ГЛАВА 3

Сигарета догорела почти до фильтра. Китаец бросил окурок в пепельницу, одним глотком допил остатки кофе и поднялся из-за стола. Поправил наплечную кобуру, надел легкую куртку и быстрым взглядом окинул перед уходом помещение. Недорогие обои на стенах, слегка покосившиеся дверные проемы, маленькие окна в старых деревянных рамах. Ему нравилась эта незатейливая простота, без всяких «евроизысков», успокаивающе действующая на сердце и ум.

Он запер дверь, устроился на удобном сиденье «Массо» и запустил двигатель. Спустя пятнадцать минут он въезжал во двор дома номер семнадцать по улице Шевченко. Это было серое пятиэтажное здание из силикатного кирпича, с балконами, ограждения которых были украшены белыми квадратными панелями, побуревшими от пыли.

Китаец запер машину и вошел в первый подъезд. Вторая дверь в тамбуре была оторвана и прислонена к стене тут же, неподалеку. Он легко преодолел несколько ступеней и позвонил в третью квартиру.

– Кто там? – раздался из-за двери усталый женский голос.

– Я по поводу Кати, – бодро сказал Китаец и услышал, как щелкнул замок.

Дверь открылась, и он увидел на пороге высокую рыжеволосую женщину. Она явно была утомлена, но вида старалась не показывать.

– Милиция? – она смерила его холодным бесстрастным взглядом, презрительно сжав большие чувственные губы. – Дадите вы мне сегодня отдохнуть?

Немного ошарашенный таким приемом, Китаец заглянул в ее зеленовато-ореховые глаза.

– У вас шикарные волосы. Вы делали прическу в «Орхидее»?

– Что вы хотите? – Вика посмотрела на него более внимательно.

– Я детектив. Владимир Танин. Мне нужно поговорить с вами о Кате, – он не сводил с нее глаз. – Очень сожалею, что меня привело к вам такое печальное обстоятельство, но…

– Проходите, – она немного отошла в сторону, пропуская его в маленькую прихожую.

Китаец повесил куртку на вешалку и прошел в гостиную, которая, как он понял, служила одновременно и спальней. Пол был застелен темно-красным ковром, стены оклеены недорогими, но приятными розовато-бежевыми обоями в полоску. В углу, напротив дивана, стоял небольшой телевизор. Светлая стенка под дуб занимала почти целиком одну стену, на стене напротив окна висели фотографии в деревянных рамках, под которыми в ряд расположились несколько стульев с мягкими сиденьями. Стола в гостиной не было, поэтому она казалась довольно просторной.

– Присаживайтесь, – Вика опустилась на диван, оставив Танину место рядом с собой.

– Не подозревал, что у Кати такая очаровательная подруга. – Китаец сел рядом.

– Катя, Катя, – проговорила Вика, покачивая головой в такт словам. – Вы, как я понимаю, – она повернула голову в сторону Танина, – действуете не по собственной инициативе?

– Нет, у меня есть клиент, – ответил Танин. – Но если вы не будете настаивать, я бы не хотел его называть.

– Не буду, – кивнула Вика и достала с маленького столика, стоящего у окна, пачку сигарет.

Она не без изящества прикурила и откинулась на спинку.

– Меня вчера милиция почти весь день мурыжила, – она выпустила дым в сторону окна, – сегодня я на работу не пошла, немного прибралась после вчерашнего. Вы позвонили, я подумала, что это снова милиция. Так что не сердитесь из-за такого приема.

– Сердиться на людей, – Китаец слабо улыбнулся, – непозволительная роскошь. Я уже давно забыл, как это делается. Но на вас я бы не обиделся, если бы даже умел.

– О чем вы хотели со мной поговорить? – Сигарета подрагивала в тонких Викиных пальцах.

– Боюсь, что мне придется задавать вам такие же вопросы, на которые вы уже отвечали, – сказал Танин. – Может, лучше вы сами мне все расскажете по порядку, а если меня еще что-то заинтересует, я уточню.

