XIX

Доктор Герье, получивший позволение спрашивать, не знал, с чего начать, и так и выразил это Степану Гавриловичу, сказав, что до сих пор совсем не верил в сверхъестественное, но теперь, после всего виденного, должен признаться, что сверхъестественное действительно существует.

Степан Гаврилович улыбнулся.

– Зачем, – проговорил он, – употреблять слово «сверхъестественное» там, где, в сущности, нет и помину понятия, которое оно выражает!

– Но сознайтесь, – перебил Герье, – что мы видели феномены или чудеса, которые не встречаются каждый день!

– Но и солнечные затмения не встречаются каждый день, между тем вы отлично знаете, что в них нет ничего волшебного!

– Солнечные затмения – явление физическое, известное нам!

– В том-то и дело, что известное! Когда же не знали, в чем оно состоит, то и его считали сверхъестественным.

– Значит, все явления сегодняшнего вечера могут быть объяснены?

– Ну, разумеется! Но для этого надобно немножко доброй воли, надо уметь слушать и уметь видеть.

– Но я, – воскликнул доктор Герье, – слушал, смотрел и при всем моем желании и доброй воле ничего не мог понять и не понимаю теперь.

– Это оттого, – пояснил Степан Гаврилович, – что вы не принадлежите к числу наших посвященных!

В то время мистические общества были очень распространены, и доктор Герье, давно догадавшийся, что провел вечер среди членов одного из таких обществ на их тайном собрании, нисколько не удивился, когда Трофимов сказал ему о «посвященных».

– А в вашем обществе, – спросил он только, – существует иерархия посвящения по степеням?

– Мы не требуем от вновь вступающего прохождения степеней; все зависит от его собственного развития и от его подготовки; ваши, например, познания и подготовка вашего ума позволяют мне говорить с вами так, как я говорю, то есть как с братом, уже выдержавшим искус первых степеней и получившим возможность узнать тайны более высших. А вот этот, – показал Трофимов на спящего Варгина, – никогда далеко не пойдет и всегда останется на низшей степени посвящения!

– Значит, вы принадлежите к одному из обществ франкмасонов?

– Только вы не найдете у нас смешных и ненужных обрядов, играя которыми так называемые франкмасоны затеняют истинное знание и настоящее дело детскою забавой таинственности. Наши двери открыты для всех.

– Неужели для всех?

– Конечно, для всех способных понимать, а не для грубой толпы, готовой из эмблем высшей мудрости сделать себе глупое и пошлое развлечение, как это было, например, с игральными картами! Пятьдесят два листа игральных карт не что иное, как символы, полные смысла, философских тезисов, выработанных еще учением египетских мудрецов. Ходит мнение, что карты были изобретены одним аббатом для забавы безумного короля французского, Генриха. Это неправда. Аббат был посвящен в тайны пятидесяти двух символов, понимал их мудрость и только понадеялся, что эта высшая мудрость вернет разум безумному королю. Но безумный король сделал пошлую игру из этих эмблем; так поступает безумие с тем, что недоступно его пониманию; вот почему мы допускаем к себе только людей, способных понимать.

– Но я все-таки слышал, что, для того чтобы понять тайны так называемых оккультных наук, которым, очевидно, предано ваше общество, необходимо посвящение.

– Посвящение, по правилам нашего общества, состоит только в изучении.

– В изучении чего?

– Истин, скрытых в природе и выраженных символами.

– В том, что я читал прежде, – сказал доктор Герье, – мне случалось встречаться с этими символами, но они слишком туманны и непонятны. Отчего, в самом деле, не сделают их более ясными и не изложат «истины», как вы говорите, оккультных наук языком более понятным и простым?

– Потому что знание тайн природы дает человеку такую власть, которую нельзя предоставить всякому, и люди, имеющие эти знания, не станут кричать о них на ветер.

– Вы в этом уверены?

– Безусловно.

– Хорошо, но откуда же произошли эти знания?

– Я вам дам книгу, в которой изложена история оккультных наук, древних, как самое существование человека на земле. Они изложены в «Индийских Ведах» и в книге Тота Трисмегиста, египетского мудреца.

– Неужели они не раскрыты, тайны «Индийских Вед»?

– Мы едва-едва начинаем разбирать их.

