Как я ненавижу серые вонючие стены этой мерзкой лечебницы! Мне кажется, что я здесь уже целую вечность. В этом мрачном заточении из молодой и привлекательной женщины я превратилась в настоящую старуху. Я не могу отсюда никому позвонить, мне не дают ни бумаги, ни ручки. Они боятся меня, боятся как свидетеля. Своими проклятыми снадобьями они пытаются вытравить мои воспоминания об Александро. Я готова забыть все, абсолютно все, что связано с моим прошлым, но только не его, не те короткие, как сон, и бесконечно огромные, как океан, пять дней, что мы были вместе. Силы жить дает мне лишь память о тех прекрасных мгновениях, которые я провела на его Розовой планете. Вот почему я записываю все это на магнитофон. Мне с большим трудом удалось уговорить, чтобы мужу позволили принести мне этот маленький сундучок на батарейках и несколько кассет с записями классической музыки. На одной из них я и пишу, да простит меня Чайковский за то, что я уничтожаю его Первый концерт. У них не получится заставить меня забыть, и если мой разум вдруг начнет угасать, я буду снова и снова тайком слушать эту запись и бесконечно освежать свои воспоминания. Интуиция подсказывает мне, что живой меня отсюда вряд ли выпустят. Впрочем, хватит жаловаться, я заслужила эту тюрьму! Ведь это же я, я своей собственной рукой поднесла ему яд! А он? Он смотрел мне прямо в глаза и, как всегда, безмятежно улыбался. «Мерзавец! Лицемер! Ненавижу!» – клокотало в мозгу, а сердце, вырываясь наружу, кричало: «Обожаю!!!» Что? Что тогда заставило меня сделать это?! Ревность? Гордость? Ущемленное самолюбие? Какой смысл теперь выяснять?
Он смотрел на меня глазами ребенка.
– Ты действительно хочешь, чтобы я выпил это? – Он говорил с улыбкой, с очаровательной улыбкой, но я видела, я чувствовала, что он обо всем догадался. Но как?! Откуда он мог знать, что вино отравлено? Откуда?! – Яд на меня не подействует.
Его слова полоснули сердце, словно бритва.
– Какой яд?! О чем ты?! – Как это, наверное, фальшиво тогда прозвучало!
– Тот, который ты положила в вино. Смотри… – И он, лукаво глядя на меня, начал с наслаждением пить.
– Не смей! – Я бросилась, чтобы вырвать у него бокал, но он отстранил меня и двумя мощными глотками осушил его до дна.
Мы познакомились в июле шестьдесят четвертого в небольшом летнем кафе на Манхэттене. Я с каким-то мазохистским удовольствием наблюдала, как в чашку кофе капали мои собственные слезинки. Это было очень красиво. На самом деле я любовалась собой. А как иначе? Верная жена грустила о любимом муже, ненадолго уехавшем в деловую командировку. Я упивалась своей грустью, я просто пьянела от нее, словно от дорогого французского вина. Я любила мужа, я действительно его любила! Если бы тогда кто-то осмелился мне сказать что это не так, то я бы, наверное, запустила в него моей чашкой кофе, разбавленного слезами печали от внезапной разлуки. Я так увлеклась своими мыслями, что мне на самом деле захотелось это сделать: «Ну, кто тут посмеет усомниться в моей искренности?! Где этот герой?!» Я стала озираться по сторонам, и герой появился. Молодой мужчина, скорее даже парень, в белой футболке с закатанными почти до подмышек рукавами сидел совсем неподалеку за соседним столиком и, как мне тогда показалось, с усмешкой наблюдал за мной. «Негодяй!» – метнула я в него молниеносный взгляд. Незнакомец нисколько не смутился и продолжал, улыбаясь, есть свое мороженое. Он меня явно раздражал. И все же, чтобы быть объективной, внутри я отметила, что улыбка парня притягательна, и я уверена, что многие женщины даже назвали бы ее обворожительной. Многие, только не я! «Самовлюбленный пижон, закатал рукавчики, чтобы ручки свои красивые на показ выставить», – послала я ему взглядом воздушную телеграмму. О боже, похоже, он прочитал ее, потому что реакция последовала незамедлительно. Он встал и медленным уверенным шагом направился в мою сторону. У меня похолодело в низу живота. Вот он уже оперся о мой столик и слегка склонился ко мне.
