нет, все в порядке. Просто со временем как-то…

– Все, больше не буду тебя отвлекать. Пожалуйста, выезжай прямо сейчас, пожалуйста. Это действительно важно для твоего лечения. Хорошо, зая?

– Хорошо. Еду.

– Ну и умница. Целую, до вечера.

Я отключил телефон. Открыл новый файл. Накладная на доставку двух письменных столов. Навёл курсор мышки на «2» в строке «количество». Кликнул на что-то ещё бессмысленное. Потом закрыл компьютер и поехал к психотерапевту.

– Ты попадаешь в один из важных дней своей прошлой жизни. Посмотри на свои ноги. Во что они обуты?

– Я обут в сандалии.

– Хорошо. Посмотри вокруг. Что ты видишь?

– Труп чужеземца. Он лежит около кустарника. Его лысая голова пробита. Чалма валяется в стороне. Его убил кто-то из нашего селения за то, что он говорил много богохульных вещей и часто смеялся. У меня внутри есть подозрение, что его убил мой старший брат. В селении никто не опечален смертью чужеземца. Скорее даже наоборот. Мне кажется, что люди рады его смерти. Я единственный, кто скорбит над его телом. Боль и обида наполняют мою душу: доброго человека убили только за то, что он был чужестранцем, верил в каких-то странных своих богов и говорил на непонятном языке. Я снова думаю о том, как зол, жесток и несправедлив этот мир, и хочу скорее в мир небесный к своему отцу. Я достаю порошок, которым меня угощал чужеземец. Он научил меня делать его из грибов и трав, подсушивая их, растирая и смешивая вместе. Я слизываю щепотку. Боль и страх уходят из моего сердца. Я снова сижу на троне и ощущаю бескрайнюю власть над собой и всем сущим. Все очень просто. Все свершается в этот момент. Любовь свершается в этот момент и я свидетельствую её. Потом все становится холодным и осыпается вниз. Теперь я лежу на земле. Надо мной стоит моя мама:

– Иисус, что с тобой? Тебя опять кто-то побил?

Я улыбаюсь и ничего не говорю. Я чувствую присутствие чуда. Исчезают страх и мысли. Я понимаю, что нельзя любить, пока внутри страх и мысли. И это моя последняя мысль в тот момент. Я встаю и иду куда-то, свидетельствуя любовь.

– Ну-с, хорошо, – тихо мурлычет Игорь Иванович. – Последствия психологической травмы от убийства знакомого приводят тебя к тому, что возникает желание отгородиться от окружающего мира и с помощью различных средств, изменяющих сознание, создать свой воображаемый мир, которым ты можешь управлять, и в котором тебе будет комфортно. Но в будущем это только усугубит проблему, а возникающая наркотическая зависимость погубит тебя. Поэтому давай с самого начала изменим эту ситуацию и сразу расставим все по местам. Ты снова видишь перед собой тело умершего знакомого. Ты видишь его?

– Да, я вижу тело чужеземца около куста.

– Ты чувствуешь определённую долю вины из-за того, что он погиб. Из-за дружбы с тобой он задержался в твоём селении, и погиб. Хотя мог двинуться в путь раньше и тогда бы остался живым. Из-за этого латентного чувства вины тебе кажется, что его убил твой старший брат. Хотя это не так. И твоей вины в его смерти нет. Он сам ответственен за свои поступки и сам должен был чувствовать, что ему стоит говорить в твоём селении, а что нет, и как ему стоит вести себя чтобы не обидеть хозяев того места куда пришёл. Твоей вины в этом нет. Но тебе дорог этот человек, и теперь ты выполнишь все то, что живой должен сделать по отношению к мёртвому, отдав тем самым последний долг своему знакомому. Ты похоронишь его по обычаям и с почестями принятым у тебя в селении. Это все, что ты сейчас можешь сделать для этого человека, и ты полностью выполняешь свой долг перед ним. Ты делаешь это?

– Да. Я оборачиваю его тело в длинные материи. Потом отношу к пещере в горе и кладу там. Над его телом я молюсь Отцу Небесному…

– Нет-нет, давай без Отца Небесного… – В голосе Игоря Ивановича слышится раздражение. – У чужеземца ведь наверняка свои боги, которых ты не знаешь, так что пусть он сам со своими богами разбирается, когда попадёт в рай.

– А он точно попадёт в рай?

– А как же… Можешь не сомневаться. Просто оставь его тело в пещере, поблагодари мысленно за все, что он дал тебе в этой жизни, пожелай всего наилучшего в том месте и времени, где он сейчас находится, простись с ним и выйди из пещеры. И в тот момент, когда ты выходишь из пещеры, ты видишь бескрайнее синее небо над собой и яркое солнце. Ты наполняешься радостным чувством бесконечности этой жизни. Во все клетки твоего тела проникает ощущение удовлетворённости от исполнения своего долга перед ближним. Свободный, умиротворённый и счастливый, ты идёшь вперёд. Ты чувствуешь это?

