Глава 2
Свидетели «Машины»

Из тех, с кем тогда обязательно хотелось пообщаться, недосчитался троих.

НЕКОТОРЫЕ УЧАСТНИКИ «МВ» (НЫНЕШНИЕ И ПРЕЖНИЕ) СРАВНИТЕЛЬНО РАНО ВЗЯЛИСЬ ЗА МЕМУАРЫ, И У ФАНОВ ГРУППЫ СЕЙЧАС НАВЕРНЯКА НАКОПЛЕНЫ НЕПЛОХИЕ АРХИВЫ.

Там не только писательские труды Андрея Макаревича, Максима Капитановского, Петра Подгородецкого, но и масса блуждавших в СМИ воспоминаний людей, в разные периоды как-то причастных к группе. Так вышло, что одиннадцать лет назад я оказался первым автором без «машинистского» прошлого, написавшим развернутую биографию «МВ».

Из тех, с кем тогда обязательно хотелось пообщаться, недосчитался троих. Давно пропавшего без вести бедового клавишника «Машины» 80-х Александра Зайцева. К моменту сдачи книги в типографию появилась информация, что труп Зайцева (чуть-чуть не дожившего до своего 50-летия) нашли на берегу Волги в Ивановской области, и милиция предполагает, что его убили. Вскоре следствие подтвердило эту версию, назвав имена преступников. Не довелось достучаться и до одного из основателей «МВ», давно покинувшего родину Сергея Кавагоэ. В последнее время Кава, осевший в Канаде, находился в жесточайшем кризисе.

«Машинисты» контакт с ним фактически утратили. Существовал электронный адрес Сергея, на который я несколько раз отправлял послания, остававшиеся без ответа. А в начале осени 2008-го из-за океана пришло скорбное известие: Кавагоэ умер в ванной своей квартиры от острой сердечной недостаточности. Ему было 55.

С наиболее разбитным, эпатажным и, наверное, самым известным клавишником «МВ» – Петром Подгородецким ничего трагического благо не произошло. Он игрив и весел по сей день. Однако незадолго до того, как я приступил к написанию своей первой книги о «Машине Времени», Петя (уволенный из группы за пристрастие к… веселым порошкам) выпустил собственный скандальный опус «Машина с евреями». Тем, кто просто «запасается попкорном» и наблюдает за склоками, – откровения Подгородецкого, конечно, понравились. Сторонники «Машины» сочли их банальной местью бывшим соратникам и во многом – преувеличением и враньем. А среди не то чтобы хейтеров, но без особой симпатии относящихся к «МВ» читателей сформировалось мнение, будто «Затяжной поворот» (так называлась моя книга) – это заказанный «машинистами» (или конкретно Макаром) глянцевый ответ на мемуары Подгородецкого, комментировать которые сами музыканты группы отказывались. Типа брезговали.

Дабы развеять сомнения скептиков, я предложил тогда Петру ответить на мои вопросы для книги, но он заявил, что в своей «Машине с евреями» все сказал и «больше этой темой не интересуется». То был период наибольшего напряга и раздраженности между ним и «машинистами». Теперь все улеглось, остыло. «…и каждый пошел своею дорогой…» И продолжает ей идти. Подгородецкий исполняет в своих сольниках целый блок песен «МВ», а «Машина» иногда играет вещи, соавтором коих является Петр. И я с ним общаюсь, как прежде (до его ухода из группы). И если надо, о «МВ» он вновь готов разговаривать, хоть и без особого энтузиазма. Но во второй половине «нулевых» к «душевным» беседам о группе, где он фактически и стал узнаваемым музыкантом, Петя был не готов. К тому же заменили его тогда, словно назло, «попсовиком» Андреем Державиным, появление которого в «Машине» озадачило даже многих адептов команды. Однако исполнитель эстрадного шлягера «Не плачь, Алиса», лидер коллектива «Сталкер», продержался в «МВ» 17 лет. То есть дольше других клавишников группы. Потом с ним все-таки расстались. Тому был ряд причин, но «основная» (так мне ее обозначил Макаревич) звучит удивительно (после стольких-то лет сотрудничества!): «Все же Державин не вписался в наш коллектив. Он человек немножко другого склада. Не нашего. Очень мягкий, способный принять любую форму. Рано или поздно это начинает чувствоваться».

