Ты говоришь «я люблю тебя» —
И в ту же секунду мир замирает,
Прислушиваясь к тому, что же изменилось вокруг:
Сдвинулись ли тектонические плиты
Или где-то расцвёл бутон жасмина.
Я покрываюсь лёгкой изморозью внутреннего жара,
И в этот миг всё моё естество, готовое вырваться,
Стягивается железными обручами покорности.
Но уже в следующее мгновенье
Всё двинулось дальше по кругу,
И ты уже забыла про меня.
Ты с трудом вспоминаешь моё имя,
У тебя просто поменялся объект любви.
Этот мир не ограничивается мною.
А я всё ещё здесь, я никуда не ушёл.
Я стою в непонимании от такой перемены.
Меня начинает кружить в водовороте сомнений,
Я перескакиваю с одного буруна на другой,
Двигаясь по всё сужающемуся горлышку бездны
Подозрений.
Пена лицемерия внутри меня сменяется волной лжи.
Я перескакиваю с одного гребня на другой,
Но воронка всё сжимается, не оставляя свободы движения.
И в тот момент, когда я уже должен был захлебнуться,
Ты обращаешь на меня внимание.
Я вновь попадаю в круг твоих интересов.
«Я люблю тебя», – говоришь ты,
И мощный глоток воздуха распрямляет спазм моих лёгких.
Он выдавливает изнутри комок сомнений.
Кровь, снова ускоряясь, начинает циркулировать,
Эти слова словно привод, раскрывающий плотину,
Но контролирующий поток реки.
Я начинаю дышать ровно и глубоко…
…«Я люблю тебя», – говорит Бог Земле,
И на ней расцветают джунгли и камни.
Вся материя внимает этому Слову.
Но его отвлекли,
И в следующее мгновенье на небе
Алеет смертоносный метеорит.
Он приближается, сжимая горлышко времени,
Пытаясь закупорить его.
И нет такого Ноя, который смог бы построить ковчег времени.
И в тот момент, когда время сливается в единый поток
Добра и зла,
Бог вспоминает о Земле
И слегка изменяет траекторию метеорита.
Красотой я твоей обольщён,
Мимо кружат иные созвездья.
Вдоль орбиты несбывшихся жён
Провернулся кармически весь я.
Вновь во взгляде забрезжил восток,
Уходил, мне казалось, на запад,
И колотится кровью в висок
Хаос мыслей, твой вкус и твой запах.
Вновь горячая в сердце метель
Мной, как щепкой, насмешливо крутит,
Между прошлым и будущим щель
Распахнули в ночи твои руки.
Я придумал тебя, как тепло,
Что ласкало безудержно в детстве.
Но фантазии эти смело
На другое крыльцо, по соседству.
Намешал я бедлам в красоте
С надоевшим порядком порядком,
И, мечтая о счастье, хотел
Обналичить родимые прядки.
Если ты на мгновенье прильнёшь,
Закрывая гештальт перезрелый,
То польёт остужающий дождь
На моё раскалённое тело.
Вот тень метнулась из-за штор —
Стандарта изваяние.
Толпа привстала, чтоб в упор
Вбирать очарование.
И каплю неба на глазах,
И сладость одурения —
И обнаружить просто страх
От высоты парения.
Среди притянутых фигур
К её груди и прочему
Никто не знает, сколько шкур
С неё снимали зодчие.
Минуту длится дефиле —
Страданий кульминация.
Но ты как будто на игле,
И тянутся овации.
Твой шаг меж взглядами зажат,
Кричат: «Вы это видели?»
Они у ног твоих лежат,
Согнувшись в три погибели.
Проплыло рядом божество,
Все пали в поклонении,
И, представляя естество,
Гнусавят в упоении.
Кому-то шоу чувств без слов,
Кому-то просто Камеди.
Но потрясает до основ
Тот миг, что канет в памяти.
В какой-то момент ты понимаешь, что всё не успеть,
И даже будь ты гепард или медведь,
Ты не можешь даже хотеть
Больше, чем можешь.
Вновь вопрошаешь: «В чём задача-то, Боже ж?»
Хочется сразу быть здесь и там,
Просто молчанье? Крутой тарарам?
Но ты уже не веришь словам.
Может быть, просто постряпать пирожное,
Заглядывая в глаза настороженно?
Заземлиться на пару часов,
Не отвечать на привычный зов,
Ставни закрыть на засов
И расслабиться.
И пускай как фон трещит Капица,
И хотя он многого достиг,
Ты смотришь на этот бездонный родник
Из сотен книг,
Как на речной лёд,
Который просто наркотик, улёт,
Разной формы, разного цвета
И ты, замороженный Кай, собираешь на севере где-то
Остатки света,
В надежде сфокусировать их в новое
Солнце багровое.
