– А эти? – Алекс кивнул в сторону по-прежнему стоявшей неподалеку телеги.

– Позже приехали. Стрелок за валунами залег, лупил короткими очередями. Когда телега появилась, Эльбар им навстречу выглянул, хотел предупредить, чтобы на рожон не лезли. А те тут же огонь открыли. Парень первую пулю и словил.

– Местные решили отбить у пограничников контрабандиста? – недоверчиво хмыкнул Алекс. – Никогда раньше такого не было.

– Вот и я говорю… Ай!

– Терпи. – Он потуже затянул на рукаве Хмеля узел. – Кровотечение сильное. Башка не кружится?

– Маленько…

– А сам-то «контрабас» куда делся?

– Свалил, – поморщился Хмель. – Патроны кончились, он открыл портал и дал деру. Груз тут бросил.

– Понятно, – резюмировал Алекс, хотя, конечно, в сложившейся ситуации ему было непонятно очень и очень многое. – Готир, хватай Эльбара под руки и помогай тащить в телегу.

Гольм молча подчинился, дождавшись, пока Алекс ухватится за торчащие из коротких штанин тощие лодыжки. Щуплое и худое тело паренька почему-то показалось ему неимоверно тяжелым.

* * *

Доктор, спешным порядком доставленный из Антарии, был хмур и мрачен:

– Рану я обработал, но больного нужно немедленно переместить в стационар. Травма опасная, он может потерять руку.

– В столице есть врачи, которые в состоянии помочь? – поинтересовался Ударник, внимательно наблюдавший за манипуляциями лекаря со стороны.

– Не советовал бы я вам сейчас соваться в столицу, ребята… – Эскулап тряхнул седой челкой и принялся собирать инструменты в объемистый кожаный саквояж. – Неспокойно там. И опасно, особенно для иномирцев. Люди всякое говорят…

– Например? – Калька сидела на тахте, поджав ноги, и задумчиво чесала за ухом огромного кудлатого пса по кличке Дивный, положившего слюнявую морду ей на колени.

– Например, о том, что уроженцам чужих миров в Клондале не место, – обернулся лекарь к девушке. – О том, что пограничники жируют на торговых пошлинах, отбирая доход у коренных жителей Центрума. О том, что землян давно пора поставить на место.

– Удивительно, – хмыкнул Ударник, – значит, сотню лет мы прекрасно уживались бок о бок и теперь вдруг стали врагами? С чего бы это? Ваш гонорар, док.

Он отсчитал из толстой пачки несколько желтоватых ассигнаций клондальского государственного казначейства и протянул эскулапу. Тот благосклонно принял подношение, важно кивнул и убрал купюры в карман жилета.

– Благодарю, молодой человек. Еще ходят слухи, будто близится война с Сурганом. Они претендуют на земли в южном Клондале, где проживает множество их соплеменников. С учетом недавних событий в Аламее это вполне может быть правдой.

– Да ясно же, что кто-то специально воду мутит! – воскликнула Калька. – Не может это все происходить просто так.

Иван, которого коллеги-пограничники по старой привычке продолжали называть Ударником, прекрасно понимал, о чем говорит доктор. Пару месяцев назад Сурган при поддержке дружественной Онелли напал на соседнюю Аламею, вызвав нешуточный переполох в высшем руководстве всех прочих континуумов Центрума. Первое время сурганские войска долго и беспомощно топтались возле Ахтыбаха, но вскоре все же захватили столицу и теперь уверенно продвигались в глубь вражеской территории. Не нужно быть экспертом в геополитике, чтобы понимать: на этом воинственный Сурган не остановится.

За окнами темнело, и доктор, вежливо распрощавшись, отправился восвояси, оседлав гнедую лошаденку, что терпеливо дожидалась своего хозяина возле крыльца.

– Как сказал бы Старик, в первую очередь нужно искать, кому это выгодно, – подал голос скромно помалкивавший до этого Готир Гольм.