За несколько лет до снятия Державина с пробега из «Машины» вышел Евгений Маргулис. Гуля – одна из несущих конструкций харизмы этой группы, ее блюзовое настроение и особое концертное обаяние. Его, конечно, никто не увольнял, он ни с кем из «машинистов» не ссорился вдрызг. Женя просто почувствовал, что опять настало время заняться чем-то другим, своим. В его отношениях с «МВ» такое происходило неоднократно. При этом Маргулис настолько неотрывен от «Машины Времени» в восприятии широкой публики, что и сейчас встречается немало людей, уверенных, что он по-прежнему в составе группы. Поскольку Женя давно ведет именную музыкальную программу на одном из федеральных российских телеканалов, его узнаваемость и число поклонников еще возросли. И накануне полувекового юбилейного тура «МВ» я не раз встречал в соцсетях реплики вроде этой: «О, к нам «Машина Времени» приезжает. Надо попробовать сделать селфи с Маргулисом». Но Гуля в данном юбилее «МВ» не участвует.

Помимо кадровых перемен минувшее десятилетие пополнило мемориальный список группы. Один за другим ушли в мир иной значимые для «МВ» люди, в разное время расставшиеся с командой, но до конца своих дней сохранявшие любовь к ней. Барабанщик «Машины» начала 70-х и ее концертный звукорежиссер с 1983 по 1994 год – Макс Капитановский. Его и в «нулевых» можно было нередко встретить в гримерке «машинистов» на их московских концертах. Последнее, что успел Макс незадолго до смерти, – выпустить в 2012 году документальный фильм «Тайммашин. Рождение эпохи», посвященный истории «Машины Времени».

Александр «Фагот» Бутузов – столичный тусовщик-«семидесятник», поэт, меломан. В советские годы был штатным чтецом-декламатором «Машины» времен программы «Маленький принц» и комсоргом группы. Это он познакомил молодого Женю Маргулиса с девушкой Аней, которая уже 35 лет является супругой Гули. Вывели Фагота из состава команды «за систематические нарушения режима и попадания в вытрезвитель». Это не повлияло на его хипповский уклад жизни. Хотя с возрастом Саша вёл все более замкнутое на своей собаке и прокуренной квартире существование в спальном районе Москвы. Практически перестал «выбираться» в центр. Но пришел в 2008 году на презентацию книги «Затяжной поворот» в известный книжный магазин на Лубянке, где вновь (после долгого перерыва) встретился с Макаром. В 2013-м Фагот скончался от сердечного приступа.

А пять лет спустя, весной 2018-го, не стало Владимира Сапунова – бессменного директора «Машины» с 1994 по 2017 год. Одновременно он занимал ту же должность в другой московской легендарной команде – «Воскресение», той, где пел и играл его младший брат Андрей Сапунов. «МВ» и «воскресники» столько лет шли по нашему рок-н-роллу параллельными курсами, что Сапунов-старший однажды предложил им отметить очередные их круглые даты совместным проектом «50 на двоих». И такой концерт состоялся даже в Кремлевском дворце. У Володи была мощнейшая жажда жизни. Суровая болезнь, приковавшая его в зрелом возрасте к инвалидному креслу, не погасила его энергетику. Он продолжал организовывать концерты двух именитых групп, выпускал книги своих стихов, а в 2014 году целая сборная российских рок-звезд записала диск его песен «Бег In The USSR», открывающийся темой «На паре крыл», разумеется, в исполнении «Машины Времени».

К счастью, и с Капитановским, и с Фаготом, и с Владимиром Сапуновым я обсуждал хронику «МВ» подробно и не раз. В отличие от Зайцева и Кавагоэ, их комментарии и размышления в этой книге есть.