– А хотите, я вас поцелую? – Он произнес эти слова с такой обыденностью и простотой, словно предлагал помочь немощной старушке перейти проезжую дорогу.
– Вот уже полчаса только об этом и мечтаю, – постаралась ответить я как можно более саркастично, но сарказма не получилось.
Да, да! Я хотела, очень хотела, чтобы эти резные губы поцеловали меня, поцеловали крепко, до боли, томной дурманящей боли, которая бы, спускаясь вниз, обжигала сладкой истомой все тело. Говорят, что если очень чего-то захотеть, то желаемое обязательно сбудется. И это прекрасно!.. Я без стеснения смотрела в его глаза и не могла отвести взгляда. Два мощнейших излучателя словно гипнотизировали меня, они просто обездвиживали тело и заставляли его тонуть в волшебных потоках теплого света. И я бы, наверное, утонула, если бы не держалась на поверхности, ухватившись за его плечо и впившись губами в его губы. Я держала их в своих губах, как держит ребенок любимое лакомство, наслаждаясь им и заранее сожалея, что оно вскоре должно закончиться. В тот момент мне вдруг стало понятно, что значит мироточить. Раньше я любила с деловым видом знатока говорить подругам, что от настоящего мужчины должен исходить легкий запах парфюма, хорошего табака и дорогого коньяка. Как же я заблуждалась! Самый лучший запах, который я когда-либо вдыхала, исходил от Александро. Тончайший аромат букета степных ветров и диковинных цветов, такой пьянящий и свежий, что слова просто не в состоянии передать его дурмана. Наверное, о нем могла бы рассказать музыка, самая прекрасная музыка на свете. Да, да, я слышала ее, она звучала, эта волшебная музыка, заставляя вибрировать тело теплой волной и все глубже и глубже погружаться в волшебную бездну самого настоящего блаженства. Боже, в тридцать четыре года с парнем на семь лет меня моложе… Да я даже в мыслях не могла себе представить такую ситуацию! Из кафе нам пришлось просто сбежать под неистовым напором взглядов негодующей публики.
О любви мужчины и женщины написано столько, что аналог своей собственной истории каждый без труда сможет отыскать в какой-нибудь общеизвестной книге или даже увидеть на экране. Но с Александро все было по-другому.
Он был особенный. Он был какой-то переполненный любовью. Порой казалось, что он любит все на свете, создавалось впечатление, будто кроме любви ему совершенно нечем заниматься. Он любил есть, любил спать, любил просыпаться, даже бриться и чистить зубы он любил, причем делал это с каким-то чарующим и искренним удовольствием. Он любил мыть посуду, любил мою кошку, любил выпускать на волю залетевшую в окно ночную бабочку. Я не смела его ревновать, потому что и видела, и чувствовала, как сильно он любит меня. Мне страшно нравилось, что он вел себя покровительственно по отношению ко мне. Этот двадцатисемилетний мальчик называл меня мышонком, и мне это нравилось! Рядом с ним я чувствовала себя спокойно и уверенно, я ощущала себя настоящей женщиной и была просто счастлива. Он был совершенно не такой, как все, и я в его присутствии становилась другой, гораздо лучше, чем была на самом деле.
– Ну сознайся, сознайся, что ты инопланетянин, – полушутя приставала я к нему. – Ну нет вокруг никого подобного тебе, такие здесь просто не произрастают.
В ответ он улыбался и говорил, что, наверное, я плохо искала. Но однажды он все-таки проболтался. Я спросила:
– Откуда у тебя деньги, если ты говоришь, что нигде не работаешь?
Он ответил, что продал очень хорошую симфонию одному известному композитору.
– Почему ты мне не рассказывал, что пишешь музыку? – удивилась я.
– Это не моя симфония, – ответил он немного смущенно.
– Тогда какое ты имел право ее продавать? – не унималась я.
– Эта музыка ничья, вернее, здесь ничья, она с моей планеты, – произнес он.
Я решила ухватиться за эту ниточку:
– Как интересно, расскажи мне, пожалуйста, подробнее. Я ведь всегда чувствовала, что ты пришелец.
