Глава II
Ольг из Приладожья

Словения. Приладожье. 858 г. Неудачное свидание 16-летнего Олега с Велиной. Отец девушки прогоняет его: «Сначала добро накопи!» Сестра Ефанда утешает брата. Приходит драккар викингов, они просят у старосты разрешения похоронить своих умерших. Ас-скальд поёт песню. Ольг вместе с 10 юношами из Приладожья нанимается к викингам гребцом в надежде заработать на свадьбу. Первое упоминание о Рароге. Морская служба. Воспитание викинга. Схватка с норманнами. Эсты спасают Ольга. Град Волин

Юноша лет шестнадцати поглядел ещё раз на своё отражение в бочке с водой, поправил льняную рубаху с вышивкой по вороту. Новая рубаха немного топорщилась, расширяя его уже достаточно крепкие плечи и грудь. Зато поясок с обережными кельтскими рунами, что недавно для него соткала сестра, ладно охватывал стан. Порты не совсем новые, но и не старые, правда, из шерсти для зимы, но летние, которые всё время носил, для такого случая вовсе не годились.

– Ольг! – вышла на крыльцо девица лет тринадцати с зеленоватыми очами и белыми, заплетёнными в косу волосами. На ней была длинная – на вырост – рубаха из выбеленного полотна с вышивкой по вороту и на предплечьях. На шее – старинный кельтский оберег с разомкнутыми концами. – Куда ты вырядился, а порты отчего зимние надел? Опять к ней собрался? – глаза младшей сестрёнки заискрились от любопытства.

– Отчего обязательно к ней, так пройтись, да и только, – стараясь говорить беззаботно, молвил юноша. Он немного подумал и надел на голову берестяное очелье, которым обычно прихватывал свои длинные белесые, как у сестры, волосы во время работы.

– Это чтоб волосы не мешали, коли целоваться придётся? – ехидно прыснула сестрёнка и тут же шмыгнула обратно в дверь, потому что брат обрызгал её зачерпнутой из бочки пригоршней воды.

Проходя по улице, Ольг поздоровался с кузнецом, который отдыхал после нелёгкой работы на широкой колоде. Прошлым летом юноша у него был в подмастерьях.

– А что, Ольг, не решил ещё ко мне в ученики пойти, гляди, ведь так, как я, тебя никто не научит, – окликнул его закопченный мастеровой. – Вот уйду на покой, так ты первым кузнецом на всём Приладожье будешь, точно тебе реку!

– Дяька Кряж, разве мало у нас ребят крепких, вон Окунь, Валуй, Шульга…

– Ах ты ж, зелена медь! Да при чём тут крепкий не крепкий, – раздосадовался Кряж, – молотом махать любой здоровый дурень может, а вот кузнецом мало кто способен быть! А ты из кельтов будешь, ваш род завсегда железо разумел. Это ж, брат Ольг, волшба, а не ремесло. Вот как пришёл я когда-то к своему учителю, гляжу – маленький, сухонький, что твой гриб-сморчок, мыслю, какой же это кузнец? Мне-то виделся настоящий повелитель железа, чтоб косая сажень в плечах, грудь, что бочонок твой, и кулаки с голову младенца. Да после оказалось, что нету равных моему учителю в сём труде ковальском. Он мне всегда повторял: не тот кузнец, кто молотом стучит, а тот, кто душу железа зрит. – Очи Кряжа засияли, как всегда, когда он начинал речь о любимом деле, забывал тогда обо всём и мог долго и складно сказывать о своём промысле. Ольг хотел поскорее уйти, но понимал, что тем может обидеть словоохотливого кузнеца, которого все в Приладожье уважали за его мастерство и добродушный нрав.