– Да, я чувствую себя свободным и умиротворённым.

– Очень хорошо. И тогда нам пришло время выйти из этой ситуации и переместиться в другой важный день твоей прошлой жизни.

– Посмотри на свои ноги. Во что они обуты?

– В сандалии.

– Подними глаза, посмотри вокруг. Что ты видишь?

– Жёлтую глинисто-песочную землю, мелкие кустики, небольшие камни. Здесь очень жарко. Я уже давно нахожусь в этом месте. Моя кожа покрыта струпьями, губы – растрескавшиеся и сухие. Я пришёл сюда, потому что был мал, и хотел стать большим, был лужей, и хотел стать колодцем, чтобы не могли меня осушить за день, а мог я утолять жажду приходящих ко мне вечно. Меня беспокоило то, что я мог свидетельствовать любовь и видеть будущее царство Отца моего, но я ощущал себя малым. Мне нужно было стать большим, и для этого нужно было остаться наедине с собой. И одному, с разведёнными в стороны руками, становиться больше. Я это делал здесь. И становился большим. Но только кожа моя покрывалась струпьями и губы рассыхались. И я был один. А сейчас… Сейчас я взалкал по миру. Я глажу свои волосы, они сухие и жёсткие. Потом достаю мешочек, лижу порошок. Он тоже сухой и жёсткий. Жую его. Сажусь на колени. Воздух дрожит. Снова глажу свои волосы. Ко мне кто-то подходит и спрашивает: «Хочешь хлеба и вареной рыбы?». Мне кажется, что я уже слышал раньше этот голос. Я не отвечаю. «Хочешь хлеба и вареной рыбы?» – повторяет голос. Я догадываюсь, и с вызовом спрашиваю в ответ: «А порошочка у тебя нет – лизнуть?». Он не понимает меня. Я с радостью улыбаюсь. Значит, порошок действительно не от него, а от Бога. «Хочешь хлеба и вареной рыбы?» – эхом продолжает звучать фраза, – «…хлеба и вареной рыбы?.. Хлеба и вареной рыбы?» Вдруг голос его меняется, и как все вокруг, становится сухим и жёстким: «Если ты Сын Божий, то скажи, чтобы камни сии сделались хлебами…». Мне смешна его глупость. Я отвечаю: «Написано: не хлебом единым будет жив человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих».

Вдруг он обнимает и поднимает меня, уносит прочь, и мы оказываемся в Иерусалиме, около храма. Он поднимает меня на крыло храма и там ставит. Говорит: «Если ты Сын Божий, то бросься вниз, ибо написано: Ангелам своим заповедает сохранять тебя и на руках понесут тебя, да не преткнешься о камень ногою твоею». Я отвечаю ему: «написано также: не искушай Господа Бога твоего».

Он снова поднимает меня и относит на высокую гору. Показывает все царства Вселенной и говорит: «Тебе дам власть над всеми этими царствами, и славу их, если ты поклонишься мне». Я отвечаю ему: «Отойди от меня, сатана, ибо написано: Господу Богу твоему поклоняйся и ему одному служи».

Дьявол становится красно-оранжевым и огромным. Он ужасно вопит, громко и пронзительно. Но мой взгляд обращён не на него, а в моё сердце. Оно полно любви, и страху в нем места нет. Я свидетельствую любовь и смотрю кротко на дьявола. Он, весь огромный, красно-оранжевый, колеблющийся и движущийся, вдруг исчезает. Я ещё слышу эхо его вопля.

Я снова один в пустыне. Ложусь на землю и смотрю, как колышутся маленькие кустики травы, как движутся песчинки, сдуваемые горячим ветром. Во рту сухо. Потрескавшиеся и огрубевшие губы превратились в корки. Лицо покрыто многодневной пылью. Вокруг парит жёлтая ломкая жара…

Я вынырнул из прохладной воды. Её температура сегодня была ниже, чем обычно. Подплыл к бортику, на котором стоял бокал с безалкогольным мохито – почти полный. Сделал пару глотков. Поставил бокал на место и снова погрузился в прохладную воду, поплыл по дорожке к противоположному краю бассейна.

Месячный абонемент в дорогой аква-центр, где официанты приносят напитки прямо тебе в бассейн, достался мне случайно. Наша фирма досрочно выполнила заказ по поставке и установке мебели для этого центра, и его директор подарил нашему коллективу три квартальных абонемента. Абонементы разыграли по жребию между всеми сотрудниками, и один из трёх счастливых билетов достался мне.