– Ну ты даешь, вот же балда! Это кто, по-твоему, Ванька, что ли, ученый?

– А как же, Матюха! Знает, куды винт вставить, откуда винт вытащить…

– Ой не могу, братва, ой мамочки! Живот сейчас лопнет от смеха, держите меня семеро! Знает, говорит, куда винт вставить и откуда винт вытащить, – процитировал своего товарища, надрываясь от хохота, Матюха.

– Эх, сейчас бы цигарку закурить. – Косой лопоухий парень свернул губы в трубочку представив, как втягивает горький табачный дым.

– А я бы, Федька, от борща не отказался. – Щербатый, с ехидной улыбкой и хитрыми глазами молодой человек изобразил, как он неспешно, при помощи невидимой ложки поедает заветный завтрак. – Да только вот у Любки из еды капуста квашеная да каша постная.

– Ты мне поговори еще, поговори! Я тебя, Олежа, к Марусе отправлю, уж она-то тебе борщи наготовит!

Взяв гурмана за ухо, Люба свободной рукой отвесила своему супругу подзатыльник. Класс захохотал.

Стрелка часов остановилась на восьми, в это самое время в класс вошел тракторист Иван. Сняв кепку, он поздоровался с учителем. Посторонние разговоры прекратились.

– Полина Леопольдовна, вы просили, но только совсем ненадолго. Сами понимаете, работа, еле как отпросился у начальства, да мне и ребят забрать нужно – только поэтому и отпустил Фомич. – Иван подмигнул своим товарищам, столпившимся у прохода.

– Я все понимаю, Иван, ты проходи к доске, не стесняйся.

Уступив трактористу место у доски, учительница отошла к задним партам.

– Можешь начинать, Ваня, мы все тебя внимательно слушаем, – разрешила говорить своему бывшему ученику Полина Леопольдовна.

– Я на поле многое поведал. Хочу сказать лишь только, что учиться надо нам всем, и мне учиться, пока есть возможность, пока нам такую возможность дает партия и государство. В столице пшеничной я многое усвоил, многое узнал. Как рождаются из маленьких зерен высокие хлеба, так и производство рождается из стали и знаний. Из пота и бетона рождаются города, а из лени и трусости рождаются предрассудки. Что было просто мне учиться, не скажу, тяжело было. Утром работа, вечером учеба, но плечо надежного друга всегда было рядом. Не знаешь – подскажут, не можешь – помогут, только если за правду тебе тяжело, только если по-настоящему не понимаешь. Брата видел разного. Были и такие, что за счет других хотели выучиться, где-то схалтурить, где-то поспать подольше, поесть послаще. Только такие надолго у нас не задерживались, таким от ворот поворот сама жизнь давала. Главное правило – будь человеком, его и придерживайтесь. А уже потом из вас советский человек получится, если, конечно, с пути верного не свернете. Там, на обочине, и пьянство, и разврат, и легкие деньги, а за ними предательство, жизнь буржуйская.

Тракторист завершил монолог, потерев макушку, вспоминая, не забыл ли он чего, все ли сказал своим товарищам, что хотел.

– Дядя Ваня, а вправду говорят, что вы апельсин видели? – задал вопрос самый младший из учащихся, конопатый белобрысый мальчишка, сидящий за первой партой.

– Иннокентий, – одернула за рукав своего младшего брата сидящая рядом с ним красивая девушка с длинной косой.

– Ничего, Тося, нам всем интересно узнать, – поддержала своего ученика Полина Леопольдовна.

– Не только видел, но еще и ел, – немного смутившись, ответил Иван.

В классе кто-то ахнул от удивления.

– Вы, ребята, не серчайте: не довез бы, испортился фрукт. Вот только осталось. – Из верхнего кармана рубахи Иван осторожно достал засохшую кожуру апельсина. – Запах еще остался, хоть и не такой резкий, но почуять можно. – Он передал кожуру ученику, спросившему об апельсине.

– М-м-м, как же вкусно пахнет! – Иннокентий улыбнулся, глубоко вдохнув в себя остатки аромата экзотического фрукта.

– Ну чего ты, все так вынюхаешь, другим оставь! – возмутилась Тося.

Брат с сожалением расстался с кожурой, передав ее сестре. Кожура переходила из рук в руки, пока все учащиеся не познакомились с запахом апельсина. Ребята, нюхая кожуру, задавали Ивану вопросы.

– А как он выглядит, когда целый?