– Помню, первый раз закладывал я руду в домницу, а учитель мой только глядел молча. Вдруг он мне, так же молча, подзатыльник отвесил. За что, говорю, я ведь всё сделал в точности, как ты в прошлый раз. А за это самое, речёт. В прошлый раз, когда мы домницу заряжали, сыро было и холодно, да и руда из другого места была, иная руда, понял? Запомни, речёт, всякий раз всё делается в нашем деле впервой, потому как руда, погода, уголь древесный, всегда иные. Да и крица одна для клинка гожа, а другая только для крюка или подковы. Волшебство работа наша, а не слепое повторение. Ведь в домницу не заглянешь, как в котёл, где кашу варят, и ложкой на вкус не попробуешь, а передержать или недодержать нельзя, не будет доброго железа! То-то, зелена медь! – Кузнец с досадой махнул рукой и пошёл обратно в свою кузницу, а Ольг заспешил своим путём.

Юноша осторожно подошёл к дому Велины, ему очень не хотелось встретиться со строгим родителем возлюбленной. Пёс за изгородью начал было лаять, но Ольг окликнул его и швырнул загодя припасённую кость. Услышав знакомый голос, да ещё и получив «подарок», страж тут же замолчал и принялся за подношение.

– Велина, – тихо позвал юноша, стараясь унять вдруг разволновавшееся в груди сердце. – Велина! – уже громче окликнул он и пару раз стукнул железным кольцом по калитке.

Тихо хлопнула дверь, и знакомые лёгкие шаги прошелестели по дорожке. Калитка, скрипнув, отворилась. Пред юношей предстала ладная черноглазая девица с туго заплетённой косой, перевитой лентами, в расшитой белой сорочке тонкого полотна и красной понёве, облегающей стан. На шее в три ряда красовались цветные бусы, а на голове был тонкий серебряный венец с височными кольцами и подвесками в виде лунниц.

– Ты чего, Ольг, – стала выговаривать она, – упреждала же, отец вчера вернулся, сердит на всех, что-то у него не сложилось с торговлей в Ладоге…

– Я тебя увидеть очень хотел, Велинушка! Мы с отцом живицу на днях заготавливать поедем, долго не свидимся…

– Я вот сейчас дубину-то возьму и хотение твоё сразу поубавлю, узнаешь, как девкам голову кружить, – грозно прокричал, выходя из-за угла дома, отец девушки.

– Так я же не просто так, дядька Бажан, – растерянно проговорил юноша, – я ж сватов засылать по осени хочу…

– Сватов засылать? – ещё более взъярился Бажан, хватая первую попавшую под руку палку. – Да ты сначала добро накопи, хозяйство заведи, а потом про женитьбу мысли! – Купец проворно ринулся в сторону Ольга, который поспешно скрылся за калиткой и был таков.

Ефанда нашла брата сидящим на камне у воды. Он сидел неподвижно, обхватив голову руками.

– Ольг! – осторожно тронула она за плечо. Юноша не отзывался. – Что, опять прогнал? – спросила она и уселась рядом. – Может, оно и к лучшему, – по-взрослому проговорила девчонка, – не нравится мне твоя Велина… Красна, знамо дело, да вся из себя такая важная, одевается, как боярыня…

– Много ты понимаешь! – утирая глаза от невольных слёз, сердито обронил юноша. – Всё равно моя будет! – с вызовом произнёс он и стал с силой бросать в воду камни.

– Чего зазря-то водяника с русалками тревожишь? – спросила сестра. И вдруг насторожилась. – Слышишь, кричит кто-то?

– Где? – навострил уши Ольг.

– На улице, пойдём скорей! – И брат с сестрой побежали в посёлок.

Ещё издали они узрели босоногого мальца, который размахивал руками и кричал:

– Нурманы! Нурманы идут!

На улицу стал выбегать всякий люд: кузнецы, скорняки, женщины, дети. Некоторые мужчины с вилами и рогатинами, иные с пиками, а то и мечами.

– Неужто опять грабёж? – вопрошали друг друга люди.

– Нет, купцы! – отвечал на бегу малец.

– Знаем мы этих купцов. Я прошлый раз двоих на вилы поднял, когда они мой двор грабить пришли… – мрачно молвил могучий словен.

– Говорят, на них мор напал, хоронить своих будут…

– А чего орёшь-то, коли они не грабить, а хоронить пришли? – спросил кузнец Кряж.