Глава 3
Не важно как ты играешь, важно – что

В ту пору я хипповал.

ИЗОБРЕТЕНИЕ «МАШИНЫ ВРЕМЕНИ» ЗА «ЖЕЛЕЗНЫМ ЗАНАВЕСОМ» БОЛЬШОГО, ОДНООБРАЗНОГО СОВЕТСКОГО СОЮЗА НАЧАЛОСЬ В ТУ ПОРУ, КОГДА РАЗНОЦВЕТНЫЙ ЗАПАДНЫЙ МИР БУКВАЛЬНО ПЫЛАЛ ЭКСПРЕССИЕЙ И МАКСИМАЛИЗМОМ МОЛОДЫХ «ШЕСТИДЕСЯТНИКОВ».

Во Франции продолжались страстные дискуссии о недавних студенческих волнениях в Париже, кому-то показавшихся отблеском новой революции. За океаном почти таким же революционным, только не агрессивным актом, стала устроенная в сельской местности штата Нью-Йорк «Вудстокская ярмарка музыки и искусств» – трехдневный гимн пацифизму, любви и психоделическим веществам. Акция, где вгоняли публику в транс, релакс, экстаз: Дженнис Джоплин, Джо Кокер, Карлос Сантана, Джимми Хендрикс, Grateful Dead, Joan Baez, Jefferson Airplane, Cream и еще десятки классных исполнителей, навсегда осталась эпическим событием в истории оупен-эйров. Британия в тот же момент знакомилась с «Led Zeppelin» и «Deep Purple», а группа «Битлз» – светоч 1960-х, напротив, доживала последние дни. Однако именно прогрессирующая «битломания» нескольких московских школьников: Андрея Макаревича, Юрия Борзова, Игоря Мазаева, Сергея Кавагоэ и быстро примкнувшего к ним Александра Кутикова, в 1969 году вывела на просторы СССР самодельную «Машину Времени», умудрившуюся с гиком (и весьма деликатным периодическим тюнингом) пронестись сквозь череду трансформаций современной музыки и вполне солидно вкатиться в наше настоящее.

Справедливости ради стоит упомянуть предтечу «Машины» – ансамбль «The Kids» и входивших в него Александра Иванова, Павла Рубена. Хотя это уж слишком глубокое бурение. Все же квинтет, упомянутый выше, более подходит на роль стартового состава непотопляемого российского бэнда.

«В старших классах, – рассказывает Макаревич, – я с одноклассником Женькой Прохоровым, царство ему небесное, писал какие-то стебовые стихи, чтоб не скучать на уроках. Иногда по строчке, иногда по строфе. Мы глумились над советской пропагандой. Пародировали ура-патриотические вирши. У меня где-то лежат три красиво оформленные тетрадки этих стихов, которые мы подписывали «Первое литературное объединение». Они ходили по рукам в классе и вызывали большую радость. «Люди к счастью идут, потому что в наш век все дороги ведут к коммунизму, чтобы мирно и счастливо жил человек, укрепляя родную отчизну…» Так вот и прочая хрень.

А с Мишкой Яшиным, другим моим одноклассником, мы пели бардовские песни, которых он знал великое множество. А я не знал. Но это было интересно, модно. Повсюду они звучали: в походах, электричках, во дворах. Визбор, Ким…

Параллельно мне нравилось какое-то кантри. Не Боб Дилан. Он коснулся нас позже, а что-то типа «Питер, Пол энд Мэри». В моем первом школьном ансамбле присутствовали две девочки, к одной из которых, Ларисе Кашперко, я был сильно не равнодушен, и мы старались красиво, на три голоса, петь всякую кантри-музыку.