– Круглый, оранжевый, как солнце на закате. Снимать кожуру нужно аккуратно, иначе фрукт может лопнуть и сок выбежит.

– Что, прям весь?

– Не весь, конечно, только часть. Сам плод состоит из долек, в них-то и находится заветный нектар.

– С тобой, говорят люди, ишпанец им поделился? – спросил с редкими зубами, слепой на один глаз старикашка, самый взрослый из учеников.

– Верно говоришь, Кузьмич, испанец, только вот в испанце этом кровь наша. Бежал он со своей семьей от коричневой чумы, оставив и дом свой, и апельсиновый сад, за которым из поколения в поколение ухаживали предки Санчо.

– А на вкус апельсин каков? – спросил Гришка.

– Сладкий, вкусный, ни на что не похожий. Сам пока не попробуешь, не поймешь.

– Сам пока не попробуешь, не поймешь, – повторил за Иваном Гришка, жадно обнюхивая кожуру.

– Это еще что, подумаешь, фрукт какой-то заморский! А вот у нас есть ученый ботаник Мичурин, Полина Леопольдовна не даст соврать, так вот он вырастил чудо-дерево: на нем разом и груши, и яблоки, и сливы, и вишня растет! – проявил свои познания Матюха.

– А апельсины растут? – спросил Иннокентий.

– Ну, апельсины пока не растут, им тепла много надо – ответил с сожалением Матюха.

Гришка, задержав дыхание, аккуратно прошел через весь класс, неся в руках, словно священную реликвию, засохшую кожуру апельсина. Лишь отдав ее Ивану, выдохнул.

– Ладно, ребят, нужно идти, Никанор Фомич всех ждет. Сегодня привезли комбайн, нужно подготовить трех человек для работы на нем. Полина Леопольдовна…

– Ничего, ничего, Ваня, идите, главное сейчас урожай собрать, а упущенное наверстаем.

Взрослые ученики попрощались со своими младшими товарищами и с учителем, отправившись на работу. Уходя, Иван оставил кожуру на парте, за которой сидел Иннокентий.

Глава V

Пока ребята готовились к переносу вещей, девушки заканчивали с поклейкой обоев. Эльза приготавливала клейстер, в то время как сын Сергей суетился со сборкой кухонного стола.

– Ты чего так долго возишься? Давай-ка я тебе помогу, старина. – Над мальчишкой склонился серьезный бородатый мужчина.

– Я еще молод, хотя, если тебе удобно, можешь обзывать меня и стариной. – Не обращая внимания на помощника, Сергей по-прежнему занимался прикручиванием ножки стола.

Эльза, услышав невежливый ответ ребенка, прибежала из коридора в кухню, аккуратно перепрыгнув через развалившегося на полу кота.

– Вы уж его извините, он не специально, мы в семье друг с другом на «ты».

– Все хорошо. Тем более я чуточку уравнял наш статус, назвав вашего сына стариной.

– Ах, так ты здесь, Абаз, а я тебя уже заискался, – смахивая пот с лица, на кухню вошел сутулый полный человек в очках.

– Шульгин, неужели нести чего-нибудь задумал? – посмеиваясь, спросил Абаз.

– Холодильник привезли, – констатировал Шульгин, поправляя спавшие на нос очки.

Эльза хотела обрадоваться такой вести поначалу, но потом, подумав, сдержала свои эмоции, ведь для уставшего мужчины, еле как поднявшегося на седьмой этаж, ее радость была бы неуместна.

– Вы бы отдохнули немного. Я вам чай приготовлю.

– Некогда нам отдыхать, у нас вторая смена сегодня, – проговорился Шульгин.

– Как – вторая смена? – удивилась Эльза.

– Эх ты, товарищ Шульгин, язык у тебя словно помело, – огорчился Абаз, косо посматривая на своего коллегу.

Шульгин демонстративно пошлепал легонько себя по губам. Смущенная Эльза вышла из кухни. В это время веселый парень с кепкой набекрень заигрывал с девчатами, занимающимися поклейкой обоев в детской комнате.

– Ты, Соколова, зря мою любовь отвергаешь. Она же высокая, чего тебе с этими воробьями на одной ветке делать? – стоя возле табуреток, на которых стояли девушки, спрашивал Трошкин.

– Ох, Колька, узнает Воробьев о твоей высокой любви и накрутит тебе уши! – смотря сверху на Трошкина и разглаживая пузыри обоев, отвечала длинноногая подруга Соколовой.

