Отступление
Testimonium Paupertatis

^[3]

Был Рим. Держал мир в кулаке. Строил города, дороги, знания умножал. А потом кончился. В одночасье. Забыли всё. Тысячу лет жгли людей, молились на деревяху, испражняясь там, где приспичило.

Питер. Метро. Технологический институт. Даты на стенах: первый спутник, ядерный синтез, оптический генератор – полвека назад.

А ныне только: хлеба и зрелищ!

Один в один.

Настораживает.

«Чё, бл…дь, до х…я умный»?

Повседневное.

«Бить нельзя их, а не вникнут – разъяснять…»

Классическое

Вызвали ночью и не хотели пускать, пока документы не предъявлю.

Умер Углов.

В аккурат на первомедовский выпуск.

Санитар морга промеж молодых докторов.

Слегка подшофе:

– С академиком сфотографироваться не желаете?

Маленький триптих

I

На глаз – месяц запоя.

А уверяют – три дня.

– Мужик, давай честно?

– Ну, может, четыре…

Насмерть стоят.

II

Никакие.

Аж ссутся непроизвольно.

Но – поголовно:

– Д-да я тока бутылку пива с-сёдня…

III

Ещё раз:

Синь темнит.

Медик догадывается.

Обязан.

Ему, бля, деньги за это платят!

Доброхоты.

Сдёргивают с обеда: «На остановке, в инвалидной коляске».

– Что – в коляске?

– Не знаю, езжайте.

Мертвецки пьяная побирушка.

– Домой её отвезите!

Ну не уроды?

Жидкость для труб.

Стакан.

До дна.

В два приёма.

Пи…дец какой-то!

Суррогаты, панкреонекроз, кранты поджелудочной.

Свезли к хирургам.

Месяц, два, и опять он.

Живот в рубцах – еле выжил.

Под сиреной обратно.

Выписку обмывал.

Рабочий посёлок.

Пропитые упыри, плевки, помои из окон.

Дети играют «в пигмалионов».

В подвале, на трубах…

Выросли, поди, спились.

Отправили на учёбу.

В первый же день: так, сдаём по «штуке» на нужды кафедры!

Отказался.

Домой звонили.

Два раза.

Комиссии.

Юные женщины в макияже.

Запинаясь, читают список и требуют предъявить.

Потом ставят галочки.

Надменны и робки одновременно.

Как им так удаётся?

Центнер живого веса.

– Идите за мужиками – нести надо.

Мнутся.

– Может, мы с вами вдвоём как-нибудь?

Х…й их знает, а вдруг правда – врождённая деликатность?

Госпитализация.

– Едете?

– Н-не знаю… Надо Тамаре позвонить… Алё, Тома? Меня врачи забирают – ехать, как думаешь?

И к этому привыкаешь.

Кафель, хром, крахмал простыней.

Стоит тело, ссыт на пол.

А римляне, когда убивали, упав, плащом накрывались.

На подвздохах.

Чтоб не глазели.

Никого не трогали, ждали на светофоре.

А он по зебре вихлял, пьяненький.

Увидел, встал напротив – и матом

Потом всхрапнул, пал оземь и заелозил копытами.

Откачали уё…ка.

Мы ж добрые.

Детей только жалко.

Они счастливы.

Им сравнить не с чем.

Звезда.

Вживую.

Пьяная.

Омерзительно.

Бухал всю осень – бросила баба.

Обезножил: умоляет, трясётся…

Ну, хули делать, лекарим.

– Я ей DVD купил, – успокаиваясь, – фильмов кучу, микроволновку, утюг…

И вдруг – волком:

– Атамщу-у-у-у-у! Х-х-х… атамщу-у-у-у-у!

Наркоманы и алкаши.

Конца краю…

Впечатление – линия партии.

Прямой эфир, конкурс.

А как вы гадите сослуживцам?

Самым оригинальным – по два билета.

Взахлёб, веришь?

Микрофон рвали.

Смотришь пациента, а в голове: не тебя ли я сейчас слышал?

Конкретно накрыло.

