Я жертвовал другим страстям,
Но, если первые мечты
Служить не могут снова нам —
То чем же их заменишь ты?..
Чем успокоишь жизнь мою,
Когда уж обратила в прах
Мои надежды в сем краю,
А может быть и в небесах?..
Два человека в этот страшный год,
Когда всех занимала смерть одна,
Хранили чувство дружбы. Жизнь их, род,
Незнания хранила тишина.
Толпами гиб отчаянный народ,
Вкруг них валялись трупы – и страна
Веселья – стала гроб – и в эти дни
Без страха обнималися они!..
Один был юн годами и душой,
Имел блистающий и быстрый взор,
Играла кровь в щеках его порой,
В движениях и в мыслях он был скор,
И мужествен с лица. Но он с тоской
И ужасом глядел на гладный мор,
Молился, плакал он, и день и ночь
Отталкивал и сон и пищу прочь!
Другой узнал, казалось, жизни зло;
И разорвал свои надежды сам.
Высокое и бледное чело
Являло наблюдательным очам,
Что сердце много мук перенесло
И было прежде отдано страстям.
Но, несмотря на мрачный сей удел,
И он как бы невольно жить хотел.
Безмолвствуя, на друга он взирал,
И в жилах останавливалась кровь;
Он вздрагивал, садился. Он вставал,
Ходил, бледнел и вдруг садился вновь,
Ломал в безумьи руки – но молчал.
Он подавлял в груди своей любовь
И сердца беспокойный вещий глас,
Что скоро бьет неизбежимый час!
И час пробил! его нежнейший друг
Стал медленно слабеть. – Хоть говорить
Не мог уж юноша, его недуг
Не отнимал еще надежду жить;
Казалось, судрожным движеньем рук
Старался он кончину удалить.
Но вот утих… взор ясный поднял он,
Закрыл – хотя б один последний стон!
Как сумасшедший, руки сжав крестом,
Стоял его товарищ. – Он хотел
Смеяться… и с открытым ртом
Остался – взгляд его оцепенел.
Пришли к ним люди: зацепив крючком
Холодный труп, к высокой груде тел
Они без сожаленья повлекли,
И подложили бревен, и зажгли…
Нередко люди и бранили,
И мучили меня за то,
Что часто им прощал я то,
Чего б они мне не простили.
И начал рок меня томить.
Карал безвинно и за дело —
От сердца чувство отлетело:
И я не мог ему простить.
Я снова меж людей явился
С холодным, сумрачным челом;
Но взгляд, куда б ни обратился,
Встречался с радостным лицом!
В те дни, когда уж нет надежд,
А есть одно воспоминанье,
Веселье чуждо наших вежд,
И легче на груди страданье.
Приметив юной девы грудь,
Судьбой случайной, как-нибудь,
Иль взор, исполненный огнем,
Недвижно сердце было в нем,
Как сокол, на скале морской
Сидящий позднею порой,
Хоть недалеко и блестят
(Седой пустыни вод наряд)
Ветрила бедных челноков,
Движенье дальних облаков
Следит его прилежный глаз.
И так проходит скучный час!
Он знает: эти челноки,
Что гонят мимо ветерки,
He для него сюда плывут,
Они блеснут, они пройдут!..
Берегись! берегись! над бургосским путем
Сидит один черный монах;
Он бормочет молитву во мраке ночном,
Панихиду о прошлых годах.
Когда Мавр пришел в наш родимый дол,
Оскверняючи церкви порог,
Он без дальних слов выгнал всех чернецов;
Одного только выгнать не мог.
Для добра или зла (я слыхал не один,
И не мне бы о том говорить),
Когда возвратился тех мест господин,
Он ни как не хотел уходить.
Хоть никто не видал, как по замку блуждал
Монах, но зачем возражать?
Ибо слышал не раз я старинный рассказ,
Который страшусь повторять.