– Я же шучу, Светик. Да и как он узнает, в первую смену ведь трудится, неужели ябедничать будешь?

– Ты бы лучше, Трошкин, шел ребятам помогать. Нечего тебе тут в бабском коллективе делать, –

возмутилась Соколова, опередив с ответом свою подругу.

– Эх вы, а еще товарищи, женщины, комсомолки, – почесывая затылок, Трошкин направился к входным дверям квартиры, возле которой уже собралось несколько мужчин в ожидании команды Льва Степановича Шульгина.

– Степаныч, долго там еще? – выкрикнул с коридора один из мужчин.

– Девчатам осталось пару пузырей разгладить. Можете начинать таскать, – скомандовал Шульгин.

Абаз направился вслед за остальными мужчинами, оставив Шульгина и Сергея тет-а-тет.

– А ты чего не с ними?

– Генерал живот не позволяет, – поглаживая себя по животу, в шутливой форме отвечал Шульгин.

– Понятно…

Закончив со столом, Сергей попросил Шульгина помочь ему его перевернуть. Кряхтя и охая, Шульгин все же помог Сергею поставить стол на ножки. Чуть отдышавшись, Шульгин спросил Сергея, познакомился ли он уже с кем-нибудь из своих сверстников.

– Времени нет совсем. Еще нужно успеть прочесть внеклассную литературу. Я ведь к тому же родителям с переездом помогаю. А что до ребят, успею еще, да и учебный год на носу – в школе со всеми и познакомлюсь.

– Вот что, Серега, если тебе вдруг станет скучно, обращайся, я тебе тут местные достопримечательности покажу.

– Да ведь город еще совсем молодой, все только строится. Чего тут кроме стройки-то показывать?

– Город-то, может, и молодой, только вот место это старое. Здесь деревня раньше была, в которой твои предки жили.

– Отец рассказывал как-то, но, честно говоря, я не слишком внимательно его тогда слушал. Мне все эти истории не слишком интересны, в них, как по мне, слишком много отсебятины.

– В общем, смотри сам, наше дело – предложить.

– Это почему же Лев Степаныч о себе во множественном числе заговорил?

– Так ведь я о себе и о своем «запорожце» говорю.

– С каких это пор машина стала считаться одушевленным предметом?

– Любая вещь, если с душой сделана, сродни человеку.

– Сентиментальность все это. Поставь десять станков перед тобой и спроси, какой из них с душой, а какой без души, – ответить не сможешь.

– Пока они стоят не работая, то, конечно, ответить не смогу, а ты их включи, заставь стальное сердце застучать – вот тогда и посмотрим, отвечу ли я на твой вопрос или же промолчу!

– Значит, по твоей логике все, что хорошо работает, то с душой, а то, что плохо, то без души?

– Именно. Если человек душу в свое дело вкладывает, не спит ночами, читая техническую документацию, думает постоянно, как улучшить технические характеристики, с чего ради вещи этой плохо работать?

– Ладно, пусть будет по-твоему. Значит, и у «запорожца» твоего, и у стола этого, к которому я ножки прикручивал, и даже вон у люстры той, которую вчера Валера вешал, душа имеется, ведь ни один из нас не схалтурил, – улыбнулся Сергей Степанычу.

Глава VI

Дверь была чуть приоткрыта; в дверном проеме можно было разглядеть силуэты двух мужчин, сидевших в кожаных креслах напротив камина. Небритый человек, стоящий за дверью, не решался зайти. Гость перебирал в руках зеленые бумажки; их слабый шорох услышали мужчины, находившиеся в кабинете.

– Серега, все же решился наконец? – произнес, встав с кресла, мужчина в солидном черном костюме, догадавшись, кто стоит за дверью.

Бородатый осмелился неспешно зайти в кабинет, оставив двери за собой открытыми.

– Жена запилила, извините, что так долго раздумывал над вашим предложением, – попросил прощения бородатый.

Человек, сидевший в кресле в спортивном костюме «монтана», постоянно почесывался: он чесал свои ноги, шею, лицо и даже почесывал себя за ушами, но в те секунды, когда зуд прекращался, он начинал поддергивать косичку на голове, которая почему-то находилась сбоку. Безусловно, этот человек вызывал чувство омерзения, и какая-та невероятная сила отторжения исходила от него.

– Феликс Николаевич, ваше предложение остается в силе? – Сергей протянул трясущимися руками бумажки, несколько из них упало на пол.

– Тебе не пристало обращаться на «вы». А помнишь, как в школе ты тыкал учителям, считая себя самым умным?

