Вместо предисловия

Сущность содержания книги: сила абстракции, игра ума и воображения по отношению к окружающей нас действительности, определенным историческим событиям и другим явлениям. На мой взгляд, предлагаемые к чтению литературные произведения представляют собой философские этюды, основанные на конкретной реальности.

Ныне персональный компьютер с интернетом властно и стремительно вторгся в литературное творчество. Некоторые из очерков, новелл и рассказов созданы благодаря общению в интернете, легкости и быстродействию в получении информации и её обработки компьютером.

Приятного чтения!

Хроника пути к Копернику

Исходная точка

Август 1969 года.

Москва. Ленинские горы. Главный корпус Московского университета (МГУ).

Абитуриенту МГУ Вадимову особенно понравился памятник Ломоносову, установленный перед высотным зданием учебного корпуса: бронзовая фигура Михаила Васильевича на постаменте со свитком бумаги в левой руке и гусиным пером – в правой. Возвращаясь с подготовительных курсов в студенческое общежитие, он неоднократно останавливался у памятника, пытаясь понять его смысл и любуясь скульптурой.

Во время таких чуть ли не каждодневных встреч с «Ломоносовым» открыл он единственную точку перед памятником, кардинально изменяющую ракурс визуального осмотра. Если встать только на эту единственную точку – фигура Ломоносова исчезает, а взамен на тебя как бы обрушивается каменная громада, смутно чем-то напоминающая очертания разъярённого и вставшего на дыбы громадного медведя. Стоит на шаг ступить в сторону – «медведь» исчезает.

Для нашего незадачливого абитуриента это было настоящим открытием, однако столь приятного и абсолютно безопасного удара по сознанию со стороны «Михаила Васильевича» он объяснить не мог. Только спустя пять лет причина загадочного видения ему вскрылась сама по себе, ибо с аналогичным запрограммированным и воплощённым скульптором фокусом он вновь встретился весной 1974 года во Львове в Стрыйском парке у памятника Яну Килинскому.

На постаменте – Ян Килинский, держащий поднятую кривую саблю в правой руке. Но если смотреть из одной найденной на земле точки, то вместо кривой сабли виден прямой меч, а ещё из одной – меч, косо обрубленный на одну треть.

Поразмыслив у памятника и проведя аналогию с иллюзией, ранее виденной в Москве, Вадимов пришел к выводу: фокусы проективной геометрии. Силен скульптор^[1]!

Однако спустя восемнадцать лет, будучи во Львове и посетив Стрыйский парк, Вадимову пришлось зафиксировать: вместо кривой сабли у Я. Килинского остался бесформенный обрубок. По всей вероятности, влияние атмосферных осадков, перепадов температур на материал памятника довершил ветер, обломив «саблю».

А еще через полгода, в апреле 1988 года, Вадимов зафиксировал нечто новое: служители парка реставрировали «саблю», прикрепив ее обломок проволокой, сцементировав и закрасив белой краской. Однако такая реставрация вызвала у него улыбку, ибо первоначальный замысел скульптора был начисто утрачен.

«Что ж, – размышлял Вадимов, – Львов, этот „каменный цветок“, имеет многочисленные памятники архитектуры и скульптуры, которые крушит неумолимое время, а средств на содержание и уход за ними в городской казне не хватает. Интересно, а что там, в Москве, с „медведем“ скульптора Николая Томского^[2]?»

Будучи в Москве в октябре 1989 года, Вадимов предпринял попытку найти ту исходную точку и у памятника Ломоносову, однако эта попытка не увенчалась успехом.

«Остаётся загадкой, – думал он, сидя на одной из скамеек, расставленных возле заасфальтированной дорожки неподалеку, – а была ли такая точка? Если и была, то время могло стереть ранее заложенную скульптором иллюзию. Хотя вряд ли, всё-таки памятник – из бронзы. А иллюзия была, ибо тогда, в 1969 году, я неоднократно шагами перемеривал расстояния у памятника и чувствовал „удар Ломоносова“ только из одной-единственной точки перед памятником, неоднократно к ней возвращаясь. С других расстояний – дальше, ближе, в ту или иную сторону – „удара“ не было.

А когда возвращался в студенческое общежитие после этого демарша, какой-то высокий африканский студент у распахнутого настежь окна, зловеще застыв, смотрел на меня.

Впрочем, в то время и вход на территорию студенческого городка МГУ был только по специальным пропускам, а ныне – свободен для всех. Вот и сейчас иностранные туристы (немцы – судя по их речи) фотографируются на фоне памятника. Возможно, что иллюзию попросту намеренно стёрли, сочтя нежелательным явлением».

У памятников случаются и другого рода иллюзии. Так, например, когда Вадимов был в Одессе во время своего свадебного путешествия в 1981 году и осматривал статую Дюка Ришелье, то ничего особенного не заметил: фигура человека в партикулярной одежде, держащего в приподнятой левой руке свёрнутый в рулончик план-чертёж города. Но вот несколько лет спустя его знакомый, майор милиции Анатолий Сайко рассказывал, что когда он был на курсах повышения квалификации, одесские милиционеры ему показывали странный ракурс, возникающий с точки возле памятника: градоначальник Ришелье выглядит со своим планом города в положении «там за углом» (по монологу Михаила Жванецкого).