Особняк.

Аритмия.

Купировал, собираюсь.

– Вы не хотели бы у нас дворником поработать?

Ахуй.

Ступор.

Онемел, честно.

Они ж, на голубом глазу, дальше:

– Нам дворник нужен, интеллигентный. Чтоб и пообщаться, и помощь оказать, если что. И зарплата достойная – не то что ваши копейки…

И главный хит:

– Не понимаю, почему вы отказываетесь?

Краснорожий кабан – лежит, пену пускает.

Бутылки, бутылки, бутылки, бутылки…

Прошлись по соседям: вынести не поможете?

– Хорошо, сейчас. В какую квартиру? Э-э, нет…

Весь подъезд отказался.

Рабочий посёлок.

«Скорая».

Сразу предупредили:

– Больные двух категорий: «скотина» и «скотина пьяная».

Шокировали – подтвердилось.

– Что ж ты так керосинишь, родной?

– А чё ещё делать-то?

Водила попросил аспирин:

– Завезём сыну? А то звонил, сказал, что заболевает.

Сыну – тридцатник и живет черт-те где.

– Он что, не может выйти таблеток себе купить?

– Да, как же! Купит он таблеток, ага. Пива – купит.

Обрёл истину: чиновный люд считает наши деньги своими.

Сами признают.

– В больницу? Надолго? Ч-чёрт! Транш, как назло, нам пришёл…

Диспетчер заполняет сканворд.

– Слышь, эта… водяные часы?

Второй год про них спрашивает.

Негласно – принимать всё.

На днях, к примеру, на флюс отправили.

Я серьёзно.

Езжай, говорят, не вы…бывайся – записан вызов!

Абстенуху откапать?

Это не к нам.

Крик.

Мат.

Даже харкнул вдогонку.

А минутой раньше трупом лежал.

И голос такой слабый-слабый…

Инфантилы.

Один в один.

Не получив желаемого, визжат, колотя ногами.

– Мы не будем обезболивать ваши зубы.

– Зае…ись, медицина! Нах…й вы ваще тада? А ну, съе…али отсюда, пулей!

Девятнадцать лет, плохо.

На похмел к сы́ночке вызывают.

Мне б в таком возрасте и в голову не пришло.

Волшебное слово?

Ладно, на ушко:

А вдруг он умрёт?

Отмычка.

Золотой ключик.

Приедет бригада.

– Не, – возразят, – ну а мало ли?

Резонно.

Только ещё 140 миллионов медиков нужно – по одному на рыло, за спиною дежурить.

Но – незадача! – и штатных-то не хватает.

Никто ж не хочет: грязно, бедно, неблагодарно…

– Короче, ясно: умрёте, тогда звоните, да?

Бинго!!!

«…при состояниях, угрожающих жизни».

Иначе повадятся: «А к нам приезжали! А нам делали!!!»

Да.

Согласен.

Засранцы.

Врачи-вредители.

Но в общем зачёте – с большим отрывом!

По очкам.

У Бога.

Идёшь по городу – каждые пять минут «Скорая».

А за бугром – ну хоть бы одна!

Делом занимаются потому что.

Заходил, спрашивал.

«Запах алкоголя в выдыхаемом воздухе. Речь, поведение и движения пьяного человека…»

На «вы» – борзеют.

За прогиб принимают.

Ужрался, рухнул, замёрз.

Попал в тепло – полез в драку.

Без вариантов.

Дубинки порой сказочно не хватает.

Пьяных ветеранов велено развозить по домам.

Реверанс, типа: заслужили, чертяки!

Но только раз в год.

Девятого.

Спасли боярина кардиологи.

А свезли уже коммерсанты – у них салон комфортабельней.

Спецы же, с приказом не отставать, кресло-каталку следом доставили.

Дорогую, с моторчиком, – на все сто доверие оправдали!

Рабочий посёлок.

Зарплата.

Накануне оповещают.

Готовность «раз».

И хирургов на низкий старт.

Памятное, говорите?

На «спазмы живота» вызов.