– Да не ору, я к старосте бегу, вы ж сами первые меня спрашивать начали! – с обидой в голосе отвечал малец и, решительно махнув рукой, быстро побежал по улице в сторону дома старосты – отца Ольга и Ефанды.

– Так речёшь, ярл, от неведомой болезни воины твои померли? – прищурив правое око, молвил коренастый староста Приладожья с белыми, чуть «позолотившимися» от работы на солнце волосами.

– Да, хёвдинг, именно от болезни, – закивал своей большой головой, похожей на медвежью, ярл по имени Лодинбьёрн – Косматый Медведь. – Выдели нам место для погребения усопших, чтоб мы по нашему обычаю их достойно проводить смогли… – Его слова переводил сухощавый невысокий воин с водянисто-невыразительными очами и обязательной для всех викингов бородой, которого именовали Ас-скальд, – что по-нурмански означало «божественный певец».

В полной мере значение его имени раскрылось только тогда, когда мёртвых викингов сложили в доспехах и вместе с оружием на погребальный костёр из брёвен и оградили камнями в виде лодии. И тут скальд, выйдя вперёд, запел. Он пел красивым и мощным голосом о славных родах, из которых вышли погибшие викинги. О великих богах, которым они служили, о подвигах, которыми прославились воины Одина, Тора и Тюра. О прекрасной Вальгалле, в которой боги ожидают павших героев, чтобы взять их в своё небесное войско и вместе с ними вступить в Конце Всех Времён в последнюю битву с силами Тьмы.

«Боги любят только воинов!

Боги ждут в Вальгалле тех героев, кто умирает в битвах!

Вы будете пить там божественный эль из чаши, которая никогда не иссякнет! Вы будете охотиться на оленей, медведей и кабанов, счёта которым, кроме богов, никто не знает! Вы будете гибнуть в бесчисленных схватках и каждый раз воскресать снова, чтобы бесконечно наслаждаться звоном оружия и шумом битвы!

Такова судьба всех героев!

Идите же, мужественные воины, прямо в Вальгаллу дожидаться там последнего боя, в котором вы будете сражаться рядом с богами, подобные богам!» Об этом пел скальд.

В Приладожье издавна живут рядом словене, весь, чудины, варяги, встречаются также даны и свеи, даже норвеги, потому некоторые жители посёлка разумели нурманскую речь и переводили песнь своим соседям. Хотя все знали, что викинги на самом деле больше разбоем, чем торговлей промышляют, но пламенная песня искусного в слове скальда задела слушателей до глубины души. Иные приладожцы, вслед за нурманами, роняли невольную слезу.

Ольг с Ефандой тоже присутствовали на погребении викингов. Юноша зачарованно слушал певца, и пред очами так и вставали морские походы и жаркие сражения.

Когда скальд закончил песнь, ярл взял горящий факел и поджёг кострище с телами мёртвых.

– Пойдём отсюда, – потянула его за рукав сестра, глядя огромными смарагдовыми очами, полными какого-то неведомого страха, – пойдём, братец, неладно здесь! – Ольг нехотя пошёл в посёлок с Ефандой. На пристани, где у причала стоял нурманский драккар, юноша невольно остановился.

– Гляди, Ефанда, какая лодья, как добротно сработана, верно, хороша в ходу, – восторгался Ольг, оглядывая чёрные борта драккара, его выкрашенную синим корму и нос, который венчала голова злобно оскаленного медведя. Юноша всё ещё был под впечатлением песен Ас-скальда.

– Нет, – упрямо замотала головой младшая сестрёнка, – страшный он, чёрный, не токмо снаружи, но и по сути своей, кровь тут, братец, беда! – И она снова стала тянуть его за рукав, как на нурманском погребалище. Ольг хотел на сей раз воспротивиться и остаться, но, взглянув в очи Ефанды, как часто бывало, не смог перечить ей и дал увести себя, иногда оглядываясь на дивную нурманскую лодью.

«Надобно будет самому прийти, без Ефанды», – решил про себя юноша.