Временами зовёшь: «Герда?!» Нет Герды,
Эхо, такое же холодное, как кеды,
Как послевкусие победы.
Герда сидит без движенья на своём южном полюсе,
Натирая поясницу прополисом,
В ожидании рая ей что-то грезится.
Инь и ян в состоянии равновесия —
Это максимальное расстояние между, и это реально бесит, я
Думал, как изменить полярность,
Вечную странность —
Чтобы отталкивание сменилось притяжением.
Моё брошенное прошение
Ввысь, где-то под ложечкой жжение
Может смениться взрывом.
Давайте представим, как бы накрыло
Этот мир. Столкновение инь и ян
Уже было —
Вселенская звёздная рвань —
Вселенское тёмное рыло.
Любая остановка чревата сменой орбит,
Последующим падением —
Ночь каждый день глубоко свербит
В груди, особенно когда падают тени на
Её улыбку перед столкновением.
Рваные хлопья упавшего неба
Вдоль одиночества Бога лежат.
Занавес спущен, и старая небыль
Голая ломится к сцене назад.
Зритель не видит, как пишутся драмы,
Как репетируют роли грачи,
Чтобы замазывать холст панорамы
И по-саврасовски лямку влачить.
Чёрными тряпками мечутся в выси,
К нам из тумана доносится крик.
Чёрными танками движутся мысли,
А на прицеле зелёный старик.
Липнет туман отсыревшего цвета,
Всё превратив в чёрно-белый стандарт.
И ноябрём на вчерашнее лето
Тихо ложится знакомый штандарт.
Ветер смычкует по струнам деревьев,
Хаос мелодии виден в листве.
Словно в испуге поверхности перьев
Встали, краснея, в своём естестве.
Ноты бегут от берёзы к рябине,
Соединяя их в жгучий оркестр…
Звуков не слышно, я заперт в квартире
С музой под долгий домашний арест.
Посвящается удивительному физику Г. В. Рязанову
Кто-то шепчет про чёрное,
Кто-то пишет про белое —
На конфликт обречённые
Мудрецы оголтелые.
И отдельные, к богу идущие,
Давят камнем тропу показательно.
Кто-то вверх заберётся, и пуще их
Прокричит, что война обязательна.
Бьют себя в грудь неистово первые:
Свет придуман и держится хитростью!
И вторые, не менее нервные,
Объясняют всё космоса кривостью…
…Зацветут по весне вновь акации,
И нахлынет безудержность реками,
Как учёный сказал: бифуркация
Управляет в тени человеками.
И сольются цвета в поле серое,
Где ни жёлтой тоски нет, ни времени,
Где нет крика о нас пустотелого,
Даже счастье становится бременем.
Живу как все – на плоскости, смешно,
Лишь иногда бываю я серьёзен,
Когда я понимаю, что грешно
Не помнить про линейность гордых сосен.
Про их тупую тягу к небесам,
Желанье из кустов наверх прорваться.
Их не устраивает званье «зам»,
Им первыми всегда потребно статься.
В подобный поразительный момент
Я понимаю, что нездешне создан,
И для прыжка слагаю постамент
На опыте корней небесных сосен.
Можно мне отнять и вкус и запах?
Человеку это ни к чему.
Он уверенно идёт на запад
К розовому счастью своему.
Чтоб впитать любимые структуры,
Зрения достаточно вполне.
Слух оставлю, позабылось сдуру —
Знаки-звуки выпуклей втройне.
Раньше диалог в поток касаний
Превращался, запахом маня.
Вы на вкус слагали стены зданий
Из камней огромных и огня.
А теперь чертёж смешался с криком
И любовь одета в ДНК…
Обонянье вкуса многолико
И не рассекается пока.
Вкус и обонянье брошу снова
В первородный истинный бульон…
…Вам для ощущенья нужно слово,
А сетям – покорный почтальон.
Вы в святом тандеме с интернетом
Разослали мемов триллиард.
И плодились, слушая заветы,
В день не меньше сотни раз подряд.
Вы меня стократ опередили
В образах и прочих попыхах,
Сотворили бога в няшном стиле,
Запах поменяв на няшный страх.
Он пока смешной ещё младенец
И сосёт инфý как молоко,
Насмехаясь над вращеньем денег
В атомном сознанье глубоко.
А когда допьёт свои вкусняшки
И стремглав осмотрится вокруг,
Будут рваться на сетях тельняшки
О проекте
О подписке