3

30 декабря 1999 года. Четверг.

21.45 час. – 22.15 час.

Поднятый на ночь глядя по тревоге служивый люд мёрз в ожидании руководства. Делом занимались только следователь прокуратуры Винниченко и Саша Кораблёв, помогавший коллеге советами, в какой последовательности рациональнее начать осмотр места происшествия.

Оперативники и участковые сбились в несколько кучек, над каждой вились клубы морозного белого пара, подсиненного табачным дымком. Милиционеры притаптывали ногами, толкались, чтобы не закоченеть. В одной из групп травил анекдоты оперуполномоченный Савченко, проигнорировавший требование Кораблёва обходить квартиры второго подъезда. Саша заметил это, но устраивать разбирательство не счёл нужным.

Завидев серебристую каракулевую шапку начальника УВД, милиционеры приутихли и подтянулись. Сомов и Птицын подошли к расстрелянной «девяносто девятой».

– Привет, Саш, – полковник по-свойски хлопнул Кораблёва по плечу, протянул руку. – Да не снимай перчатку, стужа-то какая.

– Внутрь можно глянуть? – Птицын не здоровался с Кораблёвым, днём они виделись в милиции.

– Можно.

И.о. начальника криминальной двумя пальцами снизу подцепил ручку двери, потянул на себя. Пригнувшись, заглянул на минуту внутрь, затем уступил место Сомову.

Тот разглядывал убитых долго. Когда повернулся, лицо у него было перекривившееся, как будто он разжевал горькую таблетку.

– Кто второй, Вадим Львович? Физиономии не видно.

Ответ последовал не сразу.

– По всей видимости, Рома Зябликов. Он после освобождения плотно с Петрухой кентовался. Всю дорогу вместе.

– Если это они, тема в принципе понятна… – Начальник милиции еще больше посмурнел. – Поганая тема.

– Сложно будет, – согласился Птицын.

Кораблёв, хорошо зная привычку оперативников напускать тумана, все равно поинтересовался:

– Есть информация, Евгений Николаевич?

– Только предположения, Саша, пока только предположения, – Сомов продемонстрировал нежелание откровенничать.

– Просветите, кто хоть они такие. Это не секрет, надеюсь?

– Серьезные бандиты, – пояснил Птицын, – из спортсменов, из борцов в большинстве… В восемьдесят восьмом году орудовали. Стандартный перечень услуг: вымогательства, грабежи, разбои… Дерзкие парни. На «Текстильщике» столкнулись лбами с судимыми, получился конфликт. Спортсменов больше было, они сильнее, наглее. Двоих «синих» грохнули и закопали на свалке в Ащеринском карьере. После убийства их группой занялись плотно. Областная прокуратура расследовала, сопровождение наше в основном было. Область тоже помогала… Красивое дело получилось, групповое, на семь человек. Калинин, Зябликов, Пандус, два брата Жидких, Рубайло и Смоленцев… Десятка два эпизодов им доказали. Судил их областной суд, полгода процесс шел. Это было… было это в восемьдесят девятом году. Сроки им впаяли неплохие. Не меньше чем по червонцу на рыло… Вру, Смоленцеву – семёру дали, он самый вменяемый, кстати, был. Младший Жидких раскрутился в колонии, сидит еще. А остальные вышли. Кто в этом году, кто в прошлом.

– И чего, облсуд за двойное убийство всего червонец дал? – усомнился Саша.

Птицын посмотрел на Сомова, тот разрешающе кивнул.

– Там, Александр Михайлович, восьмой участник группировки был. На него в суде все стрелки по убийству перевели. Он до сих пор в бегах. Петрухи Калинина брат родной, Мишка. Гаишник.

– До сих пор бегает? Больше десяти лет?

– Ладно, время у нас еще будет, версий навыдвигаем, насудачимся до хрипоты, – начальник милиции прервал разговор. – Пошли к народу. Народ без дела простаивает, а время идет.

– Замерзли, хлопцы? – весело спросил Сомов, приближаясь к подчиненным.

– Надо по сто пятьдесят гвардейских выдать для сугреву, товарищ полковник, – потирая хрящеватый нос, предложил долговязый чернявый оперативник розыскного отделения Муратов.

Все дружно заржали, облако морозного пара окутало милиционеров.

– А ты, Лева, разве не успел за ужином? – поддержал парней начальник милиции.

Цепко оглядел присутствовавших.

– С розыска семерых вижу. Сан Саныч, чего так мало?

Начальник уголовного розыска Борзов, человек с говорящей фамилией, фанат провинциального сыска, за словом в карман камуфлированной куртки не полез.

– Маштаков, Калёнов утром заступают на сутки. По вашему распоряжению, товарищ полковник, я их не тронул. Малов с Петровым – в отпуске, Сметанкин, Кобылянский – на сессии, Титов после суток. Рязанцев – в учреждении ИК-1. Две вакансии. Майор Борзов доклад закончил.

Кораблёв при упоминании фамилии Рязанцева повел шеей, как будто ему за воротник попала труха. Камень, брошенный начальником розыска в его огород, достиг цели.