– Плутоват сей купец нурманский, – говорил дома за вечерним столом староста. – Речёт, от болезни неведомой его гребцы умерли, да меня-то не обманешь, рубленые раны на телах покойников я заметить успел…

Эту ночь Ольг почти не спал, ворочаясь на душистом сене под навесом из сосновой коры. Мысли о Велине, о прочном драккаре, несущем в себе мощь морских просторов и грубую силу суровых бородатых воинов, о своём предназначении в жизни, и ещё образы чего-то неведомого, но важного и значимого – всё смешивалось, причудливо переплетаясь. Отец Ольга с Ефандой происходил из старинного рода кельтских друидов, и способность порой зреть неведомое была привычной с самого детства. Даже имя «Ольг» все воспринимали, переводя с языка вепсов, как «солома», что подходило к цвету волос, но отец открыл ему кельтское значение имени и предупредил, что никто случайный того значения знать не должен, тогда оно проявится в полную силу и определит его жизнь. Ощущение, что что-то должно произойти этой ночью, не покидало молодого кельта весь вечер, потому он не пошёл спать домой, а улёгся на сеновале. Звёздное небо, духмяное полевое сено, таинственные звуки ночи и ощущение огромности мира давали простор чувствам и разуму, телу и душе. Иногда мысль прерывалась, и виделись какие-то кровавые стычки, большие сражения, многие лодьи и лица воинов…

На следующее утро Ольг уже был у чёрно-синего драккара, он с восторгом глядел на обветренных и уверенных в себе скандинавов. На причале были выгружены некоторые тюки и бочки с товарами. Купец придирчиво оглядывал их, когда к нему подошёл тот самый певец.

– Послушай, Ас-скальд, ты сейчас уедешь в Альдогу, а кто будет помогать мне торговать, я ведь не понимаю словенской тарабарщины? – озабоченно проговорил нурманский купец.

– Ты же знаешь, Лодинбьёрн, что это повеление Олафа, а толмача я тебе постараюсь сыскать.

– Я могу быть толмачом, – неожиданно даже для себя, по-нурмански молвил Ольг, подходя к купцу.

– Ты из свеев, судя по выговору, – молвил купец, внимательно оглядывая крепкую стать юноши.

– Мой род долго жил в стране свеев.

– Тогда давай со мной на торжище, сейчас воз за товаром подъедет, как зовут тебя, юноша?

– Ольг, – ответил юный приладожец.

– А что означает твоё имя?

– По-местному, по-словенски, Вольга – «прекрасный», а на вепсском языке, «ольг» означает «солома», – уклончиво ответил Ольг.

– Солома? – громогласно расхохотался Лодинбьёрн, хлопнув себя по бёдрам. – Ну и имена у вас, деревья, цветочки, разве это имя для мужчины? Я буду называть тебя Хвитрбарт – Беловолосый!

Все последующие дни Ольг помогал ярлу в торговле как толмач.

– Хвитрбарт, ты можешь найти мне десятка полтора крепких мужей, что уверенно держат в руках весло и меч? Платить буду хорошо. – Бородатый здоровяк Лодинбьёрн молвил это как бы между прочим. Увидев, как загорелись очи юноши, добавил, хитро сощурившись: – Тебя первым приглашаю, увидишь новые земли, познаешь долю настоящего викинга, грозы морей, а уж добра сколько заработаешь!

Последние слова нурмана напомнили юноше грозные окрики отца Велины. Мысль о том, что он может испытать себя, стать настоящим мореходом и вернуться к Велине и её отцу с щедрыми дарами, всё больше нравилась Ольгу. Теперь юноша засыпал и просыпался с мечтами о предстоящей новой жизни викинга. Но ни отцу, ни матери об этом до поры до времени не говорил. Только чуткая сестра сама с тревогой спросила:

– Ты что задумал? Мне Жданка Быков сказывал, будто ты его брата уговаривал идти в викинги, стяжать славу и достаток…

– Сами боги даруют мне сей редкий случай, – стал с жаром доказывать сестре Ольг, – либо я загину в славном бою, как поёт Ас-скальд, либо вернусь домой совсем другим. Тогда-то уж точно дядька Бажан не станет возражать против моей женитьбы на Велинушке!