За гитару я взялся, когда мой товарищ-десятиклассник Слава Мотовилов, странный такой, долговязый, нездоровый человек, месяцами проводивший лежа в постели, показал три аккорда на семиструнке, с помощью которых исполнил песню Высоцкого «Солдаты группы «Центр». На каникулы я взял у него ту гитарку и пару недель эти три аккорда долбал нещадно. Потом стал искать что-то самостоятельно. Играть на гитаре было престижно. Да и сам вид этого инструмента, его звук, запах мне очень нравились.

В ту пору я хипповал. Мы прочитали в журнале «Вокруг света» большой репортаж советского зарубежного собкора «Хождение в Хиппляндию», где он рассказывал, как попал в хипповскую коммуну, встретился с ее лидером, который посвятил его в тонкости идеологии хиппи. Нам это страшно понравилось. Идеологию приняли сразу.

Но еще раньше мы услышали «битлов», и тогда же к нам в школу приехали «Атланты», уже игравшие громко, на настоящих инструментах. Мы, конечно, рехнулись. Это был шок. Наша школьная группа играла на гитарах, выпиленных из фанеры, и подключалась к проигрывателю «Юность». На фоне «Атлантов» – это никуда не годилось. Тут уже была настоящая бит-группа.

А «Битлз» для нас являлись самыми главными. Часами после школы сидели с ребятами у меня дома, слушали музыку, пили портвейн и спорили до хрипоты, вот, кто эту песню поет – Леннон или Маккартни, и вообще, «Битлз» это или не «Битлз»? Ведь масса записей к нам попадала случайно. Переписываешь у кого-то бобину, черт знает, что на ней записано, какие-то группы… Три там голоса или два, каков расклад по инструментам… До драк практически доходило при выяснении этих фактов.

Одноклассники и прочие школьные знакомые, не помешанные на «битлах», для нас не существовали и проходили мимо. Но мы, наверное, вызывали у них какую-то смесь уважения и восхищения, поскольку пребывали в совершенно своем мире и разговаривали о чем-то им неведомом. Каждый день собирали по крупицам информацию. Например, «битлы» записали пластинку «Сержант Пеппер». Нам она поначалу не очень понравилась, как и тогдашние усы и костюмы «битлов».

Какого черта они нарядились? Но уже на третий день мы «въехали» в этот альбом абсолютно. Поняли, что эта музыка не для концертов, а для медитации. У нас вообще случился ужасный конфликт в своем кругу. Ребята хотели играть битловские вещи, а я объяснял, что это невозможно, ибо «Битлз» слишком хорошо поют. В нашем варианте получится отвратительно. Надо играть «роллингов», потому что они поют примерно как мы, и у нас выйдет похоже. Поэтому «роллингов» или «Monkeys» мы играли тогда значительно больше.

Передовая информация долетала до нас с опозданием. О «Вудстоке-69» мы узнали где-то в 70–71 гг. от Стаса Намина. Слушали выступавших там артистов с утра до ночи, но к «битлам» все равно не остыли. Мы ими еще не наелись.

Колоссальным толчком стало появление в нашей компании Кавы. У него были две настоящие электрические гитары и маленький усилитель. С их помощью извлекался звук, который мы слышали на фирменных пластинках. Там даже имелось тремоло. Это сводило с ума. Я мог просто с утра до ночи сидеть и дергать за струны».

К 71-му у «Машины» уже накопился определенный авторский материал. Ее репетиционная база переместилась из школьных помещений в культовый для столичного рока ДК «Энергетик», в состав команды влился Александр Кутиков, а Макаревич, пойдя по стопам отца, поступил в Московский архитектурный институт (МАрхИ), где его и повстречал будущий лидер другой знаменитой столичной рок-группы «Воскресение» Алексей Романов. Точнее, он приметил Макара «с прической «воронье гнездо» – а-ля Боб Дилан» еще раньше, когда часто пересекался с ним в вагоне метро, следуя по одной ветке от «Фрунзенской» до «Кропоткинской». Но познакомились они только в институте.

