Глава 2. Усадьба на краю леса

Утро пришло в Рагнстад тихо, почти незаметно, словно зима решила дать деревне передышку, но неохотно, скупясь на тепло. Снег всё ещё падал, но теперь медленно, мелкими хлопьями, которые кружились в воздухе, как пепел, оседая на крышах и тропинках. Небо оставалось серым, тяжёлым, но где-то на горизонте, за лесом, проглядывала тонкая полоска бледного света – намёк на солнце, которого здесь не видели уже недели. Ветер утих, оставив после себя лишь лёгкое дыхание, что шевелило ветви деревьев и заставляло снег с них осыпаться мягкими комьями. Деревня просыпалась медленно, лениво, будто нехотя вылезая из-под одеяла зимнего сна: где-то скрипнула дверь, где-то кашлянул старик, разгребая снег у порога, но в целом тишина царила почти абсолютная, поглощая все звуки, как глубокий колодец.

Адель проснулась с тяжёлой головой, словно её мысли за ночь сплелись в тугой узел, который она не могла распутать. Она лежала под толстым шерстяным одеялом, слушая, как потрескивают угли в очаге, и пыталась понять, почему её мысли снова и снова возвращаются к Дрейгу. Его голос, низкий и хриплый, звучал в её голове, как эхо, которое не стихает. Его взгляд – тёмный, усталый, но пронзительный – будто оставил след на её коже, как лёгкий ожог. Даже его молчание, тяжёлое и полное невысказанных слов, не покидало её. Она ворочалась полночи, видя во сне его лицо, его шрамы, его руки, что сжимали неведомое оружие, и проснулась с чувством, что этот человек, которого она едва знала, уже занял место в её жизни – незваный, но неизбежный.

Она встала, потянулась, чувствуя, как холодный воздух касается босых ног, и подошла к очагу, чтобы подбросить дров. Огонь вспыхнул, лениво облизывая сухие поленья, и комната наполнилась мягким теплом, смешанным с запахом смолы и трав. Адель натянула тёплую рубаху, поверх неё – шерстяной свитер, завязала платок и решила выйти за травами. Не то чтобы ей срочно нужно было пополнить запасы – она могла бы подождать день-два, – но сидеть в четырёх стенах, перебирая вчерашние мысли, было невыносимо. Ей нужно было движение, свежий воздух, что-то, что отвлечёт её от этого странного беспокойства, что поселилось в груди после встречи с Дрейгом.

Она взяла корзину, накинула тяжёлый плащ и шагнула за порог. Мороз тут же набросился на неё, щипая щёки и нос, но она вдохнула полной грудью, наслаждаясь резкой чистотой воздуха. Её путь лежал к лесу – туда, где снег не так плотно покрывал землю, где под его слоем можно было найти багульник, мать-и-мачеху или даже редкий зимний мох, который она использовала для настоек. Лес всегда манил её, несмотря на слухи и страхи деревенских. Она выросла на этих землях, знала их запахи – смолу, сырость, гниющую древесину, – знала их звуки – скрип деревьев, шорох ветра, далёкий вой волков. Байки о "Тени", что якобы обитала среди сосен, она слушала с детства, но никогда не видела ничего, что подтверждало бы их правду. Для неё лес был не угрозой, а убежищем – местом, где можно было остаться наедине с собой, подальше от любопытных глаз и шепотков Рагнстада.

Сегодня, однако, её шаги были медленнее, чем обычно. Она шла вдоль тропы, что вела к опушке, и взгляд её невольно устремлялся к старой усадьбе, что вырисовывалась на краю леса, как силуэт забытого прошлого. Дом стоял одиноко, окружённый высокими соснами, чьи ветви гнулись под тяжестью снега. Его стены, потемневшие от времени и сырости, казались почти живыми – израненными, покрытыми шрамами, как кожа старого воина. Крыша провалилась в нескольких местах, окна зияли пустыми проёмами, а вокруг лежал снег, нетронутый, если не считать узкой тропы, что вела к порогу. Адель знала, что это и есть та самая усадьба, которую купил Дрейг, и сердце её дрогнуло, когда она поняла, что идёт именно туда.

Подойдя ближе, она услышала звук – ритмичный, чёткий стук, словно кто-то рубил дрова. Удары были сильными, уверенными, с едва заметной паузой между ними, и она сразу поняла, что это он. Её пальцы сжали ручку корзины сильнее, чем нужно, но она шагнула вперёд, ведомая любопытством, которое пересиливало её привычную осторожность.

Усадьба предстала перед ней во всей своей ветхой красе. Её деревянные стены, покрытые трещинами и пятнами плесени, хранили в себе память о годах забвения. Крыша, некогда крепкая, теперь провисала, обнажая балки, что торчали, как сломанные кости. Окна, лишённые стёкол, смотрели на мир пустыми глазницами, а вокруг дома лежал снег, глубокий и чистый, словно природа пыталась укрыть его от чужих глаз. Но среди этой разрухи уже были признаки жизни: аккуратно сложенные доски у стены, очищенный от снега участок земли, куча свежесрубленных веток. А у входа стоял Дрейг, с топором в руках, его фигура выделялась на фоне белого покрова, как тёмная тень.