– Но разве не легче заняться раскрытием тайн природы тем путем, по которому идет современная наука, и не проще ли постараться двигать вперед ее, вместо того чтобы доискиваться смысла в непонятных и допускающих самые разноречивые толкования символах хотя бы тех же Вед?

– Каждый избирает тот путь, который ему кажется более интересным; мы не мешаем никому заниматься и современной наукой, но только все, что до сих пор открывала эта наука, было уже давно известно нам. Попробуйте с помощью этой науки произвести хотя бы те опыты, которые вы видели сегодня вечером.

– А могу я у вас спросить объяснение этих опытов? – проговорил доктор Герье, не без трепета ожидая, что ответит ему Степан Гаврилович.

– Спрашивайте! – повторил тот. – Спрашивайте, что вам угодно.

XX

– Объясните мне, – стал спрашивать доктор Герье, – прежде всего, конечно, это странное оживление девочки.

– Ничего не может быть проще, – улыбнулся Сепан Гаврилович, – ничего не может быть проще этого оживления, если вы только откинете ту немножко театральную обстановку, которая, собственно, необходима для впечатления. Забудьте эту обстановку…

– Но, позвольте, – перебил доктор Герье, – если нужно откинуть театральную обстановку, которая, откровенно говоря, мне в достаточной степени претила, то тогда зачем же было ее делать?

– А затем, зачем вы идете в гости или вообще на люди не голый и не в вашем домашнем халате, а принаряживаетесь в лучшую свою одежду.

– Хорошей одежды требует от меня приличие!

– Известное приличие, или декорация, необходимо во всем и на самом деле существует во всем, что нас окружает. И сама природа, не только люди, не обходится без декорации и театральной, если хотите, обстановки; разве таинственный процесс жизни дерева не мог бы совершиться без появления красивых цветов и сочных ароматических плодов, а между тем дерево покрывается красивыми цветами и ароматическими плодами, а что они как не декорация, полезная, приятная для нас, но все-таки декорация! Разве явление грозы и атмосферные изменения не могли бы происходить в небесных высотах в тишине, а между тем при них блестит молния и гремит гром, всегда производящий на нас если не страшное, то жуткое впечатление, хотя это только театральная обстановка! Итак, откинув эту обстановку, правда в оживлении девочки заключается в том, что мы в ней вызвали искусственным путем, путем сильного тока животного человеческого магнетизма, полную каталепсию и в этом искусственном летаргическом сне положили ее в гроб перед тем, как вынести ее на глаза зрителей.

– Но изменение глазного яблока, которого не бывает при каталепсии?

– Простое действие особых, совершенно безвредных капель, пущенных в глаз.

– А трупный запах?

– Опять-таки несколько капель ассафетиды.

Доктор Герье помолчал.

– Действительно, – вздохнул он, как будто разочарованный, – у вас на все есть ответ, простое объяснение. Но в таком случае во всем этом оживлении нет ничего, что бы говорило в пользу ваших глубоких знаний. Все это, значит, объясняется, как и обыкновенные фокусы, которые проделывают заезжие шарлатаны, за рубль входной платы…

– Проявления магнетизма, вызывающего полную каталепсию, нельзя назвать фокусом, – возразил Степан Гаврилович.

– Да, из всего в данном случае только и остается в вашу пользу магнетизм! – согласился Герье.

– Вы говорите «только магнетизм». Но он-то именно и составляет все! Наша цель – показать проявления магнетизма. Это главное, остальное, то есть обстановка, дело второстепенное и необходимое для скрытия тайны от непосвященных, способных, как мы говорили, злоупотребить ею.

– Но эта обстановка – ложь!

– Не ложь, но необходимое сокрытие тайны…

– Хорошо, ну, а второй ваш опыт превращения семян в цветы – тоже только… «необходимое сокрытие тайны»?

– Нет, второй опыт состоит в применении открытия, сделанного нами в секретных древних арканах.

– Вы мне объясните это открытие, или я недостаточно подготовлен, может быть, чтобы понять?

– Отчего же. Я думаю, вы поймете легко, потому что тут действуют самые простые и самые естественные законы природы… Вот, видите ли, необходимы три элемента, чтобы зерно пустило росток из земли и дало цветы: теплота, вода и воздух. При опыте эти элементы находились в изобилии. Кажется, понятно?