Сколько ни отговаривала его Ефанда, сколько ни плакала, но брат твёрдо стоял на своём.

Незадолго до отхода Ольг с двумя десятками друзей стоял перед драккаром. Ярл Лодинбьёрн, мощный и лохматый, прошёлся вдоль выстроившихся молодых ладожан, придирчиво осматривая каждого.

– А ну-ка, проверим, как вы мечом владеете, – молвил важно ярл и кивнул стоящему рядом пожилому викингу. Тот принёс меч и щит и стал проводить поочерёдно с каждым из приладожцев пробные поединки.

Ярл отобрал четырнадцать молодых и крепких ладожан. Но четверо в последний момент раздумали, подчинившись воле родителей. Всего вместе с Ольгом на драккаре уходили десятеро сотоварищей.

– Не ходи с викингами, братец, прошу тебя! – снова умоляла Ефанда. – Мама, отец, не отпускайте его!

Мать плакала, собирая в дальнюю дорогу одежду и снедь, уж она-то знала, из-за кого решил податься в дальние края её любимый сын, но знала и то, что по характеру он весь в отца, и если что решил, не откажется от задуманного.

– Мужи в кельтских родах исстари сами отвечали за свою судьбу, так поступил когда-то и я, уйдя из страны свеев в эту приладожскую землю. Теперь ты, Ольг, взрослый, я обучил тебя обращению с железом и деревом, ты достиг возраста мужа и сам должен принимать решение. Но одно скажу, жить среди нурманов тебе будет трудно, раньше или позже ты покинешь их страну, как это сделал я в своё время. Да хранит тебя Беленус! – молвил отец и обнял сына.

– Я знаю, отчего ты поступаешь так, братец, и не могу тебя остановить, – тихо и печально молвила Ефанда, глядя на него как на шаловливого мальца. Движения её были непривычно медленными, из зелёных очей покатились слёзы. – Вот, возьми сей старинный торквис, – шмыгнув носом, еле слышно молвила она и, сняв со своей шеи, надела на него оберег. – Дар покойной бабушки, он тебе поможет, я знаю… – Девчонка разрыдалась и убежала. Провожать драккар она так и не пришла. Не пришла на пристань и Велина, но тайная их встреча состоялась вечером накануне отплытия. Девушка незаметно ускользнула из дома в укромный уголок березняка, начинавшегося прямо за оградой отцовского дома.

– Велинушка, я пришёл проститься, поутру уходим, я нанялся гребцом к нурманам, – молвил юноша все приготовленные заранее слова и замолчал от нахлынувших на него чувств. Велина растерялась, она привыкла к тому, что Ольг всегда рядом, глядит зачарованными очами, такой крепкий, надёжный, готовый носить её на руках – и вдруг…

– Зачем, почему ты уходишь? – спросила девушка, перебирая косу.

– Твой отец хочет, чтобы жених непременно был богатым, и я им стану, – в волнении рёк юноша, сжимая в ладонях руку милой. Непременно стану! – воскликнул он, а потом тихо добавил: – Коли не погибну в море или в какой схватке. Ты будешь меня ждать?

Резкий порыв ветра с реки прижал лёгкое одеяние к телу девушки и проявил его стройность. В голове у юноши зашумело от волнения, он обнял милый гибкий стан, и на какой-то миг перестал видеть и ощущать что-либо вокруг, кроме её дивного тела и волшебных уст. Почти в полном забытьи он нашёл эти уста своими и слился с ними в долгом первом поцелуе.

– Погоди, – томно и страстно прошептала Велина, – погоди, не сейчас, не сегодня…. Потом, когда вернёшься, всё будет потом… – Она, как в полусне, прикрыла ладошкой его страстные и неумелые уста, чуть отстранила свою взволнованную грудь.

Ольг вновь привлёк любимую к себе, и они долго стояли, обнявшись, не в силах оторваться друг от друга, пока не услышали встревоженного голоса матери девицы.

– Велина, где ты, куда опять запропала? Вот отец приедет, я ему всё расскажу!

– Ну и пусть рассказывает, – молвил, нахмурившись, Ольг, – а я тебя не отпущу!