Феликс от косички перешел к почесыванию ноги, он ухмылялся, видя, как его бывший одноклассник подбирал с пола упавшие ваучеры, которые снова и снова вываливались из рук. Не вытерпев рассеянности Сергея, подпрыгнув от злости в кресле, Феликс скомандовал:

– Эрик, подбери ты эти чертовые бумажки и выкинь их в камин!

Эрик подобрал все ваучеры, лежавшие на полу, и, забрав из рук Сергея остальные, направился прямиком к камину, как вдруг голос Феликса вновь остановил его:

– Пересчитай для начала.

Сложив все ваучеры в стопку, Эрик довольно быстро пересчитал их.

– Здесь все.

– Хорошо, можешь сжигать.

Зеленые бумажки, оказавшись в камине, окрасились ярким голубым пламенем. В комнате появился резкий запах серы. Феликс глубоко вдохнул в себя дым, доносившийся от сожженной ценной бумаги. Сергей, прикрывая рукой нос, сильно закашлял, Эрик же побежал открывать единственное находившееся в кабинете окно.

– Глупцы, так пахнет величие, так пахнет труд рабов!

Открытое окно и открытая дверь создали сквозняк; спустя непродолжительное время неприятный запах покинул помещение, и Сергей откашлявшись, смог прийти в себя.

– Так что там насчет опиума? – спросил Сергей, вытаскивая из кармана брюк деньги.

Феликс кивнул головой, Эрик уловил жест и, подойдя к комоду, над которым висела одна из репродукций триптиха Босха, открыл верхний ящик, из которого взял небольшой пакет.

– Теперь ты во власти демонов. Смотри, чтобы они не съели тебя изнутри! – предостерег Эрик, передавая пакет Сергею.

– Не торопись идти домой, знаю, мымра уже заждалась, но эта партия за счет заведения, – протараторил Феликс, передавая Сергею завернутую в платок забитую наркотиком трубку.

– Дадите огонька? – беря трубку в рот, спрашивал Сергей.

– Конечно, друг. – Феликс подпалил трубку своей фирменной зажигалкой «Зиппо». – Да не стой ты, в ногах правды нет, присаживайся.

Пребывая в блаженстве от опиумного угара, Сергей упал в кресло, которое разверзлось под ним, словно океан, принимая в себя очередную жертву кораблекрушения. Мир вокруг него был лишь иллюзией, его настоящим теперь стало наслаждение. Рыскающий во тьме Марианской впадины, среди ужасных чудищ, стремящихся похитить его клад, он надеялся на то, что его гедонизм продлится чуть дольше, чем в прошлый раз, когда хищники похитили у него самое ценное.

– Убирайтесь, не смейте прикасаться ко мне! Вы, я знаю, хотите отобрать у меня мой лучший мир, но в этот раз я не позволю, слышите, я не позволю вам этого сделать!

Ужасное, обезображенное лицо, лишенное век, смотрело на него исподлобья; все тело монстра покрывала чешуя; тонкие мерзкие пальцы, между которыми находились перепонки, прикоснулись к его шее.

– Скажи нам, что за человек был с твоим сыном и чего он хотел от него, тогда мы оставим тебя!

Словно разряд тока прошел по всему его телу, он почувствовал сильные колики в области живота и хотел блевать, но в последний момент смог сдержать рвотную массу, подкатившуюся к горлу. Возможно, это единственная еда за сегодня, которую приготовила мымра, он не мог так просто от нее избавиться.

Второе, не менее ужасное существо подошло к нему со спины. Он чувствовал зловоние, исходящее от него, и слышал скрежет острых клыков, прикоснувшихся к его затылку, он хотел отвлечься от того кошмара, в котором сейчас пребывал, вдохнув опиума, но демоны не давали ему этого сделать.

– Скажи нам, ведь он дал тебе деньги! – ревел от злобы монстр, склонившийся над ним.

– Сын ничего не рассказывал, он просто замкнулся в себе и писал, постоянно писал в тетрадях формулы, но они ничего не значили, абсолютно ничего! А тот, кто за ним пришел, показал фальшивое удостоверение, сказал, что нужно всего лишь нырнуть. Ни имени его, ни фамилии не запомнил. Прошу вас: дайте мне еще немножечко покурить, прежде чем заберете меня в свою преисподнюю.

– Все, завязывай, Эрик, он, должно быть, принял нас за демонов. – Махнув рукой, Феликс отошел к окну, закурив сигарету.