При упоминании Старика Иван погрустнел еще больше. Бывший начальник заставы, которого все здесь знали под этим незамысловатым прозвищем, собирался на восьмом десятке лет забросить суетную пограничную службу и отправиться в Мюнхен к дочери и любимым внукам. Не собрался. Дочь позвонила Ударнику сама, оставив короткое сообщение на домашнем автоответчике, которое тот прослушал, когда в очередной раз ненадолго наведался из Центрума в Москву. Перемотав запись, прослушал послание еще раз, а потом, не переодеваясь, рванул по давно знакомому адресу в Большой Гнездниковский переулок. Дочь – высокая худощавая женщина лет сорока, в чертах лица и мимике которой угадывалось что-то давно и до боли знакомое, бобриковское, – любезно согласилась составить Ивану компанию.

Шел дождь, рисуя круги в лужах на асфальте, где-то среди обрамлявших аллею кустов шиповника звонко чирикали воробьи. Свежая могила, засыпанная горой мокрого желтого песка и прикрытая еловым лапником, располагалась почти у самой дорожки, на границе участка. С черно-белой фотографии в простой деревянной раме насмешливо щурился он – профессиональный токарь, командир и начальник шестнадцатой пограничной заставы Клондала, верный друг, наставник и надежный соратник. Старик. Александр Валерьевич Бобриков. «Сердце», – коротко пояснила женщина.

– Ладно, предлагаю не тянуть попусту время. Нужно переправлять Хмеля на землю, – подвел итог дискуссии Ударник.

– А я предлагаю расстрелять его на хрен, – вставил свое веское слово Алекс и, спокойно выдержав направленные в его сторону удивленные взгляды, продолжил: – Подвел потерей заставу. В нарушение устава пограничной службы оставил неопытного пацана без прикрытия, когда тот полез под пули. Упустил контрабандиста, первым открывшего огонь на поражение. Вполне достаточно, чтобы отнести гражданина Петра Петровича Хмеля за баню и доделать то, что не доделал тот парень с набитым таблетками рюкзаком.

– Слушай, Алекс, – вкрадчиво произнесла Калька, глядя на него с недобрым прищуром, – ты ведь в армии служил? Скажи-ка мне, какое у тебя там было погоняло?

– Меня зовут Олександр. Через «О», – меланхолично поправил тот. – А в армейке все называли меня Поганый.

– Вполне соответствует, – фыркнула девушка и повернулась к Ивану. – Ударник, если не возражаешь, я сама Хмеля домой переправлю и позабочусь там о нем. Поможешь?

– Конечно.

Начальник заставы шагнул ко входу в гостиную, где на импровизированных носилках лежал в полузабытьи раненый Хмель. Гольм подхватил боевого товарища с другой стороны.

– Советую по прибытии Ведьме позвонить, – сказал Алекс, – она хоть и на пенсии, но кое-какие связи, надо думать, у нее остались.

– Без твоих советов обойдемся, – огрызнулась Калька.

– Ну, как знаешь, – пожал плечами Алекс. – Хотя я бы на твоем месте слушал иногда, что умные люди говорят. У самой-то мозгов нету. Дурой родилась, дурой и помрешь, хотя тебе вроде бы и так неплохо: жопа есть – ума не надо. Давай катись куда собралась, чего глаза вылупила, овца тупая?

Между Алексом и Калькой точно посередине комнаты с треском открылся портал: на расстоянии ладони от пола крутилось большое радужное пятно около полутора метров в диаметре. Калька подхватила под мышки бесчувственного Хмеля, которого как раз подтащили поближе Иван с Гольмом, и бесследно растворилась в разноцветном мареве. Портал сжался в сияющую точку и исчез.

– Ловко у тебя получается, – похвалил его Гольм, – почему-то, когда я ее ругать начинаю, у нее не выходит проход открыть. Мы много раз пробовали.