Оказалось – рожает.

Не поверили.

Звонили на станцию: вы кого нам прислали?

Спросили, за сколько диплом купил?

Там и принял, куда деваться.

Думаете, извинились?

Х…й!

«Вы должны!» – говорят.

Не совсем уверенно, впрочем.

Пьяный, ругань, угрозы – с чистой совестью кладёшь трубку.

По инструкции.

Но это раньше, а теперь так:

– Что там?

– Слушай, не знаю, они матом орут – ты съезди, глянь…

Спецы зашиваются.

Линия вешается.

Диспетчерá в дыму сутками.

Начальство, лелея карьеры, боится жалоб.

Главврач, разжирев килограммов на двадцать, отменил выездным ужин.

Приказом.

Оперативность, типа, страдает.

Панариций из поликлиники в Военмед.

– Вы серьёзно?

А то! Лютый недуг.

– Да ладно гнать! Кто там у вас?

Райздравовский протеже.

– Так бы и говорили…

Конспираторы, ёпт!

Загадка.

«Состояние после падения с 9-го этажа через мусоропровод».

Ась?

То-то.

Рабочий посёлок, Новый год в общежитии.

Особняк.

Забор.

Домофон.

Открывают – кавказец.

Нос к носу.

Чуть ли не метр в холке.

А с крыльца уже наблюдают.

Сорвал спектакль – не трогают меня псы.

Крикнули: пациент ждать не стал, уехал сам, к частникам.

И все поголовно на дороге «Скорую» пропускают – непременно уведомят.

– Давно?

– Со… ф-ф-фх… со среды.

– А вызвать?

– Пройдёт… кх-кх… думал.

– Сколько лет болен?

– С де… фх-х-х… с детства.

– Хоть раз само проходило?

– Нет.

– Тогда почему?

– Фх-х-х… не знаю, отстаньте!

Астма.

Стандарт.

Железно!

Каждый второй.

Жалуется и трещит семечками.

– Может, прервётесь?

– Не, я без них не могу. Наркотик. Хотите?

Депутат, прогибаясь, накупил населению шоколадок.

Дешёвых, из сои.

В квартирах, на лестницах, на почтовых ящиках – россыпи.

И понеслось:

– Возьмите, ребята, с чаем съедите… работа ведь трудная, да?

Новострой.

Запах краски и свежести.

А в квартирах уже ханыжник – подошвы липнут.

Расселение коммуналок…

Здоровьем нации озаботились, надо же!

Инопланетяне, ё!

Точно помню – не так было, застал ещё. Это потом – как мутным селем с горы. Под гонор и улюлюканье. С соплями и ностальгией в сухом остатке.

Вернуться? Можно. Выключить телик, сесть и подумать. В тишине. Мозгом. Главное, на других потом не равняться – у них-то, сирых, по-прежнему всё…

«Чудны дела Твои, Господи!»

9:00–00:00

«…ибо не ведают, что творят».

00:00–9:00

Заблудились, тормознули возле старушек на лавочке.

– День добрый! Не подскажете – Граничная улица?

– ГРАНИЧНАЯ или ТУПИКОВАЯ?

Не нашли, что ответить. Молча отъехали.

День. Двор. Детсад.

Работяги кладут шифер на крыши беседок.

Утром туда же – детсад, двор, беседки…

Без шифера.

Сняли ночью.

Для дач.

– О, «Скорая»!

– Эт за тобой. Эй, эй… заберите его в дурдом!!!

Повсеместно.

Из года в год.

Боксёр.

Чемпион.

Медали, пояса, кубки.

Неадекват: от угроз к плачу без обертонов.

Трезвый.

Не псих.

Во страху было!

Кашель, хрип, жгуты гноя из лёгких.

В бронхах грязевой гейзер, температура сорок один.

Абсцедирующая пневмония.

Участковая – накануне. Выписала лекарство, вон, рядом, на тумбочке…

ТАБЛЕТКИ ОТ КАШЛЯ.

Довёз живым.

И там смогли, вытянули.

Не пропустив, впилила