– Хорошо, – согласилась Вика. – Катьку я знаю давно. Знала… – поправилась она, нахмурив брови. – Мы с ней обе из Липовки. Там кончили восемь классов и рванули в город. Она поступила в училище – на парикмахера, а я в строительный техникум. Мотались по общежитиям, потом комнату снимали одну на двоих. После окончания училища она устроилась работать в парикмахерскую при гостинице «Олимпийская». Там у них еще рядом сауна с общим холлом, ну, разные крутые туда приезжают. Там она познакомилась с одним из таких – Гришей зовут. Гриша Мозлов, по кличке Мозел. У него фирма по торговле автомобилями. Катька ему понравилась, и он начал ей оказывать знаки внимания. Денег у него невпроворот, вот он и выпендривался: то огромный букет роз подарит на Восьмое марта, то колечко с брюликом. Катька сначала от подарков отказывалась – Гришка ей не очень-то нравился, но потом стала принимать.

Как-то раз он пришел и говорит, мол, моя девушка не должна другим прислуживать, пойдем, ты здесь больше работать не будешь. И приводит ее в «Орхидею». Теперь, говорит, это все твое – и документы, оформленные на Катьку, показывает.

– Неплохой подарок, – вставил Китаец.

– Да, – как-то горестно кивнула Вика. – Подарочек. Она же попала в полную зависимость. Приезжал он, правда, не слишком часто – где-то раз в неделю, они ведь все ребята занятые, но года через полтора Катьке все это так надоело, мягко говоря, что хоть волком вой. А что делать? Я ей говорила, чтобы плюнула она на этот салон и послала своего Гришу куда подальше, но ведь не так это просто. Не просто это… – подавленно повторила Вика и бросила сигарету в пепельницу. – Она бы могла переоформить «Орхидею» на Гришку и уйти оттуда, но он бы все равно от нее не отстал, зато в деньгах бы она прилично потеряла. А она уже привыкла жить на широкую ногу. Это я как была чертежницей, так и осталась – мне терять нечего. Если вы не возражаете, – она посмотрела на Танина, – давайте перейдем на кухню. Я с утра сегодня ничего не ела.

– Конечно, – улыбнулся он, – я не хочу, чтобы вы тут из-за меня упали в голодный обморок.

– Ну так вот, – продолжила Вика, когда Китаец устроился за столом, а она стала готовить яичницу. – Гришка ей надоел хуже горькой редьки, и стала она от него погуливать – ухажеров у нее всегда навалом было. А чтобы Гришка случайно к ней не нагрянул, когда она не одна была, она или ночевала у своего воздыхателя, если у него была свободная квартира, или у меня зависала, а я уходила ночевать к соседке. Если Гришка к ней приезжал, когда ее не было, а это случалось не так часто, она говорила, что у подружки, мол, была. Он верил или ему все равно было, не знаю, а может, просто его это устраивало… Катька говорила, что у него в последнее время в постели появились проблемы… – Вы перекусите со мной за компанию? – Не дожидаясь ответа, Вика разложила яичницу по тарелкам.

– Когда вы видели Катю последний раз? – поинтересовался Танин.

– Позавчера вечером, когда оставляла ей ключи.

– Вы знаете, с кем она должна была провести вчерашнюю ночь?

– Нет, – покачала головой Вика, поправила свои пышные рыжие волосы и откинула их на спину, – она меня с ними не знакомила, а я особенно и не интересовалась.

– У нее всегда были разные любовники?

– Она не была проституткой, – сердито посмотрела на Китайца Вика, – если вы это имеете в виду. Просто сейчас не так-то легко найти порядочного мужчину. Тем более имея за спиной такой довесок, как Гриша. Может, он и не больно за Катькой следил, но если бы узнал, что она с другим встречается, наверняка бы голову оторвал.

– Как вы передали ей ключи?

– Она приезжала ко мне на работу в «Сельхозпроект».

– И больше вы ее не видели?

– Живой – нет, – Вика поморгала глазами, на которые навернулись слезы. Но она быстро справилась с собой. – Извините.

– Это вы меня извините за мою назойливость, – вздохнул Китаец, – но ваш рассказ поможет мне разыскать убийцу.

– Надеюсь. – Вика отложила вилку и, достав из холодильника минеральную воду, с жадностью выпила полный стакан. – Вернулась я вчера утром, – продолжила Вика, – открыла дверь и увидела… Катя лежала на полу между прихожей и гостиной. В груди нож торчит.

– Она была одета?

– Да, – кивнула Вика, – то есть, я хочу сказать, на ней были юбка и кофточка, а жакет она надеть не успела.