Он рубил дрова, и каждое его движение было точным, выверенным, хотя в них чувствовалась усталость. Его плечи, широкие и крепкие, напрягались под простой тёмной рубашкой, а дыхание вырывалось изо рта облачками пара, растворяясь в холодном воздухе. Он заметил её, но не остановился – лишь бросил короткий взгляд в её сторону, в котором мелькнуло что-то похожее на удивление.

– Не думал, что ты придёшь сюда, – сказал он, его голос был низким, с той же хрипотцой, что она запомнила с вечера. В нём не было ни раздражения, ни приветливости – просто констатация факта.

– Я не боюсь леса, – ответила она, стараясь, чтобы голос звучал ровно, хотя внутри неё всё напряглось. Она шагнула ближе, чувствуя, как снег хрустит под её сапогами.

– А меня? – спросил он, и в его тоне мелькнула тень насмешки, лёгкая, почти незаметная.

Адель посмотрела ему в глаза – тёмные, глубокие, с той же усталостью, что она видела昨晚, но теперь в них было ещё что-то: искры любопытства, может быть, или вызова. Она слегка улыбнулась, чувствуя, как напряжение между ними растворяется, как иней под дыханием.

– Пока ты не дал мне повода, – сказала она, и в её голосе прозвучала нотка тёплого упрямства.

Он хмыкнул, почти неслышно, и вернулся к работе, будто её присутствие было для него чем-то привычным, не требующим внимания. Адель наблюдала, как он поднимает тяжёлое бревно, перекидывает его через плечо и переносит к куче дров. Его движения были сильными, но в них чувствовалась боль – он слегка морщился, прижимая руку к боку, где вчера она видела пятно крови под рубашкой. Её взгляд задержался на этом месте, и внутри шевельнулось беспокойство, которое она тут же попыталась подавить.

– Ты не мог дождаться, пока рана заживёт? – спросила она, её голос был мягким, но с лёгким упрёком. Она поставила корзину на снег и скрестила руки на груди, словно пытаясь скрыть своё волнение.

– Если ждать, дом сам не встанет, – ответил он, не оборачиваясь. Его топор снова вонзился в дерево, откалывая щепки, что разлетались в стороны, как белые искры.

– Или ты просто не сможешь держать топор, если продолжишь так, – парировала она, шагнув ещё ближе. Её слова повисли в воздухе, и на этот раз он остановился.

Дрейг воткнул топор в снег и повернулся к ней. Его взгляд был прямым, изучающим, словно он пытался понять, что движет этой женщиной, которая пришла к нему без приглашения. Его лицо, покрытое шрамами и лёгкой щетиной, выглядело суровым, но в уголках глаз мелькнула тень чего-то тёплого – удивления, быть может, или признательности.

– Почему тебя это волнует? – спросил он, и его голос прозвучал тише, чем раньше, будто он действительно хотел услышать ответ.

Вопрос застал её врасплох. Она отвела глаза, чувствуя, как щёки начинают гореть, несмотря на мороз. Почему её это волнует? Она не знала ответа – или знала, но не хотела его признавать. Её взгляд упал на снег, на следы его сапог, на топор, что торчал из сугроба, как символ его упрямства.

– Я целительница, – наконец сказала она, поднимая на него глаза. – Это моя работа – заботиться о тех, кто… нуждается.

Он кивнул, но в его взгляде читалось сомнение, словно он видел в её словах больше, чем она сама хотела сказать. Они замолчали, и Адель подошла ещё ближе, её сапоги утопали в рыхлом снегу. Здесь, у леса, тишина была другой – не такой гнетущей, как в деревне, а мягкой, живой. Ветер шевелил верхушки сосен, заставляя их скрипеть, а где-то вдали слышался слабый треск льда на ветвях. Она посмотрела на усадьбу, на её израненные стены, на пустые окна, что казались глазами, следящими за ней.

– Ты правда думаешь, что это место можно вернуть к жизни? – спросила она тихо, её голос почти растворился в шорохе ветра.

Дрейг проследил за её взглядом, и в его глазах не было ни тени неуверенности. Он выпрямился, опёрся на топор, и его дыхание вырвалось облачком пара.

– У всех есть шанс начать заново, – сказал он, и его слова прозвучали как нечто большее, чем просто ответ. В них была вера – не громкая, не кричащая, а тихая, выстраданная, как угли, что тлеют под пеплом.

Эти слова задели её сильнее, чем она ожидала. Она почувствовала, как внутри что-то сжимается, как воспоминания о её собственных потерях, о годах одиночества в этой деревне, всплывают на поверхность. Она отвела взгляд, боясь, что он заметит её слабость, и в этот момент из леса донёсся звук – хруст веток, резкий и отчётливый, словно кто-то наступил на них слишком тяжёлой ногой.