И он начал свой удивительный рассказ. Я ему, конечно, не верила, но и не перебивала. Он так красиво все описывал, что мне тоже захотелось поиграть в его игру.
– Возьми меня на свою планету, – попросила я.
– Это, к сожалению, невозможно, – ответил он с легкой грустью.
– Тогда давай создадим ее кусочек на этом месте, вот прямо сейчас. – Это предложение, видимо, ему понравилось. Вместо ответа он сел за рояль и начал играть. У меня очень приличное музыкальное образование, но я никогда раньше не слышала этих прекрасных мелодий, вдобавок ко всему он был настоящим виртуозом.
– Это все с твоей планеты?! – с удивлением воскликнула я, когда он закончил.
– Да, – ответил он, разминая пальцы.
– Тогда ты можешь всю жизнь не работать, продавая ноты. Ведь это же настоящие шедевры! – Мой восторг был совершенно искренним.
– Могу, но мне этого не хочется, – произнес он с присущей ему улыбкой.
– И дорого ты продал этому композитору свою симфонию? – лукаво спросила я.
– Очень дорого, – ответил он с легкой усмешкой. – Он же жулик, так пусть раскошеливается, все равно потом заработает на ней намного больше.
– Интересно, а у вас на планете хорошие композиторы тоже очень богаты? – поинтересовалась я, изобразив серьезное лицо.
– У нас на планете нет денег, – ответил он тоже совершенно серьезно.
– Как нет? – удивилась я.
– А для чего они нужны? – усмехнулся Александро.
Я была немного шокирована таким поворотом.
– Деньги – это регулятор экономических отношений, без инвестиций и кредитования невозможно построить ни одного нормального предприятия, – вспомнила я умную фразу из разговоров мужа с его компаньонами.
– Почему? – совершенно искренне удивился он.
Если честно, я сама не очень понимала почему, но сдаваться мне совсем не хотелось.
– Да потому, что без денег просто невозможно: остановится прогресс, наступят хаос и деградация, да без них вообще никто не станет работать!
– Почему?
Его спокойный тон еще больше раззадорил меня, и я решила атаковать:
– Как почему?! Да потому что люди трудятся, чтобы зарабатывать деньги, много денег!
– И даже добились сокращения рабочего дня, чтобы для этого можно было работать на двух работах. – В его словах явно звучал добродушный сарказм.
– Да, если в этом есть необходимость, то случается и такое, – парировала я.
– И ты думаешь, что люди не променяют восьмичасовой рабочий день на двухчасовой, если при этом будут иметь во много раз больше? Они что, по-твоему, так глупы? – искренне удивился он.
– Больше-то откуда возьмется, если работать по два часа?! – не унималась я. – Уж прости, но в данном случае видит Бог, что ты не прав.
– Богом надо делать любовь, а вы сотворили Бога из денег. – Голос его звучал уверенно и твердо. – Вы создали себе кумира, который превратился во властного хозяина, и основная ваша деятельность направлена на обслуживание этого монстра. Только задумайся, чем занимаются все ваши банкиры, кассиры, бухгалтеры, биржевики, финансовые и налоговые инспекторы, да всех не перечислишь… Ведь все эти люди ничего не создают, не приносят никакой реальной пользы, они лишь заняты перекладыванием наличных и безналичных из рук в руки, из одного кармана в другой или отслеживают этот процесс. И при этом они почему-то живут намного богаче других.
Здесь с ним трудно было не согласиться, а он все с тем же энтузиазмом продолжал наседать:
– Ты когда-нибудь задумывалась, сколько пользы могли бы принести здоровые крепкие парни, которые бездельничают в полиции или армии?
– Стоп, стоп, что значит бездельничают? Они охраняют наш покой, борются с преступниками, – возразила я, однако почувствовала, что в моем голосе начала пропадать уверенность, а он продолжал:
– Не будет денег, не будет и преступности, ну или почти не будет, и воевать тоже будет не с кем, да и не за что.
– А кто же будет охранять границы? – уже совсем робко поинтересовалась я.
– Границы тоже не понадобятся, – ответил он с добродушной и немного снисходительной улыбкой.