«В архитектурный Макар поступил на год позже меня – вспоминает Романов. – У нас там уже существовала группа. В МАрхИ вообще было до фига команд. Две на нашем курсе, курсом старше еще одна – «Вечный двигатель»… И вот я с удивлением увидел во дворе института того самого парня, которого приметил ранее в метро. Он сидел на портфеле и что-то вышлепывал ладошками. А у нас в группе барабанщика не хватало. Я вежливо предложил ему присоединиться к нам, но он ответил: «Извините, я уже играю в группе. Большое спасибо». Но знакомство завязалось, и с тех пор мы общаемся.

Для репетиций в институте нам предоставляли актовый зал. Андрей иногда туда заглядывал послушать. Настал момент, когда там выступила и «Машина». Сережка Кавагоэ играл на органе, Игорь Мазаев на басу, Юра Борзов на барабанах и Макар на гитаре. Исполняли что-то из «Сержанта Пеппера». Они произвели приятное впечатление. Тогда, важнее было не как команда играет, а что именно.

Но вообще у «МВ» – отдельная история, не вузовская. Скажем, мы со своей командой являлись этакими институтскими разгильдяями. Игра на гитарах была для нас таким же времяпрепровождением, как питье пива, разговоры о джинсах, футболе, девчонках. Концерты ведь проводились во всех институтах каждую неделю. Оставалось выбирать куда пойти – на «Рубиновую атаку» («на «Рубинов»), предположим, или на «Скоморохов»… Самостоятельную, целенаправленную творческую деятельность в то время мы не вели. Просто из любопытства иногда что-то сочиняли. Вытаскивать это на сцену даже в голову не приходило. Мы могли в состоянии подпития с закадычными дружками поделиться чем-то, что варилось в нашей «кастрюльке». Дальше кухни это никуда не шло, и выкинуть было не жалко. А у Макара, по-моему, сразу возникло четкое понимание, чего он хочет. Он выглядел целеустремленнее всех, кого я знал в студенческо-музыкальной тусовке.

Мне запомнился один из сольников «Машины» в том же актовом зале – он был сидячим. До этого в МАрхИ все выступали в основном на верхнем этаже, в выставочном зале. Проще говоря, на танцах. И «Машина» там играла какой-то хороший западный, попсовый, в сущности, материал. Но вдруг они сделали такую программу, чтобы люди просто сидели и слушали. Оказалось, у них достаточно собственного материала, который канает именно как концертный, а не танцевальный. Это было событие. По-русски, оказывается, и так можно петь!

Мне кажется, Андрей во многом задал фасон всего русского рока. Ранние вещицы «МВ» – «Продавец счастья», «Солдат», «Миллионеры» формально выглядели вполне зрелыми композициями. Не беру сейчас их стилистику, идеологию – не мое дело. Но как «штучка», хит, изделие, они являлись готовым продуктом. Вполне оформленная аранжировка, взаимодействие куплетов, исполнительская подача – все было найдено. Мера агрессии, мера меланхолии, своеобразная блюз-роковая платформа, какое-то количество кантри, которое Андрей достаточно серьезно изучал. Прямо такое махровое кантри. Не прилизанный фолк, а «стариковские» заунывные баллады с расстроенным банджо. Помню, у Макара имелось несколько пластинок американских исполнителей абсолютно деревенской такой музыки, не относившейся ни к кантри-вестерн, ни к блюграссу. Она смахивала на каторжные темы, штатовский шансон.

«Мы все еще находились тогда на низшей ступеньке исполнительского мастерства, – откровенно констатирует Макаревич, – говорить о каком-то нашем уровне было бессмысленно, но мы уже представляли, как надо делать».

Это весьма принципиальный момент. О том, что «Андрей задал фасон русского рока», говорит не только его сверстник Романов. Многие российские рок-музыканты следующего за «Машиной» поколения подчеркивают, что поверили в потенциал русскоязычного рок-н-ролла, именно когда услышали «МВ». Но Макар – не абсолютный первопроходец на этом поприще. Да, интуитивно он быстро понял, куда нужно двигаться, но рядом уже играли музыканты, на которых можно было ориентироваться.