– Вы не обратили внимания, какой был нож?

– Сначала я увидела только рукоятку, такую пеструю, из разноцветного оргстекла. Потом я видела нож, когда его уже вынули из ее груди. Такой длинный, с узким лезвием. Милиция сказала, что такие делают на зоне.

– Понятно, – кивнул Китаец. – Вы не замечали, у вас кто-нибудь из жильцов оставляет машины на ночь во дворе?

– Да у нас во дворе всего четыре машины помещаются: два старых «жигуленка», один «Москвич» и одна старенькая иномарка, кажется, «Форд».

– Спасибо, мне пора. – Китаец поднялся и сделал несколько шагов к двери.

– Что же вы не ели? – удивленно вскинула брови Вика. – Может, хотя бы чаю выпьете?

– Чай – это неплохо. – Китаец снова сел за стол.

– Вас Олег нанял? – вдруг спросила Вика.

– Мы же договорились, что имя моего клиента останется в тайне, – с легкой укоризной посмотрел на девушку Китаец.

– Извините, – смутилась Вика.

– Значит, вы в курсе этого соперничества? – невесело усмехнулся Китаец.

– Да, – загадочно улыбнулась Вика, отрешенно глядя в окно.

– Не поделитесь информацией? – улыбнулся Китаец.

– Да нечем особенно делиться, – устало вздохнула Вика. – Олег влюбился в Катьку, можно сказать, с первого взгляда. Приехал в «Орхидею», увидел…

– … победил, – вставил Китаец.

– А вот здесь вы заблуждаетесь. Он тоже не очень нравился Катьке.

«Разборчивая девушка», – подумал Китаец.

– Но все-таки это был какой-то выход… – продолжала Вика, – хотя… – она скептически пожала плечами, – трудно быть конкурентом такому крутому мафиози, как Мозел.

– Да, в этом я убедился.

– Вы видели его?

– Я случайно стал свидетелем того, как Мозел и Олег выясняли отношения в «Орхидее». Поучительное зрелище, – усмехнулся Китаец.

– Да, они не раз сталкивались, – вздохнула Вика, – здесь и мама Олега была задействована.

– Вот как? – Китаец пил уже вторую чашку чая.

– Приехала как-то раз в «Орхидею», якобы делать прическу. А на самом деле для того, чтобы с Катькой серьезно поговорить.

– И что же она хотела от вашей подруги?

– Чтобы она гнала от себя подальше Олега, – неодобрительно усмехнулась Вика, – только от Катьки-то это не зависело. Она как могла старалась углы сгладить. Но Олег этот – непрошибаемый какой-то. Уперся – и все!

– Мне это напоминает сюжет «Дамы с камелиями».

– А мне «Наказание красотой». Была такая статья в «Совершенно секретно» об Алферовой. То же самое можно о Катьке сказать. Вы не представляете, Ольга Васильевна, мать Олега, Грише звонит и говорит: если тебе твоя полюбовница дорога, так ты ее дома держи, а то она пол-Тарасова совратит. Чего ты ее, – говорит, – в такое место посадил, где крутые мужики шляются?

– А Гриша?

– Послал ее куда подальше. Он же сам крутой – никого не боится, и на всех плевать хотел! – улыбнулась Вика.

– А применительно к вам нельзя сказать то же самое?

– Что? – не поняла Вика.

– «Наказание красотой»? – пояснил Китаец, лукаво прищурив левый глаз.

– Я – на любителя, – с усмешкой ответила Ви-ка, – слишком экзотична для нашего Тарасова.

– Вы похожи на ирландку…

– У меня не тот расхожий тип лица, какой был… – она осеклась.

– У Кати? – прямо спросил Китаец.

– Простите… – смутилась она.

На ее бледных щеках затеплился стыдливый румянец.

– Ну, – Китаец привстал, – спасибо за угощение.

– Да какое там угощение! – махнула рукой Вика.

– Все равно спасибо.

* * *

В салоне «Орхидея» царила атмосфера напряженного спокойствия. Все усиленно делали вид, что ничего не случилось. Стрижки и массажи шли своим чередом. Клиенты выходили из кабинетов довольные работой мастеров и польщенные предупредительной заботливостью секретарши-администраторши. Увидев Китайца, она широко улыбнулась и кокетливым жестом поправила воротничок узкой блузки, туго обтягивавшей полушария ее больших грудей.