Рождался ли сын, он рыдал в тишине,
Когда ж прекратился сей род,
Он по звучным полам при бледной луне
Бродил и взад и вперед.
Один я в тишине ночной;
Свеча сгоревшая трещит,
Перо в тетрадке записной
Головку женскую чертит;
Воспоминанье о былом,
Как тень, в кровавой пелене,
Спешит указывать перстом
На то, что было мило мне.
Слова, которые могли
Меня тревожить в те года,
Пылают предо мной вдали,
Хоть мной забыты навсегда.
И там скелеты прошлых лет
Стоят унылою толпой;
Меж ними есть один скелет —
Он обладал моей душой.
Как мог я не любить тот взор?
Презренья женского кинжал
Меня пронзил… но нет – с тех пор
Я всё любил – я всё страдал.
Сей взор невыносимый, он
Бежит за мною, как призрак;
И я до гроба осужден
Другого не любить никак.
О! я завидую другим!
В кругу семейственном, в тиши,
Смеяться просто можно им
И веселиться от души.
Мой смех тяжел мне как свинец:
Он плод сердечной пустоты.
О боже! вот что, наконец,
Я вижу, мне готовил ты.
Возможно ль! первую любовь
Такою горечью облить;
Притворством взволновав мне кровь,
Хотеть насмешкой остудить?
Желал я на другой предмет
Излить огонь страстей своих.
Но память, слезы первых лет!
Кто устоит противу них?
Когда к тебе молвы рассказ
Мое названье принесет
И моего рожденья час
Перед полмиром проклянет,
Когда мне пищей станет кровь,
И буду жить среди людей,
Ничью не радуя любовь
И злобы не боясь ничьей:
Тогда раскаянья кинжал
Пронзит тебя; и вспомнишь ты,
Что при прощаньи я сказал.
Увы! то были не мечты!
И если только наконец
Моя лишь грудь поражена,
To верно прежде знал творец,
Что ты страдать не рождена.
Передо мной лежит листок
Совсем ничтожный для других,
Но в нем сковал случайно рок,
Толпу надежд и дум моих.
Исписан он твоей рукой,
И я вчера его украл,
И для добычи дорогой
Готов страдать – как уж страдал!
Свершилось! полно ожидать
Последней встречи и прощанья!
Разлуки час и час страданья
Придут – зачем их отклонять!
Ax, я не знал, когда глядел
На чудные глаза прекрасной,
Что час прощанья, час ужасный,
Ко мне внезапно подлетел.
Свершилось! голосом бесценным
Мне больше сердца не питать,
Запрусь в углу уединенном
И буду плакать… вспоминать!
Итак, прощай! Впервые этот звук
Тревожит так жестоко грудь мою.
Прощай!– шесть букв приносят столько мук!
Уносят всё, что я теперь люблю!
Я встречу взор ее прекрасных глаз,
И может быть, как знать… в последний раз!
Сыны снегов, сыны славян,
Зачем вы мужеством упали?
Зачем?.. Погибнет ваш тиран,
Как все тираны погибали!..
До наших дней при имени свободы
Трепещет ваше сердце и кипит!..
Есть бедный град, там видели народы
Всё то, к чему теперь ваш дух летит.
Амур спросил меня однажды,
Хочу ль испить его вина —
Я не имел в то время жажды,
Но выпил кубок весь до дна.
Теперь желал бы я напрасно
Смочить горящие уста,
Затем что чаша влаги страстной,
Как голова твоя – пуста.
Он спит последним сном давно,
Он спит последним сном,
Над ним бугор насыпан был,
Зеленый дерн кругом.
Седые кудри старика
Смешалися с землей:
Они взвевались по плечам,
За чашей пировой,
Они белы как пена волн,
Биющихся у скал;
Уста, любимицы бесед,
Впервые хлад сковал.
И бледны щеки мертвеца,
Как лик его врагов
Бледнел, когда являлся он
Один средь их рядов.
Сырой землей покрыта грудь,
Но ей не тяжело,
И червь, движенья не боясь,
Ползет через чело.