– Это потому что я искренне, – доверительно сообщил ему Алекс. – Хочешь и тебя обложу от чистого сердца, глядишь, тоже порталы открывать научишься?

– Уроженцы Центрума не могут открывать порталы, – с явным сожалением покачал головой Гольм, – я думал, ты в курсе.

– Ага. А еще я в курсе, что с чувством юмора у вас тоже очень хреново.

– Не нравится мне все это, – произнес с мрачными интонациями Ударник и устало потер ладонью переносицу, – понять бы, что за чертовщина творится. Готир, тебе дядюшка в последнее время ни о чем интересном не рассказывал? Не говорил, что обо всем этом думают в Министерстве иных миров? Может, слухи какие-нибудь?

– Нет… – растерянно пожал плечами парень. – Не припоминаю.

– Тогда нужно ехать в Антарию. Навестить столичный Штаб и заодно проведать советника Гольма. Мы с Готиром отправимся туда утром, а ты, Алекс, останешься тут за главного.

– Меня зовут…

– Олександр. Через «О». Я помню. – Ударник на мгновение замер, прислушался. – Сделай милость, глянь, что там на улице творится. Заодно Деда сюда приведи, простудится.

Снаружи и вправду доносился какой-то встревоженный гомон и неразборчивые выкрики.

Рома Дедюлин, шестнадцатилетний парнишка, которого по созвучию с фамилией пограничники называли Дедом, как и ожидалось, обнаружился во дворе – он сидел прямо на сырой от растаявшего снега земле, привалившись спиной к срубу бани и обхватив колени руками. Невидящий взгляд Деда был устремлен в пространство, но со стороны казалось, будто он смотрит куда-то в глубь самого себя.

– Не спи, замерзнешь, – хлопнул его по спине Алекс, но тот недовольно дернул плечом, стряхивая руку. – Эльбар, да?

– Да. – Дед, похоже, не был расположен к беседе. Алекс опустился рядом на корточки, пошарил по карманам, но запоздало вспомнил, что бросил курить вот уже три с лишним месяца назад – табак в Центруме относился к разряду роскоши и доставлялся сюда с перебоями, а потому старая привычка не только вредила здоровью, но и стала доставлять кучу ненужных проблем.

– Давно его знаешь? – Алекс оторвал попавшую под руку травинку, торчавшую из-под нижнего венца сруба, и сунул ее в рот.

– Два года почти. В Гранце познакомились. Он сирота, как и я. Не вступил бы в пограничную стражу – пропал бы.

– Отличный парень, – кивнул Алекс, – толковый, и службу знал крепко… Мне тоже доводилось терять друзей, Рома. Не раз. И знаешь, что я тебе скажу?

Дед поднял на него вопросительный взгляд.

– Да ничего не скажу, – криво усмехнулся тот одной половиной рта. – Потому что ни хрена тут не скажешь. Горько это и больно. И почти всегда это происходит вот так, по-глупому. Кажется, будто что-то можно было изменить, переиграть по-другому, что-то сделать. Но ничего уже не поменяешь. Жизнь – она такая, Рома.

– Жестокая?

– Дерьмовая. Что там за кипеш, кстати?

Доносившиеся из-за забора звуки стали громче, среди них уже можно было различить отдельные голоса, кричавшие нечто неразборчивое по-клондальски. Кто-то принялся неистово стучать ногами в ворота, деревянные створки заскрипели, раскачиваясь в железных петлях, но выдержали.

– Местные за своими родственниками явились. – Дед кивнул в сторону притулившейся возле ограды телеги, где по-прежнему лежали тела, прикрытые от посторонних глаз старой дерюгой. – Требуют отдать им трупы.

– А мы чего?

– Ударник велел не выдавать, пока акты и протоколы не составим. Копии нужно будет окружным властям отправить, а то по судам потом затаскают и компенсации выплатить потребуют. Без бумаг не докажем, что они первые стрелять начали.