– Здравствуйте, – вежливо улыбнулся Китаец, – вы не могли бы на минуточку позвать Лену Боженову?

Секретарша понимающе улыбнулась.

– Одну минуту, – вспорхнула она.

Вскоре Лена вышла в холл. Она удивленно посмотрела на Китайца, который устремился к ней навстречу.

– Вы что-то хотели? – с недоумением спросила она.

– Мне нужно срочно с вами поговорить.

Лена захлопала глазами.

– Это надолго?

– Нет, не больше получаса, – заверил ее Китаец, – у вас тут перерывы бывают?

– Да, – кивнула Лена и взглянула на часы, – я, в принципе, и сейчас могла бы уйти, мне только с клиентом закончить нужно. Это не больше десяти минут. Подождете?

– Конечно, – улыбнулся Китаец, опускаясь на мягкий диван.

Не успел Китаец пролистать журнал модных причесок, как она снова появилась.

– Я готова, – Лена подошла к дивану, на котором он сидел. – Куда пойдем?

– Я приглашаю вас в кафе.

– Ой, – Лена смешно сморщила нос, – я немного не так одета… Ну ладно.

Она развернулась и, что-то шепнув бдительно следившей за ними секретарше, пошла в служебную комнату. Вскоре она вернулась в кашемировом пальто и с сумочкой на длинном тонком ремешке.

– Только здесь все кафе какие-то убогие, – пренебрежительно сказала она, – а все, что получше – на проспекте.

– Так давайте доедем до проспекта.

Он подвел ее к джипу и помог забраться на переднее сиденье. Сам сел за руль.

– Похоже на похищение, – кокетливо улыбнулась Лена.

– А это и есть похищение, – невозмутимо ответил Китаец.

Лена испуганно посмотрела на него.

– Да не пугайтесь вы так, – усмехнулся он, – неужели я похож на злодея?

– Все маньяки – страшно обаятельные люди… – засмеялась она.

– Значит, я обаятельный? – повернул к ней голову Китаец. – Спасибо за комплимент.

– Так о чем мы будем говорить? – с томным вздохом спросила Лена, когда «Массо» выехал на улицу Чапаева.

– О вашей начальнице, – спокойно посмотрел на Лену Китаец.

Та явно растерялась.

– Вы знаете?

– Более того, я это дело расследую. – Китаец надел солнцезащитные очки.

На Ленино лицо выплыло тоскливое выражение.

– Я думала, мы поговорим о чем-то более приятном, – с полупрезрительной улыбкой откинулась она на спинку сиденья.

– Такая уж у меня работа, – с наигранной тяжестью вздохнул Китаец.

– Вы – из милиции? – недоверчиво спросила Лена.

– Я что, похож на мента? – почти обиделся Китаец.

– Не похожи… Да и милиция к нам вчера приходила…

– Я – частный детектив. У меня есть клиент, заинтересованный в расследовании этого дела.

– Значит, вы тоже… как это сказать… работаете в сфере услуг, – усмехнулась Лена.

– Так оно и есть. Только рабочий день у меня ненормированный.

– Тяжело вам, – с шутливым сочувствием сказала Лена. – Что же вы хотите, чтоб я вам о Екатерине рассказала?

– Все, что знаете. Вы, смотрю, не очень переживаете по поводу ее смерти, – хитро улыбнулся он.

– Я вам даже более скажу – мне на это глубоко наплевать! – хмыкнула Лена.

– Что, она была такой вредной?

– Язва… натуральная, – подумав, добавила Лена.

– И в вас нет ни капли христианского сострадания?

– Не провоцируйте меня, – снисходительно улыбнулась Лена, – как она над нами издевалась – не приведи господи! Вымещала свою злость и обиду на нас. Ее Мозел взгреет, а она к нам придирается! Превратила салон в публичный дом! Как ее Мозел терпел? К ней же мужики без конца шлялись. Прямо на работу! Не могла объяснить, что в салон лучше не ходить. Неужели нельзя было встречаться где-нибудь в другом месте?

– И что же это были за мужики? – спокойно спросил Китаец.

– И вы туда же! – укоризненно и разочарованно взглянула она на него.