На то ль он жил и меч носил,
Чтоб в час вечерней мглы
Слетались на курган его
Пустынные орлы?
Хотя певец земли родной
Не раз уж пел об нем,
Но песнь – всё песнь; а жизнь – всё жизнь!
Он спит последним сном.
Закат горит огнистой полосою,
Любуюсь им безмолвно под окном,
Быть может завтра он заблещет надо мною,
Безжизненным, холодным мертвецом;
Одна лишь дума в сердце опустелом,
То мысль об ней. – О, далеко она;
И над моим недвижным, бледным телом
Не упадет слеза ее одна.
Ни друг, ни брат прощальными устами
Не поцелуют здесь моих ланит;
И сожаленью чуждыми руками
В сырую землю буду я зарыт.
Мой дух утонет в бездне бесконечной!..
Но ты! – О, пожалей о мне, краса моя!
Никто не мог тебя любить, как я,
Так пламенно и так чистосердечно.
Клоками белый снег валится,
Что ж дева красная боится
С крыльца сойти
Воды снести?
Как поп, когда он гроб несет,
Так песнь мятелица поет,
Играет,
И у тесовых у ворот
Дворовый пес всё цепь грызет
И лает…
Но не собаки лай печальный,
Не вой мятели погребальный,
Рождают страх
В ее глазах:
Недавно милый схоронен,
Бледней снегов предстанет он
И скажет:
«Ты изменила» – ей в лицо,
И ей заветное кольцо
Покажет!..
Кавказ
Печатается по автографу – ИРЛИ, оп. 1, № 5 (тетрадь V), л. 13 об. Копия тоже в ИРЛИ, оп. 1, № 21 (тетрадь XX), л. 12.
Впервые опубликовано в «Библ. для чтения» (1845, т. 68, № 1, отд. I, стр. 11).
Датируется весной 1830 года по положению в тетради V – после поэмы «Джюлио», датированной поэтом: «(1830 года) (Великим постом и после)».
«Пять лет пронеслось: всё тоскую по вас» – Лермонтов был на Кавказе летом 1825 года.
«Там видел я пару божественных глаз» – на Кавказе Лермонтов встретился с девятилетней девочкой, о своем увлечении которой он рассказывает в заметке 1830 года: «Кто мне поверит, что я знал уже любовь, имея 10 лет отроду?..»
К *** (Не говори: одним высоким…)
Печатается по автографу – ИРЛИ, оп. 1, № 6 (тетрадь VI), л. 1.
Впервые опубликовано в Соч. под ред. Ефремова (т. 2, 1887, стр. 83).
Датируется 1830 годом по нахождению в тетради VI, на первом листе которой рукой Лермонтова написано: «Разные стихотворения (1830 год)».
Опасение
Печатается по автографу – ИРЛИ, оп. 1, № 6 (тетрадь VI), л. 1 об.—2.
Впервые опубликовано в Соч. под ред. Висковатова (т 1, 1889, стр. 76–77).
Датируется 1830 годом по нахождению в тетради VI.
Стансы (Люблю, когда, борясь с душою…)
Печатается по автографу – ИРЛИ, оп. 1, № 6 (тетрадь VI), л.2.
Впервые опубликовано в Соч. под ред. Висковатова (т. 1, 1889, стр. 77).
Датируется 1830 годом по нахождению в тетради VI.
Н. Ф. И….вой
Печатается по автографу – ИРЛИ, оп. 1, № 6 (тетрадь VI), лл. 2 об.—3.
Впервые опубликовано в «Отеч. записках» (1859, т. 127, № 11, отд. I, стр. 250), под неверным названием «М. Ф. М…вой».
Датируется 1830 годом по нахождению в тетради VI.
Обращено к Наталье Федоровне Ивановой (1813–1875), дочери московского драматурга Ф. Ф. Иванова, в начале 30-х годов вышедшей замуж за Н. М. Обрескова. В 1830–1831 годах Лермонтов был сильно увлечен Н. Ф. Ивановой; ей посвящен ряд стихотворений этого периода; отношения с ней нашли также отражение в трагедии «Странный человек» (Ираклий Андроников. Лермонтов. Новые разыскания. «Советский писатель», 1948, стр. 5—32).
Ты помнишь ли, как мы с тобою…
Печатается по «Отеч. запискам» (1842, т. 21, № 3, отд. I, стр. 203), где было опубликовано впервые.
Автограф не известен. Имеется копия – ГИМ, ф. 111, № 7, л. 26 об.
Датируется предположительно 1830 годом. Современник Лермонтова В. С. Межевич писал: «Я помню, что в 1830 году в Университетском пансионе существовали четыре издания: „Арион“, „Улей“, „Пчелка“ и „Маяк“… Из этих-то детских журналов… узнал я в первый раз имя Лермонтова… Не могу вспомнить теперь первых опытов Лермонтова, но кажется, что ему принадлежат читанные мною отрывки из поэмы Томаса Мура „Лалла-Рук“ и переводы некоторых мелодий того же поэта (из них я очень помню одну, под названием „Выстрел“)» («Сев. пчела», 1849, № 284, стр. 1134–1135). По-видимому, Межевич пишет именно о данном стихотворении, которое является вольным переводом «Вечернего выстрела» Томаса Мура. Возможно, что данный текст является позднейшей переработкой раннего перевода.
Весна
Печатается по «Атенею», 1830, ч. 4, стр. 113, где появилось впервые (за подписью «L»). Имеются две копии – ИРЛИ, оп. 1, № 21 (тетрадь XX), л. 3 об., и оп. 2, № 41 (тетрадь из собрания А. А. Краевского), л. 6 об.
За подписью М. Лермонтова, без названия, опубликовано в «Отеч. записках» (1843, ч. 31, № 12, отд. I, стр. 318), по другому тексту – в «Библиотеке для чтения» (1844, т. 64, отд. I, стр. 130) с указанием: «Из альбома Екатерины Александровны Сушковой».
Датируется началом 1830 года, так как цензурное разрешение на печатание «Атенея» было получено 10 мая 1830 года. Положение копии стихотворения в тетради XX подтверждает эту датировку.
Это первое стихотворение Лермонтова, появившееся в печати.
По воспоминаниям Сушковой, это стихотворение обращено к ней и было написано в Середникове («Воспоминания Е. А. Хвостовой», «Вестник Европы» 1869, кн. 8, стр. 735).
Ночь. I (Я зрел во сне…)
Печатается по автографу – ИРЛИ, оп. 1, № 6 (тетрадь VI), лл. 3 об.—5.
Впервые опубликовано в Соч. под ред. Висковатова (т. 1, 1889, стр. 361–362) как первоначальная редакция стихотворения «Смерть» («Ласкаемый цветущими мечтами»), 1830–1831.
Датируется 1830 годом по нахождению в тетради VI.
Разлука
Печатается по автографу – ИРЛИ, оп. 1, № 6 (тетрадь VI), л. 5 об.
Впервые опубликовано в Соч. под ред. Висковатова (т. 1, 1889, стр. 82–83).
Датируется 1830 годом по нахождению в тетради VI.
Автограф зачеркнут, хотя вначале Лермонтов предполагал переписать его под № 16 в тетрадь XX, о чем свидетельствует написанная сбоку и потом зачеркнутая цифра «16».
Ночь. II (Погаснул день…)
Печатается по авторизованной копии – ИРЛИ, оп. 1, № 21 (тетрадь XX), лл. 7 об—8 об. Черновой автограф, с которого сделана копия, находится там же, оп. 1, № 6 (тетрадь VI), лл. 6–7. Пунктуация исправлена по автографу.
Впервые опубликовано в «Отеч. записках» (1859, т. 127, № 11, отд. I, стр. 251–252).
