Черный Великан.
На другой день проснулась, потягиваюсь я в постели, вдруг в окно стук: смотрю: Веркин хохотальник за стеклом маячит. Форточку открыла, слышу: Вера кричит:
– Вставай, подруга, пора на концерт.
– А кто выступать будет? – я спрашиваю.
– Увидишь.
Выхожу: Вера меня ждет:
– После концерта мы должны средства собрать.
– Какие средства? – я не поняла.
– Для поиска Ленки, без средств какой поиск!?
Я плечами пожала: какие средства для поисков? Но с другой стороны ДНД сапоги новые нужны. Старые все износились, патрулируем много.
Пошли мы с Верой к клубу, по дороге народ созываем:
– Пашка Сазонов – вставай, соня.
– Чувилка – бросай вилку.
– А Семен Авксентич – слезай с печки.
Семён Авксентьевич – это наш директор школы. Интересный мужчина, в тридцать лет уже директор, не женится только никак.
Я его спрашиваю:
– Жениться не собираешься?
– Не встретил ещё свою любовь, – отвечает.
– Смотри девчонок-то сколько!
– Сердцу не прикажешь, – Семён Авксеньтьевич улыбается.
Пришли мы с Верой в клуб, народ тоже подтягивается. У нас только повод дай: как ни собранье – веселье. Пашка Сазонов полезет на сцену, да оступится – все в смех: «Гусь лапчатый!» Чувилка захочет пирожок купить, да мелочь уронит – опять смешно: «Дуняша – растеряша», новую кофточку на ком заметят – хохочут: «Ирка – расфуфырка». А что смешного!? Вот смешно было, когда однажды Чувилка Борьку в клуб привела, чтобы он песни нашей самодеятельности послушал, такой скандал был! И впрямь: если каждый в клуб своего поросенка приведет – свинарник получится.
Расселись мы, значит, ждем. Пашка Сазонов из-за кулис выходит: баба Вера его концерт вести назначила, и объявляет:
– Барамберус.
– Что? – из зала кричат.
– Барамберус рокакану!
– Что? Что? – опять народ недоумевает.
– Не поняли? – Пашка улыбается, – вот и я ничего не понял, слушайте стихи!
На сцену Жорик выходит, пиджачок-то ему маловат, словно от долгов, и как бабе Вере не стыдно, давно пора сыну новый купить!
Жорик лицо проникновенное сделал, руку вперед протянул и говорит нараспев:
– Бияки карараби
Каписка парасест
Униба икояни
Васаби ждет рассвет!
Зал замер, было слышно, как поросенок Чувилки на улице хрюкнул – тишина стояла не меньше минуты, наконец, Вера спрашивает радостно-удивленным голосом (так с сумасшедшими разговаривают или с детьми):
– Про что это, Жора?
– Про поселок, – Жорик отвечает, – я хотел сказать, как его люблю, но слов подходящих не нашел! – и вздохнул, – Ленка бы нашла!
Фу, у меня от сердца отлегло. Значит, Жорик не сбрендил; хотя как посмотреть!?
Жорик ушел за кулисы, снова Пашка появляется:
– Слушали побаски – теперь смотрим пляски.
Ансамбль школьный выходит. Молодежь у нас танцевать умеет, ребята такие коленца выкидывают, что диву даешься! То на лету кончиков сапог руками коснуться, то вприсядку пойдут да с ноги на ногу, кажется, что воробушки скачут!
Ушли танцоры, Пашка Сазонов объявляет:
– А теперь хор молодух – от восьмидесяти до восьмидесяти двух.
А, вот вы, бабки где! А я думаю, что-то вас не видно. Сарафаны надели, щеки нарумянили: красавицы, да и только!
Бабки запели: – Поселок прекрасный, как песня,
Лежит среди снежных полей,
Жить весело-весело здесь нам!
Нет Родины нашей милей!
– Молодцы, – я кричу.
Чувилка захлопала.
А Семен Авксеньтьевич встал и крикнул: – Браво!
Хор со сцены ушел. Пашка дальше концерт ведет:
– Мы послушаем немножко, как играют на гармошке!
Дед Михей выступить решился: из дома баян приволок: хорошо хоть не балалайку. Поставил ему Пашка стул: Михей сел и заиграл, да так здорово! И когда только култыхан научился? Слезу у меня выжал, когда мизинчиком нотку жалостливую подпускал, а я бабка чувствительная: чужая беда для меня как своя. Не думала, что музыка на меня так действует!
Закончил дед Михей играть, Вера на сцену вышла:
– Вы все знаете, что Ленка пропала! Куда делась, не знаю? – Вера голос повысила, -но что бы её искать, средства нужны.
Народ притих, все переглядываются, денег жалко, но и концерт вроде как уже посмотрели, неудобно просто встать и уйти.
Вера говорит:
– Пашка, давай коробку.
Пашка Сазонов коробку из-под обуви принес и пошел по рядам: люди монетки в коробку кладут, дед Михей свой медяк бросил:
– Вспоможение на поиск чада, не пропади всуе.
А я рубль бумажный не пожалела, вообще он надорванный, но сойдёт.
Собрал Пашка средства и ушел за кулисы. Вера речь продолжает:
– Я Ленку любила. С утра каши-малаши сварю. Наворачивай – душа мера.
Жорик рядом со мной проворчал:
– Ленке кашей этой давилась.
– А что ты её не защищал, – говорю, – дурень?
Да что с Жорика взять, его не перевоспитаешь: он мне картошку из нескольких сращенных клубней напоминает, такую в суп чистить лишний труд.
Концерт закончился. Вера у Пашки коробку со средствами отобрала, говорит:
– Пусть пока у меня побудут, а потом решим, что с ними делать.
Все по домам пошли, а я решила к Пашке Сазонову заглянуть. Машинка стиральная у меня сломалась, может, починит, думаю. У дома Пашку встретила, говорю:
– Стиральную машинку починить сможешь?
– Давай лучше из неё дробилку сделаем, будем вещи мельчить.
– Это зачем?
– От ненужного избавишься.
– У меня всё нужное.
– Препятствуешь, бабушка, конструкторской мысли.
Вот дурень, вечно у него не как у людей, ерунду какую-нибудь выдумает.
Сова у нас есть в лесу особенная, в ночь на Ивана Купала вся молодежь в дупло бумажки с именами кладет, а на другой день каждый свою судьбу узнает. Сова по две бумажки выбрасывает – с именем парня и с именем девушки: чьи имена, те жених и невеста.
Споров, правда, вначале было много: какой Петька, какая Тонька? Но фамилии писать стали – разобрались. И ведь главное, не обязаны жениться, а женятся по совиной подсказке. Разводов меньше стало. Чуть ссора – все на сову валят: сова виновата – с этим и помирятся.
А вот Пашка Сазонов сову обхитрить вздумал: имя свое наоборот написал: ЛевапВонозас. Так ему на Анне Авосовой жениться выпало – как ни крути – Анна Авосова и есть.
Вышла я от Пашки, навстречу Вера идёт, говорит:
– Вечером, приходи на банкет в столовую.
– По какому поводу?
– Без повода, просто настроение у меня хорошее: угощаю.
Иду по посёлку и думаю, странно, что за аттракцион невиданной щедрости? Не похоже как-то на Веру. Её жаба задушит на свои деньги банкет устроить. Это невозможно. Или Вера изменилась? Хотя трудно в такое поверить. Ладно, поживём, увидим.
Походила я по посёлку до вечера, всё стихотворение бормотала:
– Я бабка – косолапка.
У меня два глаза ― видят всё сразу.
Что вдали, что под носом. ― Нет вопросов.
Ноги мои скалы, ― плечи облака.
Звёзды складываю себе в рукав.
А в семь часов явилась в столовую на банкет. Там по указанию Веры столы все в центр сдвинули: на столах еда и выпивка стоит. Народа, конечно, меньше, чем в клубе было, но тоже много. Все едят, пьют, разговаривают, я тоже за стол села, себе салат наложила. Конечно, хороший банкет, но выглядит так, как будто Вера исчезновение Ленки празднует. Разве это нормально?
Вера говорит:
– Собак у нас по посёлку много бегает. И никому дела нет. Безобразие, всё воруют. Я на днях продукты из магазина несла, сумку поставила, а Рыжая колбасу из сумки хвать и наутёк. Я в милицию обратилась, да милиционер наш Андрей Петрович говорит, что кроме меня на собак никто не жалуется, а я что не голос?
– Чем тебе собаки мешают? – я говорю.
– Посмотри, какие у них морды хитрые, – Вера ответила, – идешь по улице, а они корогодом навстречу и обязательно облают. Жорик говорит, это потому что я мясо каждый день жарю, они чуют. Неправда, я на шестидневке.
– Собака – друг человека, – Пашка Сазонов с набитым ртом сказал.
– Да, а волки из леса придут, попрячутся, – Вера злится.
– У нас в лесу волков нет, – Пашка заметил.
– А были бы, спрятались, – Вера итог подвела.
Сидим мы на банкете дальше, едим, пьем. Народ развеселился. Дед Михей песню запел какую-то несуразную:
– Ой, мороз-мороз
Синий перст, сизый нос.
Как пошёл Микитка за дровами,
Увидел синее пламя,
Взял его в руки, не жжется, а греет.
За пазуху положил, щекочет, стало теплее.
Ой, мороз-мороз, багровая выя,
Зубы кривые.
Ехал Ванька в таратайке,
Обгоняет хромый дед.
Бросил таратайку Ванька,
Скок-поскок, а деда нет
Ванька красный, как из баньки,
Хоть согрелся дармоед.
В общем, хорошо посидели, банкет удался. Пашка Сазонов пытался плясать, да ноги заплетаются, его Анька домой повела, постепенно и все стали расходиться, я к Вере подхожу, говорю:
– Подруга, выдели средства ты на нужды ДНД. Сапоги дырявые, как я Ленку буду искать?
– А средств нет, – Вера отвечает.
– Как нет?
– Отняли, – Вера вид печальный сделала.
– Как отняли? Кто?
– Великан, – Вера слезинку невидимую утёрла.
– Когда? – я в растерянности.
– Когда из клуба шла.
– А куда он делся?
– Убежал.
– А как он выглядел?
– Ну, такой высокий, в чёрном балахоне и капюшон на голове.
– Ладно, Вера, не расстраивайся, ДНД займётся этим делом.
– Да уж, займись, пожалуйста, – Вера сразу повеселела.
Иду я домой, а сама о Чёрном Великане думаю: и откуда он взялся? Великаны в нашей местности не встречаются: снеговики есть, морозы-злыдни тоже водятся, а Великанов отродясь не было.
Ведь Великан – это серьезно! Если и вправду Великан существует: никому мало не покажется. Но почему Великан? Основание: показание свидетеля: Бабы Веры. (См. материалы следствия). А работа со свидетелем – главный метод ДНД.
Дома я спать легла. Утро вечера мудренее. Завтра буду загадки разгадывать, кто такой Чёрный Великан. А ночью приснился мне сон. Лежу я на кровати, а рядом человеческая фигура наклоняется ко мне. В комнате темно, но фигура всё равно своей чернотой выделяется. И что самое страшное: холодом от неё веет. Хочу я рукой двинуть: шевельнуться не могу. Чёрный Великан не иначе. Ой, думаю, пронеси Матушка – Земля Родительница, укрой в норку, да насыпь горку. Но постоял, постоял МРАК рядом со мной и растворился. Кошмарный сон.
Утром встала, хозяйством занялась, картошку пожарила, банку помидоров открыла, вдруг слышу. На крыльце половица скрипнула. Ой! Кто там! Неужто, это Чёрный Великан по мою душу! Вот так, бабки, пришла расплата, а ведь я для посёлка старалась, чтобы у нас порядок был. Не доедала, не досыпала, а теперь вот жизнь отнимают, и никто за меня не вступится, скажите, где справедливость?
Есть, конечно, надежда, что это не Великан, а какой-нибудь лесовик из леса забрел, еду ищет:
Лесовик-то он невелик —
Лицом сморчок —
Головой лохматушка,
В репьях бок,
Желуди трескает за милую душу.
Решила я посмотреть: осторожно в окно выглядываю: на крыльце никого: я дверь приоткрыла: пусто! Только коробка на пороге стоит из-под обуви: та самая, куда средства на поиск Ленки собирали. Вот те раз! Я коробку открыла: смотрю пустая, а на дне у неё череп и кости перекрещенные нарисованы. Ясное дело, кто-то меня предупреждает, чтобы я нос свой не совала, куда не следует. Страх то какой! Но кто если не мы, бабки, до правды докопается?
Вышла я вечером на дежурство, обычно уверенно хожу, а тут всё по сторонам оглядываюсь. Первобытный страх во мне проснулся. Но говорю себе: не поддавайся. ДНД не испугаешь. Может вообще баба Вера наврала: не было никакого Великана. Она средства на банкет потратила, но признаваться не хочет, боится, что ДНД у неё отчёт потребует и к ответу привлечет. Вот и сказала, что первое на ум пришло: Черный Великан виноват, а Чёрных Великанов не существует. Нет, бабки, существуют. Я его увидела. В переулок свернула, а он стоит. Чёрный балахон, капюшон на лицо надвинут и высоченный. У меня ноги к земле приросли, вдруг он не только за средствами охотится, но еще и за душами, с потусторонним миром как-то связан. Страшно, не знаю, что делать. Бежать, да разве от потусторонней силы убежишь? Стою, как вкопанная, неизвестно, сколько бы я ещё так простояла, но любопытство верх взяло, что это за великан такой? Как говорится тело пух, да силён дух. Решила к Великану подойти. Шаг сделала, а он вдруг перестал Великаном быть. Сразу в два раза уменьшился и побежал от меня, да побежал как-то знакомо, прихрамывая. Так только дед Михей бегает. Оказывается это он на большом пне в чёрном балахоне стоял. Увидел, что я к нему направилась, с пня спрыгнул и наутёк. Я, конечно, за ним. Надо узнать, зачем он людей пугает, какой смысл в этом наряде. Хотя понятно какой смысл, думали, я испугаюсь убегу, но не на ту напали. У ДНД нервы железные.
Дед Михей быстро бежит, но балахон ему мешает, я деда догнала, за капюшон схватила:
– Попался, голубчик.
– Ай, пусти, – дед Михей отбивается.
– А ну, признавайся, ты средства на поиски Ленки отнял?
– Нет, не я.
– Вера сказала: Чёрный Великан это сделал.
– Говорю, не я.
– А кто?
– Я только чёрный балахон надел, мне Вера за это рубль дала, – дед Михей мне рубль протянул: я его сразу узнала: мой надорванный.
– А ёще что-нибудь Вера сказала?
– Сказала, хочешь заработать?
– И ты согласился.
– Я может быть артист в душе.
– Чёрт ты малахольный.
Я чёрный балахон с деда Михея стащила, в руки ему сунула:
– Иди домой.
Он и поковылял, а я напрямки к Вере. Теперь всё на свои места стало: дед Михей раскололся. В доказательство рубль в руке сжимаю. Сейчас выведу Веру на чистую воду. Ишь, что удумала, ДНД загадки загадывать.
Стучу Верке в дверь. Верка открыла, на пороге стоит: краснощёкая.
– Ворюга, – кричу, – зажала средства на поиск Ленки.
– Что ты гонишь!
Я ей рубль надорванный показываю.
– У деда Михея отобрала, это мой рубль, который я в коробку в клубе положила.
– На нём что твоя фотография есть? – Вера засмеялась, и дверь передо мной закрыла.
А действительно, как доказать, что это мой рубль?
Я стою перед закрытой дверью, как дура, дура и есть. Решила, что Вера сама признается, дождешься. На неё где сядешь, там и слезешь. Конечно, Верка средства растратила, но хоть на общее дело: банкет закатила, за это ей люди спасибо сказали. Правда, придется в старых сапогах Ленку искать, но Бог судья Вере.
Вечером иду по поселку, радуюсь: с организованной преступностью справилась: ведь баба Вера и дед Михей – это была банда. Иду, вдруг фонари на улице погасли. Хорошо, что больше Чёрного Великана не боюсь. Темно, но нет худа без добра, на небе столько звёзд видно, что я от радости даже вскрикнула.
Вдруг голос с неба:
– Чего голосишь?
Не иначе Бог со мной заговорил.
– Звёздам удивляюсь, – я отвечаю, а сама думаю, сейчас про козни бабы Веры Богу расскажу.
– Я думал, похужело, – Бог мне говорит.
– Сколько звёзд сегодня на небе!
– Много, – Бог соглашается.
– Это Вы звёзды сотворили? -спрашиваю.
– Мне не трудно, хочешь еще?
Вверху как что-то сверкнёт, и искры посыпались: это Пашка Сазонов на столбе что-то чинил, он у нас по электрической части тоже, два провода под напряжением соединил: замыкание сделал. Вот называется, поговорила с Богом!
О проекте
О подписке