– Но не понятна быстрота, неимоверная быстрота, с которою в нашем присутствии выросли цветы! В природе тепло, вода и воздух долго и постепенно работают над лежащим в земле зерном, а тут достаточно было менее часа времени!

– Вам известно, что за границей пригородные огородники достигают того, что в течение четырех месяцев лета собирают со своих гряд до трех урожаев овощей?

– Известно, – сказал Герье, – они это делают путем поливки, ухода и удобрения… Но все-таки три урожая в течение четырех месяцев – и та скорость прорастания, которую мы видели сегодня…

– Эта скорость зависит только от умения. Наши русские огородники получают один урожай в лето, заграничные – три, потому что они опытнее, а мы, которые еще опытнее, заставляем вырасти цветок в час времени.

– В чем же состоит эта опытность?

– В пользовании лучами теплоты. Обыкновенные садовники выращивают свои цветы на солнечных лучах, которые не только дают необходимую растению теплоту, но и могут быть вредны ему. Если их слишком много – они опалят цветок и он завянет. Мы же умеем разлагать тепловые лучи и пользоваться исключительно полезными их свойствами, отбрасывая все вредное…

– Как же это?

– Благодаря тому электричеству, о котором официальные ученые знают очень мало, лишь ощупью подходя к нему, и свойства которого известны нам хорошо… От металлических ножек стола и хрустального подноса, где лежала земля с зернами, были проведены незаметные проволоки и по этим проволокам были пущены тепловые лучи, разумеется, в должной степени напряжения…

– Так что этот прозрачный хрустальный поднос был необходим не только для того, чтобы публика видела, что нет в нем никаких приспособлений, но и для самого опыта?

– Разумеется. Стекло и хрусталь – дурные проводники, и шедшие по проволокам лучи сосредоточивались вследствие этого в земле, лежавшей на подносе, не расходились и действовали на зерна семян. Нам известно даже, какой род или сорт, что ли, лучей необходим, чтобы заставить семена прорасти, и какие лучи дают возможность подняться ростку, и какие нужны, чтобы явились цветы… И после этого вы сомневаетесь, что мы можем в течение часа сделать то, что достигают простые, невежественные в сравнении с нами огородники в месяц?

– Вы так убедительно объясняете, – возразил доктор Герье, – что я не сомневаюсь, но все-таки не перестаю удивляться…

– Явись в наше время, – подхватил Степан Гаврилович, – сам Архимед, и покажи ему теперешние официальные ученые то, что они знают об электричестве, он был бы удивлен больше вашего. Все идет вперед, все развивается, и что было вчера чудом, становится сегодня общеизвестным, привычным фактом. Мы вступаем теперь в век чудес, в век магический, когда человек поймает небесную молнию и заставит ее мирно светить в своем доме.

– Неужели вы думаете, что электрический свет заменит когда-нибудь свечи и лампы?

– Таков должен быть последовательный ход событий. Будет также время, когда и опыт с цветами, виденный вами сегодня, сделается доступен простому садовнику… Все это придет, как придет также век полного братства и христианского равенства не только земного, но общемирового…

– Все это так, и дай Бог, чтобы это случилось. Если вы объясните мне теперь еще последнее появление этой… прозрачной девушки – вы найдете во мне самого ярого последователя, и я буду послушно исполнять все, что будет угодно…

– Теперь уже поздний час, – проговорил Трофимов, – и нам пора расставаться. Но что отложено, то не потеряно. Другой раз я объясню вам и это появление. Знайте пока только одно, что и в нем нет ничего так называемого «сверхъестественного» или противо-природного. И здесь действовали те же законы природы, примененные лишь опытными, знающими людьми…

– Еще два вопроса, Степан Гаврилович.

– Спрашивайте.

– Кто был этот главный с черной бородой, распоряжавшийся опытами?

– Вы это узнаете впоследствии.

– А кто была эта девушка?

– Если вы вгляделись в ее черты – она была та самая, которую вы видели сегодня утром у Августы Карловны.

– Значит, я не ошибся. Я узнал ее, но кто она?

– И это вы узнаете впоследствии, если захотите, впрочем…

– Да, да, я хочу!

– Тогда постарайтесь, поищите: вы на следу, добейтесь своего. Узнайте девушку…

– Но то, что я видел ее такою прозрачной, это не значило, что тут была не она сама, а ее дух?

– Да, это был ее дух.