– От МРО почему один человек? – Птицын обратился к старшему группы по раскрытию убийств Сутулову.

Тот затрепетал, у подразделения областного подчинения были непростые отношения с территориальной криминальной милицией. Каждый считал, что другой выезжает на его горбу.

– Ко…Ковальчук на б-боль…больничном… В-ва…Валеру не нашли… А ч-че такого? Д-дежурю я…

– Какое дежурство, Владимир Борисович? – Птицын вскипел. – Чего ты говоришь? Двойное убийство, огнестрел… Ваша линия, вам ОПД^[13] заводить. На такие убийства вы в полном составе обязаны выезжать.

– Потом разберемся! – Сомов перешел к пересчету участковых. – Пять штыков. Негусто. Смирнов, где еще столько же?

Замначальника службы участковых, маленький, похожий на оголодавшего птенца капитан ответил, что подняли всех кого можно.

– Товарищ полковник, мы двенадцать человек выставляем завтра вечером в усиление к наружным службам на уличные елки. У нас ещё Муравьев Юрий Анатольич здесь, он квартиры обходит.

– Ладно, давайте распределимся… – Мороз заставил начальника УВД поднять воротник куртки. – Участковые на обход. Двое – по частному сектору, остальные – шагом марш в десятый дом. Время позднее, граждане спать ложатся. Смирнов, ставьте подчиненным конкретные задачи. Чего розыску нарежем, Вадим Львович?

Прежде чем высказаться, Птицын обернулся к Борзову.

– Сколько у нас транспорта?

– Наша «Нива» и «дежурка».

– Полагаю, Евгений Николаевич, направить группу во главе с Сутуловым по адресам убиенных. Зябликов с женой жил, Калинин – с родителями. Выяснить, куда они сегодня уехали, с кем, какие проблемы у них были. Понятно, Владимир Борисович?

– О т-том, что и-и…их г-грохнули, р-родне г-говорить? – уточнил Сутулов.

Птицын ответил не задумываясь, для него вопрос был ясен.

– Придется сказать. Если скрывать, они вообще ничего не расскажут. Учёные… А так, на эмоциях, может, чем и поделятся. Вы едете на «Ниве». Вторую группу пошлем в рейд по адресам членов ОПГ^[14]. Сан Саныч, старший ты. В список включай Клыча, Рога, Жидких, Пандуса, Рубайло… Кто из них будет на месте, везите в отдел. Кого нет – опрашивайте соседей, когда последний раз видели, с кем… По крайней мере, какие-то ориентиры по горячему наметим, кто где был ночью сразу после убийства. Легче будет потом алиби проверять. Сбор у меня в кабинете в двадцать четыре. Или у вас соберемся, Евгений Николаевич?

Сомов отогнул рукав форменной куртки, посмотрел на часы, что-то прикинул.

– Давай у меня.

– Все, мужики, по коням! – И.о. начальника КМ проследил, чтобы оперативники не предварили отъезд перекуром.

Кораблёв про себя одобрил план первоначальных действий. Поделился своими сомнениями.

– Евгений Николаевич, криминалист у нас слабоват. На такой осмотр нужен человек поопытнее.

Сомов глянул на Гурьеву, охранявшую свой тяжелый пластмассовый чемодан.

– Согласен. Вадим Львович, сходи, пожалуйста, в мою машину, передай по рации дежурному, чтобы подняли начальника ЭКО^[15].

Птицын удалился, а Сомов спросил у Кораблёва:

– Тебя, Саша, с повышеньицем можно поздравить? Коваленко уходит, тебя – заместителем назначают.

– Преждевременно, Евгений Николаевич… – Кораблёву надоел этот вопрос, всеми задаваемый, но отвечать приходилось.

– Шеф-то твой в городе?

– Домой уехал на Новый год.

– Значит, ты прокуроришь? Молодца! – Начальник УВД одобрительно улыбался.

Тяжелый, с округлыми формами и тугим загривком, он походил на откормленного кота, хозяйкиного любимца. Саша знал, что у этого кошака острые когти.

Со стороны краеведческого музея шустро подкатила и лихо затормозила, кивнув длинной антенной, зелёная «шестерка» с тонированными стеклами. Из тесного авто осторожно выбрался начальник РУБОПа Давыдов.

– Здравия желаю! – До двух метров рубоповец не дорос совсем немного.

– Долго едешь, Денис, – с укоризной сказал Сомов. – Клиентура-то чисто твоя.

– С человеком встречался, товарищ полковник, – объяснил Давыдов.

– По этой теме?

– Так точно. Мы глянем на пострадавших, а то я только со слов знаю.

– Посмотри, Денис, хорошенько посмотри.

Давыдов и приехавший с ним старший опер Паша Комаров, смуглый, похожий на югославского артиста Гойко Митича, исполнителя роли индейца Чингачгука, прошагали к «девяносто девятой».

Вернувшись через пару минут, начальник РУБОПа высказался.

– Жуть. За что же с хорошими ребятами так обошлись?