Впрочем, мы сильно отвлеклись и забежали далеко вперед во времени, поэтому возвратимся к нашему незадачливому абитуриенту. Наряду с «ударом Ломоносова» ему пришлось испытать не меньший психологический удар по сознанию и от другой личности, приведшей его в полное смятение своим неожиданным появлением.

Странная встреча

Август 1969 года.

Вадимов об этой встрече вспоминал потом следующее:

– Иду по многолюдной московской улице. Вдруг – что это впереди? Вроде бы мой хромающий отец с чемоданом в руке. Следую за ним. Обгоняю. Нет, не он. Следую дальше. Вдруг – что это? Людей вокруг почти нет, а навстречу спешит, сворачивая влево, сам и один Леонид Ильич Брежнев. Как голубок! В правой руке у него кожаная папка темно-желтого цвета. Какой-то человек прямо на меня нацеливает кинокамеру.

Вместо того, чтобы проявить выдержку и хладнокровие, наш абитуриент политической экономии МГУ с двумя общими тетрадями в обложках светло-голубого цвета в левой руке и с выражением страха и ужаса на лице нырнул в случайно слева подвернувшийся подземный переход. Уф, пронесло!

Пять лет потом у него стояло в голове: к чему всё это? Да и неясно, был ли это сам Л. Брежнев или всего лишь загримированный под него чекист.

В МГУ Вадимов не поступил, и одной из причин были отмеченные выше отвлекающие психологические воздействия.

Испытав всю горечь перенесённого крушения надежды и адекватно оценив свои шансы, на следующий год в погоне за высшим образованием Вадимов отправился во Львов.

Тихая гавань

Июль 1970 года.

Львов. Доехав трамваем от железнодорожного вокзала до центра города и пройдя по улице Пекарской, Вадимов свернул на улицу Чкалова. Вот и ЛТЭИ (Львовский торгово-экономический институт). На стене здания старинный символ торговли: идущий под всеми парусами двухмачтовый бриг. Сквозь пыль и паутину на изображении проступает красная краска. Здесь тихо. Шум города сюда не проникает. Малолюдно. Сама обстановка настраивает на то, что поступление в вуз (высшее учебное заведение) гарантировано.

Интуитивное первое впечатление оказалось верным. Успешно выдержавший конкурсные экзамены, Вадимов был зачислен студентом стационара ЛТЭИ.

Позже, карабкаясь по крутым каменистым тропам науки, он всё-таки достиг её сияющей вершины. И неважно, что этой вершиной оказалась всего-навсего Говерла Карпат (2061 м над уровнем моря), а не Эверест в Гималаях (8848 м). Что ж, так уж ему было определено самой судьбой.

И в «тихой гавани» не обошлось без психологических эксцессов. В ЛТЭИ он прибыл без приписного свидетельства по отношению к воинской обязанности. Ответственный секретарь Е. Лихолат недолго лез в карман за «соломоновым решением», заявив абитуриенту:

– Документы мы примем, но Вы должны перезвонить в райвоенкомат с тем, чтобы они выслали приписное свидетельство в адрес приёмной комиссии. Если они не вышлют, результаты экзаменов будут аннулированы.

За день до основного экзамена по элементарной математике он поплёлся на центральный переговорный пункт города Львова.

Девушка на другом конце провода, выслушав его просьбу, через некоторое время объявила:

– Вы будете говорить с райвоенкомом подполковником Собакинских.

Вадимов замер в ожидании. Вскорости в трубке послышалось:

– Ах ты, сукин сын! Ты о чем думал, когда ехал?!

В трубке что-то хряснуло, видимо, райвоенком с силой её бросил на поддерживающий рычаг, и послышались короткие гудки.

«Вышлют или не вышлют, а экзамены сдавать надо», – мысленно подытожил результаты переговоров абитуриент Вадимов, покидая зал ЦПП.

Экзамен по элементарной математике принимал заведующий кафедрой высшей математики, капитан артиллерии в годы Великой Отечественной войны, доцент А. С. Гершгорн с ассистентом. Видя, что абитуриент хорошо справился с заданием по экзаменационному билету и правильно ответил на дополнительные вопросы, доцент Гершгорн продиктовал два алгебраических уравнения по нахождению корней из высоких степеней. Однако видя, что абитуриент надолго задумался, он смилостивился и заметил, проставляя отметку «отлично» в экзаменационном листе:

– Ладно. Дома решите.

Через два дня после сдачи экзамена Вадимова вызвали в приёмную комиссию и вручили приписное свидетельство. «Военная гроза» прошла мимо.

Институт, в котором обучался Вадимов, студенты определяли как «физкультурно-медицинский институт иностранных языков с небольшим экономическим уклоном» по той причине, что занятия по физической подготовке проводились почти ежедневно, изучение иностранного языка продолжалось на протяжении пяти семестров, а девушки (основной контингент обучающихся) дополнительно изучали медицину, получая при этом воинское звание медсестры запаса.

Политэкономию капитализма изучали по учебнику профессора Брегеля, социализма – проф. Румянцева, историю КПСС – академика Пономарева, экономику торговли – проф. Гоголя, финансы потребкооперации – проф. Богачевского, финансы СССР – проф. Злобина. «Деньги – это зло, но зло необходимое», – поучал будущих финансистов постоянно опаздывающий на занятия преподаватель по совместительству из другого львовского вуза, чем-то похожий на волка со щёлкающими зубами.