– Понятно. Иди в дом, застудишь себе чего-нибудь.

С этими словами Алекс поднялся, пошевелил коленями, чтобы размять затекшие ноги, приставил к бане лежавшую без дела на земле стремянку и полез на крышу, стараясь не слишком высовываться из-за высокого фигурного конька.

Представшая его глазам картина вызывала тревогу. На пустыре возле ограды, окружавшей по периметру шестнадцатую заставу, собралась толпа крестьян, человек до полусотни. Немногие из них были вооружены короткими гладкоствольными ружьями, но чаще среди прячущихся в окончательно сгустившихся сумерках фигур мелькали более традиционные для пейзан вилы. Толпа гудела, точно растревоженный улей, дрожал в темноте алый свет множества факелов. Судя по раздававшимся из-за забора недовольным выкрикам, люди были изрядно на взводе, и с каждой минутой напряжение нарастало, буквально пропитывая наэлектризованный воздух. Алекс спрыгнул со стремянки, чертыхнулся, всадив себе занозу в ладонь, сбросил лестницу на землю и поспешил обратно в здание заставы, окна которой теплились мягким желтоватым светом.

– Там родственники наших покойничков пожаловали, – с порога сообщил он, – человек пятьдесят-шестьдесят. Вооружены. Если начнем стрелять, будет побоище.

– Может, пугануть их? – робко предложил Гольм. Голос его дрожал, парень явно нервничал. – Пальнуть над головами разок-другой, авось сами разбегутся.

– Только разозлим, – покачал головой Ударник. – Дед, запри дверь, попробуем вести переговоры, не высовываясь из дому. Алекс…

– Называй меня лучше прозвищем, – оборвал тот командира, – раз за два года имени так и не запомнил.

– Хорошо. Поганый обороняет второй этаж. Первым огонь не открывай, но если кто полезет через ограду и начнет пальбу, придется ответить. Мы с Гольмом держим цоколь.

– А я? – спросил Ромка.

– А ты подноси патроны и держись подальше от окон. Хватит того, что сегодня уже одного парня потеряли. Черт, как не вовремя Мольс и Фарган рапорта написали…

Двое пограничников из местных и вправду запросились во внеочередной отпуск два дня назад, получив сообщение от родственников о том, что в их родном поселке что-то стряслось. В целом этот демарш вполне укладывался в общую тревожную картину. Калька с раненым Хмелем – на Земле, Эльбар мертв, Ведьма вот уже полгода в Москве внукам носки вяжет и на заставе практически не показывается. Отобьются ли они в четыре ствола, начнись сейчас заварушка? Ох, сомнительно…

Подхватив автомат, Алекс взбежал по крутой лестнице на второй этаж, распахнул настежь окно, впустив в комнату стылый ночной ветер. Рамы он предусмотрительно закрепил, просунув подготовленную для этой цели веревочную петлю в ручки фрамуги, чтобы сквозняк случайно не закрыл оконце: начнут стрелять – порежешься битым стеклом. Внизу тоже раздался дребезг отворяемой оконной рамы, Ударник высунул наружу палку с привязанной к ней белой тряпкой – похоже, остатками бинтов, которыми доктор пользовал раненого Хмеля, и замахал этим импровизированным полотнищем.

Но переговоров не получилось. Из-за забора хлопнул выстрел, а потом в фасад ударило несколько крупных булыжников, выпущенных, судя по всему, из пращи. Над забором показалась чья-то нечесаная башка, и Алекс пальнул одиночным, целясь поверх косматой шевелюры. Башка, выпучив от страха глаза, убралась восвояси. В ту же минуту камни забарабанили в стену подобно граду, а ворота затряслись от частых ударов – похоже, за них взялись всерьез. Зазвучали подбадривающие возгласы. Мелькнула серая тень: пес выпрыгнул наружу через распахнутое окно и заметался по двору, захлебываясь оглушительным лаем.

– Дивный! – послышался Ромкин крик. – Назад! Ко мне!

Но собака не слышала его, продолжая вертеться возле ворот с грозным рычанием. Глухо звякнуло разбитое стекло, ночь озарилась желтой вспышкой, огонь лениво лизнул камни восточной стены заставы, не желая гаснуть. Второй пылающий мячик, перелетев через забор, дзынькнул о крышу деревянной бани, и та весело занялась, языки пламени заплясали между сухими бревнами сруба. Черт его знает, что за маслянистую жидкость налили крестьяне в стеклянные емкости, но горело не хуже классической земной смеси из бензина с загустителем.

– Твою ж мать, – выругался сквозь зубы Алекс, – вконец оборзели.

Раз уж в ход пошли бутылки с зажигательной смесью, дела обстоят не плохо, а очень плохо. Стены заставы сложены из столетнего камня, они выдержат, а вот крыша и перекрытия – деревянные. Если пейзане добросят очередной коктейль Молотова выше второго этажа, можно сушить весла.

Мир сузился до небольшого открытого пространства возле ворот: пылающая баня озаряла ночь ярким желтым светом, отбрасывала на землю пляшущие, точно черти вокруг адских печей, тени, а все вокруг потонуло в чернильной мгле. Снова в стену ударило несколько камней, из-за забора хлопнул одинокий выстрел, с первого этажа ему ответила короткая, явно пристрелочная очередь. Над пущенными поверх ограды кольцами «егозы» опять показалась чья-то голова, и Алекс спугнул незваного гостя, пальнув в темноту. В этот момент ворота все-таки поддались натиску атакующих – правая створка со скрипом повисла на одной петле, левая и вовсе грохнулась наземь. Послышались громкие радостные вопли, и толпа ринулась в открывшуюся брешь. Верный своему долгу пес метнулся навстречу разгоряченным людям, кто-то душераздирающе крикнул, вопли боли смешались с грозным рычанием, а потом ушей Алекса достиг короткий, оборвавшийся на высокой ноте собачий визг.

– Дивный! – вновь в отчаянье позвал Ромка.

Бессвязные крики и ругань были ему ответом.

– Да и пошли вы все… – процедил сквозь зубы Алекс, лязгнул затвором и выпустил навстречу мечущимся теням половину автоматного рожка. Толпа дрогнула, отхлынула во мрак, оставив на земле несколько скрюченных неподвижных фигур. Один из нападающих упал на колено, вскинул ружье и нажал на спуск – пуля просвистела прямо над головой Алекса, однако стрелок тут же повалился навзничь, срезанный прицельной очередью с первого этажа. Алекс рефлекторно пригнулся, и этих нескольких секунд хватило, чтобы другой человек, подобравшись поближе, с силой метнул что-то темное, целясь в его окно. Замелькал, крутясь в воздухе, крошечный светлячок подожженного фитиля. Бутылка, угодив в оконный проем, с оглушительным звоном лопнула, растекаясь по полу огненной лужей.

– Черт! – выругался Алекс, вскинул автомат, но тот лишь предательски звякнул, слабо дрогнув в руке. Алекс зашарил в районе пояса и выругался снова: подсумок с запасным магазином он оставил в суматохе внизу.

Пламя меж тем разгоралось все сильнее: весело потрескивая, занялся старый книжный шкаф, в котором годами складировались таможенные ведомости, огонь лизнул заваленный бумагами письменный стол и принялся с аппетитом поглощать сухую древесину. Едкий дым начал щипать глаза, все вокруг заволокло сизой вонючей гарью. Еще минута – и путь к отступлению будет отрезан.

– Уходим! – выкрикнул Алекс, скатываясь по лестнице вниз. – Быстрее!

Дым уже просочился на первый этаж, сквозь щели в дощатом потолке посыпались искры.

– Погоди, документы… – начал было Ударник, но Алекс схватил его за рукав.

– Некогда! Сгорим же на хрен!