Датируется 1830 годом по нахождению чернового автографа в тетради VI.
В старинны годы жили-были…
Печатается по автографу – ИРЛИ, оп. 1, № 6 (тетрадь VI), л. 7 об.
Впервые опубликовано в Соч. под ред. Висковатова (т. 1, 1889, стр. 85).
Датируется 1830 годом по нахождению в тетради VI.
Стихотворение не закончено.
Had we never loved so kindly…
Печатается по автографу – ИРЛИ, оп. 1, № 4 (тетрадь IV), л. 22 об. Автограф первой редакции стихотворения – ИРЛИ, оп. 1, № 6 (тетрадь VI), л. 7 об.
Впервые опубликовано в «Отеч. записках» (1859, т. 125, № 7, отд. I, стр. 62).
Первая редакция стихотворения относится к 1830 году. Лермонтов, видимо, был недоволен ею и зачеркнул этот набросок. В 1832 году поэт вновь вернулся к этому четверостишию и переработал его.
В черновом автографе между заглавием и текстом стоит цифра «1».
Стихотворение является вольным переводом эпиграфа к поэме Байрона «Абидосская невеста», взятого последним из стихотворения Роберта Бернса «Прощальная песнь к Кларинде» («Parting song to Clarinda»). В первом стихе Лермонтов перевел слово «Kindly», производя его от немецкого «Kind» – дитя, по-английски kindly – нежно.
Незабудка
Печатается по автографу – ИРЛИ, оп. 1, № 6 (тетрадь VI), 7 об.—9. Имеется копия – ИРЛИ, оп. 2, № 41 (тетрадь из собрания А. А. Краевского), лл. 1–2.
Впервые опубликовано в «Отеч. записках» (1843, т. 31, № 11, отд. I, стр. 194–195).
Датируется 1830 годом по нахождению в тетради VI.
Совет
Печатается по автографу – ИРЛИ, оп. 1, № 6 (тетрадь VI), 9 об. – 10.
Впервые опубликовано в Соч. под ред. Висковатова (т. 1, 1889, стр. 87–88).
Датируется 1830 годом по нахождению в тетради VI.
Одиночество
Печатается по автографу – ИРЛИ, оп. 1, № 6 (тетрадь VI), л. 10–10 об.
Впервые опубликовано с иным чтением стиха 12 в «Ниве» (1884, № 12, стр. 270).
Датируется 1830 годом по нахождению в тетради VI.
В альбом (Нет! – я не требую вниманья…)
Печатается по автографу – ИРЛИ, оп. 1, № 6 (тетрадь VI), л. 11 об. Первая редакция стихотворения находится в той же тетради на л. 10 об. Оба автографа зачеркнуты.
Впервые опубликовано в «Библ. для чтения» (1844, т. 64, № 5, отд. I, стр. 6–7), с подзаголовком «Подражание Байрону», вместе с другими стихотворениями цикла «Из альбома Е. А. Сушковой».
Датируется 1830 годом по нахождению в тетради VI.
В своих «Записках» Е. А. Сушкова ошибочно относит стихотворение к 1831 году и пишет: «В это время Сашенька <А. М. Верещагина> прислала мне в подарок альбом, в который все мои московские подруги написали уверения в дружбе и любви. Конечно, дело не обошлось без Лермонтова… На самом последнем листке альбома было написано подражание Байрону <следует текст>„(«Записки“ Сушковой, 1928, стр. 135).
Вторая строфа стихотворения навеяна произведением Байрона «Lines written in an Album, at Malta».
В 1836 году Лермонтов вновь вернулся к теме своего раннего стихотворения (см. стихотворение «В альбом» – «Как одинокая гробница»,).
Гроза
Печатается по автографу – ИРЛИ, оп. 1, № 6 (тетрадь VI), л. 12. Копия – там же, оп. 1, № 21 (тетрадь XX), лл. 8 об.—9.
Бесплатно
Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно
О проекте
О подписке