Цитаты из книги «Судьба человека. Донские рассказы (сборник)»

Вот и отмучился ты, Андрей Соколов, а по-лагерному – номер триста тридцать первый».

правую руку держит на отлете. Она у него в кожаной перчатке, а в перчатке свинцовая прокладка, чтобы пальцев не повредить. Идет и бьет каждого второго в нос, кровь пускает. Это он называл «профилактикой от гриппа».

И кормили везде, как есть, одинаково: полтораста грамм эрзац-хлеба пополам с опилками и жидкая баланда из брюквы. Кипяток – где давали, а где нет. Да что там говорить, суди сам: до войны весил я восемьдесят шесть килограмм, а к осени тянул уже не больше пятидесяти. Одна кожа осталась на костях, да и кости-то свои носить было не под силу. А работу давай, и слова не скажи, да такую работу, что ломовой лошади и то не впору.

спрашивает: «Раненые есть?» Вот что значит настоящий доктор! Он и в плену и в потемках свое великое дело делал.

И вот он, сука в штанах, жалуется, сочувствия ищет, слюнявится, а того не хочет понять, что этим разнесчастным бабенкам и детишкам не слаже нашего в тылу приходилось!

Провожали меня все четверо моих: Ирина, Анатолий и дочери – Настенька и Олюшка. В

Сам я уроженец Воронежской губернии, с тысяча девятьсотого года рождения. В Гражданскую войну был в Красной Армии, в дивизии Киквидзе.

Ну, брат, табак моченый, что конь леченый, никуда не годится.

Игнат-мельник и Михей Нестеров.

Там сказано, что власть – пролетариям, и про ученье прописано: что, мол, учиться должны, которые из бедных.