Я не знала, что ему возразить. Я просто расслабилась и стала с упоением слушать сказку о его прекрасной планете, где счастливые люди работают полтора часа в день и при этом все живут в шикарных домах, напоминающих небольшие дворцы, и имеют все необходимое, ни в чем не испытывая нужды.
Однажды он обнаружил в доме пустую комнату.
– Это будущая детская, – пояснила я.
– Ты хочешь иметь детей?! – с восторгом воскликнул Александро.
– Да, мне уже, наверное, пора об этом задуматься, – сказала я, с любопытством ожидая его реакцию.
– Это просто здорово! – ответил он, глядя на меня сияющими глазами. – А хочешь, я ее распишу? Ведь я неплохой художник.
Боже, как же я была счастлива в те минуты! Мы купили все необходимое, и он приступил к работе. Вскоре на стене появились наброски какого-то пейзажа.
– Наверное, это будет любимое место на твоей планете? – предположила я.
– Нет, это будет портрет моей мамы, я ведь художник-портретист, – ответил он обернувшись и, поймав мой недоуменный взгляд, пояснил: —Я изображаю людей изнутри.
– Должно быть, это очень интересно, – ответила я, стараясь скрыть свое удивление. – А ты не мог бы изобразить изнутри себя, ведь ты только еще начал?
– Ты хочешь, чтобы я написал свой автопортрет? – весело подмигнул он мне.
– Ну да, мне было бы очень любопытно узнать, что там у тебя внутри. Только пиши честно, ничего не скрывая, – шутя, пригрозила я ему.
– Ну, будь по-твоему, – согласился он, с азартом потирая руки.
Александро работал увлеченно и с каким-то внутренним удовольствием, впрочем, он все делал именно так. Буквально на моих глазах на стенах детской вырастали сказочные деревья, на ветвях которых рассаживались экзотические птицы, яркими красками расцветали волшебные цветы. Все было залито искрящимся золотистым светом. Я удивленно спросила, почему у него на небе два солнца? Александро ответил, что если одно вдруг закроет туча, то второе будет светить с удвоенной силой. Он объяснил, что это необходимо, потому что его деревья, птицы и цветы не могут жить без яркого света и тепла, да и другим людям тоже не хочется иметь дело с человеком, внутри которого сумрачно. Справился он с работой довольно быстро, и в живописи, и в музыке он был подлинным виртуозом. Автопортрет получился просто великолепным – это на самом деле был его внутренний мир: яркий, светлый и благоухающий.
– Ты, наверное, был самым лучшим и самым красивым на своей планете, – сказала я, любуясь его творением.
– Ты ошибаешься, я был самым обыкновенным, – ответил он улыбаясь.
– Такой необыкновенный… – почти пропела я, обхватив его за плечи, – …был самым обыкновенным? Не верю!
– И напрасно. – Голос его звучал очень искренне и убедительно. – Все дело в том, что у нас на планете, как бы это правильно выразиться, выгодно быть хорошим. – По моему лицу он, видимо, догадался, что я не очень поняла, поэтому продолжил: – Ну попробуй представить, что у всех все есть, а отличиться все же иногда хочется, – сказал он с немного хитроватой улыбкой. – Предположим, ты решил завоевать сердце прекрасной дамы. Чем тебе выделиться среди претендентов, чтобы привлечь к себе ее внимание?
– Даже не знаю, – ответила я немного растерянно. – Красотой, наверное.
– Вот видишь, сама догадалась, – довольно произнес он. – Это единственное средство, причем прежде всего внутренней красотой, потому что именно она рисует красоту внешнюю. Кстати, у нас на планете люди с правильными чертами лица, ну, как у меня, например, особого интереса не вызывают.
– Почему?! – воскликнула я удивленно.
– Да потому что таких много: ширпотреб одним словом, – и весело продолжил: – Ты только представь, как необычно и привлекательно должно выглядеть нестандартное лицо ушастого или носатого, да вообще какого-нибудь уродца, имеющего огромное внутреннее обаяние. Ведь он действительно по-настоящему красив да еще к тому же так индивидуален. У нас это очень ценится. Так что я на моей планете – самый обычный середнячок.
– Я бы все равно выбрала тебя, – ласково прошептала я ему в ухо.
О проекте
О подписке