– Меня это интересует как детектива, – Китаец не терял терпения, хотя откровенная ненависть Лены к своей погибшей начальнице не пробуждала в нем дружелюбия.

– Она ведь из-за своих мужиков и погорела, – язвительно усмехнулась Лена, – нам менты сказали, что ее в квартире подруги обнаружили.

Китаец предположил, какими пошлыми шутками-прибаутками могли менты сопровождать свой рассказ. Он незаметно посмотрел на Лену. На ее лице замерло выражение злорадного превосходства. Чувство женской зависти и обиды настолько глубоко пустило в ней корни, что даже в интересе детектива к обстоятельствам смерти своей начальницы она склонна была усматривать мужское любопытство и даже смутное влечение! И как же ее это задевало!

Обедать с ней ему расхотелось, но не мог же он высадить ее посреди улицы и дать газу! К тому же он не закончил разговор.

– Кто к ней приходил в последнее время?

– Да пара дураков, которым она лапшу на уши вешала, – злобная усмешка тронула узкий Ленин рот.

– Описать можете?

– Один толстый, с одышкой, уже в летах. Похоже, бизнесмен какой-то. Почти лысый. Но дядька, видать, обходительный. Павел Сергеевич, кажется. Катька просила его подстричь, хотя чего там стричь-то? – развязно засмеялась Лена. – Я его всего один раз видела, как, впрочем, и второго.

– А что из себя представляет второй?

– Симпатичный малый, – со смаком рассказывала Лена, – но одет бедновато… И молоденький, лет двадцать, наверное… Блондинчик голубоглазый. Где уж она его подцепила? – скептически выпятила она губы.

– А позавчера? К Екатерине кто-нибудь приходил?

– В салон – нет, – уверенно сказала Лена, – но я видела – я ко второй смене пришла, как Катька обжималась с каким-то новым мужиком.

– Когда и где это было? – Китаец почувствовал, что здесь есть за что зацепиться.

– У нас, если вы обратили внимание, – менторским тоном произнесла Лена, – с правой стороны от салона дворик небольшой имеется. Вот там я их и видела. Не знаю, на машине он был или как… Она меня тоже заметила и так глазами стрельнула, мол, проходи, не задерживайся. Мужик-то классный, высокий, в хорошей куртке, такой темно-зеленой, с отливом, как сейчас модно… Я почему внимание обратила-то… У него внешность такая запоминающаяся… Волосы в хвост забраны.

– Какого цвета волосы?

– Да русые. Только взгляд тяжелый немного. Он тоже на меня зыркнул. Глаза, по-моему, темные, я не разобрала… Но если это тот парень, которого я в «Самшите» видела, то глаза у него карие, это точно. Он там в бильярд играл. Фактурный такой мужик… – добавила Лена, – высокий…

– А какие-нибудь приметы у него особые есть?

– Родинка над верхней губой, словно мушка. Прикольно так, – засмеялась Лена, – но это у того, которого я в «Самшите» видела, а у этого… Кто его знает – он это или не он.

Китаец остановил машину у «Репризы». Поддерживаемая им, Лена выпрыгнула из джипа и, победоносно озираясь, направилась к кафе. Китаец незаметно для нее усмехался своей доверчивости и наивности. Неделю назад, в салоне, Лена показалась ему такой милой и доброй… Сколько в человеке всего намешано! Подчиняясь охватившему его порыву мизантропии, он склонен был рассматривать любого представителя рода homo sapiens в качестве сливной ямы, клоаки для сбора нечистот.

Приступы ипохондрии случались с ним крайне редко. Танин старался не поддаваться синдрому человеконенавистничества, пичкая свое возмущенное «я» байками о «природной человеческой доброте» в стиле Жан-Жака Руссо. Но иногда ему не удавалось обмануть себя, и он погружался в меланхолию, главными чертами которой были вселенская тоска и нежелание встречаться с себе подобными. В этой меланхолии было что-то древнекитайское, беспощадно-трезвое и успокаивающе-безнадежное.

Я тоскою охвачен, никак не усну,
Да и сон не избавит от горестных дум…

Он часто повторял про себя эти строчки Се Линь-юня.

Когда же печаль-кручина отступала, Танин опять свято верил в высокое человеческое предназначение, в победу добра. Тогда он в качестве моральной поддержки цитировал уже Тао Юань-Мина: