Цитаты из книги «Лис»

Всю дорогу доцент думал об удивительном человеке, который решил избрать другой век, другой кодекс поведения, другие правила жизни, не покидая своего настоящего места, то есть ходя на службу, посещая институт, содержа семью. Еще более странно было то, что при всей наружной экзотике от Юрия Савича по-прежнему тянуло скукой, в его бледных глазах не было ни страсти, ни бойкого интереса, ни грусти, ни даже безумия. Такой взгляд не мог принадлежать ни рыцарю, ни чудаку – разве что счетоводу, надолго нависшему над платежной ведомостью. Всех неисчислимых испытаний, неудобств и столкновений оказалось недостаточно, чтобы придать истинному романтику романтический образ.

Выходило, что способность не слишком выделяться из окружения дает человеку множество преимуществ частного лица, а то и невидимки. Отрываясь от слитности, одиночка бросается в глаза и выставляет себя на всеобщий суд, причем суд заведомо пристрастный, а стало быть, несправедливый. Словно десятки, сотни прожекторов стреляют в одиночку, и он проходит через толпу, словно через галерею кривых зеркал, с той лишь разницей, что людские зеркала часто еще и вмешиваются в судьбу того, кого отражают. На театральной сцене, на экране кинотеатра, на живописном полотне яркость и неслиянность образа простительны и даже желанны. Но, предположим, в электричке или маршрутном такси мы встретили персонажа Ван Дейка, Рубенса или Матисса. Хорошо, если им хотя бы позволят добраться до пункта назначения. А то ведь и не позволят.

День впадает в ночь, как безумец впадает в беспокойство. Капают часы, дышит хор огромного города, в окна вбегают запахи: нагретого за день асфальта, дешевого вина, вянущего жасмина.

Но даже заслуженным и одаренным детям поддержка родителей не помешает, не так ли? Да здравствует семья! Да здравствуют связи, в том числе семейные. Ведь приемная комиссия – один из наиболее сложных механизмов института, с самыми тонкими настройками. Оставить такой механизм без управления немыслимо, просто опасно.

Главный инструмент власти у любого ректора – приемная комиссия. Приемная комиссия – райские врата вуза, если, конечно, этот вуз чего-то стоит.

Соседа звали Олег Рымченко. Тридцатидвухлетний баскетбольного роста брюнет, чье лицо представляло черновую работу скульптора-монументалиста. Скульптор с маху наметил крупный нос, низкий лоб, ступень подбородка, пальцем вдавил во впадины маленькие глаза, ушел покурить и не вернулся.

Заучивать окончания пяти склонений, местоимения и неправильные глаголы ради таких переводов казалось – и было! – пустой тратой времени. Тагерт чувствовал себя торговцем сломанными часами, который изо всех сил доказывает, что они ходят или вот-вот пойдут.

– Сергей Генрихович, зачем нам латынь? По-другому можно сказать: ваша жизнь, Сергей Генрихович, бессмысленна. Вопрос этот был повесткой в суд, клоком седых волос, порцией отравы. Паскудный, пакостный вопрос! Он не должен быть задан никогда – ни вслух, ни про себя.

Зубрежка падежных окончаний, глагола esse – это, скажем, неизбежное зло. Но фразы для перевода… Боги Олимпа! Такие фразы мог бы сказать мороженый минтай, если бы его перед заморозкой обучили латинской грамматике. А то и не целый минтай, а спинка минтая: Житель острова – моряк. Не говори, если должен молчать. Простота – подруга законов.

необразованные самородки – да вы же находка для преподавателя! Любой казус из римского права, любой сюжет – хотя бы про адвокатов, которые не изучали право, – все будет для вас удивительно, как цвет апельсина, впервые увиденный прозревшим слепцом.