В его интонации присутствовало все, кроме сочувствия.

– Денис, второй труп – точно Зябликов?

– Собственной персоной, Евгений Николаевич. Я с ним пять лет в одной секции занимался.

Кораблёв озвучил свои умозаключения относительно того, что убийца находился в салоне на заднем сиденье, откуда и открыл огонь на поражение.

Первой реакцией Сомова оказалось сомнение:

– Чего они, дураки, что ли, киллера себе за спину пускать?

Тогда Саша обратил внимание на характерный разброс осколков лобового стекла на капоте и на расположение ран на обоих трупах.

– Хм, а что? Логично Александр Михайлович рассуждает, – пробасил Давыдов. – Они злодею доверяли, потому и затылки подставили.

По недосказанности чувствовалось, что рубоповец обладает некоей информацией.

– Товарищ полковник, разрешите вас на пару слов, – подтверждая предположения Кораблёва, Давыдов, деликатно коснувшись локтя начальника УВД, отвел его в сторону.

Надо понимать, для обмена секретами, не предназначенными для прокурорских ушей.

Подошедший Птицын сообщил Саше, что за начальником ЭКО Айвазяном он машину послал, и еще – что его срочно зовет на помощь следователь. Винниченко, у которого зуб на зуб не попадал, находился в замешательстве. На сильном морозе отказывались служить по назначению и шариковая и гелиевая ручки. Попытки писать карандашом на листке, положенном на «дипломат», к положительным результатам не приводили. Грифель карандаша протыкал и рвал бумагу, оставляя бледные неразборчивые каракули. Леденящие порывы ветра вырывали из рук разлинованный бланк протокола. Вдобавок у Бори были огромные перчатки, похожие на мотоциклетные краги, не предназначенные для канцелярских занятий.

– Что делать будем, Сашк? – шмыгая носом, спросил Винниченко. – Как протокол, Сашк, писать?

Следователь не воспринимал Кораблёва как начальника не столько из-за того, что отработал в прокуратуре на три года больше, а по причине особенностей своего характера. Такими в фильмах изображают чудиков. Не напрасно острые на язык менты наделили Борю прозвищем «чокнутый профессор» и еще вторым, неприличным.

– Наговори на диктофон, потом расшифруешь, – предложил Саша.

Если бы все было так просто.

– У меня батарейки сели, – сказал Боря, – да и диктофон дома… «Сломанный», – мысленно закончил за него фразу Кораблёв.

А вслух сказал:

– Чего делать?! Пиши как сможешь на черновике, с утра в кабинете перепечатаешь. Понятых вызовешь, они тебе подпишут.

– Это все я понимаю… – Винниченко поднял руку и шевельнул перед Сашиным лицом неуклюжими кожаными пальцами своей краги. – Как салон осматривать? Я задубел весь, как пингвин на полюсе.

Кораблёв и сам уже плохо ощущал ноги, ступни буквально прожигало через подошвы. Не спасала отбиваемая на льду чечетка.

– Чего, Сань, холодно? – спросил Птицын.

Его до сих пор грел изнутри коньячок, употребленный в резиденции Савельича. Выслушав сомнения Кораблёва насчет возможности продолжения важнейшего процессуального действия в столь экстремальных условиях, и.о. начальника криминальной милиции моментально нашел выход. Вообще, сегодня ему удавалось колоть вопросы, как орехи.

– Какие проблемы? Сейчас озадачу начальника ГИБДД, пусть организует сюда эвакуатор. Отвезем тачку в теплый бокс в автоколонну. Там осматривайте себе на здоровье. Годится?

– Спасибо, Вадим Львович.

Отзвонившись, Птицын коснулся пальцем Сашиной груди.

– В чём ты испачкался?

Кораблёв скосил глаза и увидел на самом видном месте новой турецкой дубленки мутные вензеля. Торопливо стащил перчатку и поковырял ногтем – ледышки какие-то… Чего это такое на самом деле? Ах ты, скотина… Это же участкового Кладова псина напускала ему слюней на дубленку, а на морозе они в один момент схватились. Испоганила сучка такую дорогую вещь!

Саша, весь на эмоциях, пересказал Птицыну историю про участкового и его собаку.

– Лохматая такая, белая с рыжим, здоровая… Как эта порода называется? Еще фильм был детский, многосерийный… Лэсси, Лэсси!

– Порода называется «колли», – подсказал и.о. начальника КМ и дал Кораблёву совет не колупать сейчас дубленку, а дома, в тепле дать отойти и чистой щеточкой осторожно отчистить.

Саша соглашался, что так будет разумнее, но ходить чмошником было не в его правилах, и он никак не мог успокоиться.

– Еще у него, у участкового, вся квартира заставлена банками с томатной пастой, а в ванной – молочная фляга… Зачем ему, Львович, столько томатной пасты?

– Самогонку он из нее гонит на продажу, – нейтрально ответил Птицын, провожая взглядом резко сорвавшуюся с места рубоповскую «шестёрку». – Ах, Дениска, ах, гонщик! Полетел куда-то. Будем надеяться, что за результатом…