– Понатыкали коробок этих невпопад, – возмущался Лёва, быстро вертя баранку, чтобы вписаться в проезд между типовыми домами. – Не люблю Машинку, как тут люди живут. Все, дальше не проедем, жители противотанковые заграждения вкопали.

Нужный подъезд определили по стоявшим возле него машинам «скорой помощи» и милиции.

В экипаже «пэпээс», первым подскочившем к месту происшествия, старшим был командир роты Швеллер. Худощавый, длиннорукий Швеллер, завидев приближавшегося Коростылёва, подтянулся, ребром ладони проверил, на месте ли находится кокарда шапки. Доклад его не занял и минуты.

Жители из тринадцатой квартиры в час пятнадцать вышли на улицу с целью устройства фейерверка из средств бытовой пиротехники и на бетонной площадке, на которую вывозится контейнер из мусоропровода, обнаружили мёртвого ребенка. Чей ребенок – не знают. Ничего подозрительного не видели и не слышали.

– Спрашивали, у кого в подъезде есть дети? – Маштаков придерживался правила, что искать в первую очередь следует поблизости.

– Так точно, товарищ капитан! – Швеллер был строевой косточкой. – Сказали, что в седьмой квартире. Мы туда сходили, ребёнок на месте, спит.

«Пэпээсники» сработали грамотно, прибыли быстро, обеспечили охрану места происшествия, провели разведбеседу с жильцами, обнаружившими труп, записали их данные, и даже сделали в верном направлении ход, направленный на раскрытие преступления.

– Рапорт мы сейчас напишем. – Швеллер знал порядок.

Кивнув, Маштаков направился к площадке у подъезда, чувствуя, как с каждым шагом ноги от колен и ниже наливаются тяжестью. За полные десять лет работы он выезжал на сотни трупов, особенно часто – в прокуратуре, но привыкнуть к смерти детей у него не получалось.

В сентябре во время работы по убийству в коттеджах девятилетнего Антона Синицына у Михи случился очередной срыв, к счастью, кратковременный.

Тельце ребенка, лежавшее на отчищенной от снега площадке, казалось ненастоящим. Из одежды на младенце, оказавшемся девочкой, имелась лишь фланелевая рубашечка в весёлый цветочек. Судя по размерам, девочке было не больше года. Головка ее была разбита вдребезги. Судебный медик в качестве причины смерти укажет открытую черепно-мозговую травму, полученную при ударе по голове твердым тупым предметом с неограниченной поверхностью или об ударе о таковой. На серой поверхности бетона краснели брызги крови, веером разлетевшиеся от головы. Судя по тому, что размозженный затылок находился в эпицентре брызг, тельце не перемещали. Сотрудники «скорой помощи» ограничились констатацией факта наступления смерти, необходимости в проведении реанимационных мероприятий не возникло.

Коростылёв рассматривал погибшую девочку из-за плеча Маштакова. Обернувшись, Миха увидел на лице у кадровика брезгливую гримасу.

– Что здесь произошло? – спросил полковник.

– Ребенка сбросили с большой высоты или, держа за ноги, ударили головой о бетон.

– Но зачем? – Коростылёв не скрывал надрыва. – Вот звери! Стрелять таких надо без суда и следствия!

Сокрушаться над трагедией можно было до бесконечности, результатов от этого не прибудет. Маштаков прикидывал фронт и направления работы.

– Надо срочно поднимать как можно больше сотрудников на отработку жилого сектора. – Полковник видел выход в привлечении массовки.

– Давайте сначала поработаем, – предложил Миха. – Скоро Сутулов подъедет и участковый. Со мною целых трое. Я начну обход подъезда с девятого этажа. Нас ведь интересуют только квартиры с окнами на эту сторону. Планировка стандартная, значит, нужно обходить только «трёшки», которые налево от лифта. У однокомнатных и «двушек» – окна на противоположную сторону, а те «трёшки», что направо от лифта, они – далеко. Докинуть из них можно, но траектория слишком мудрёная, козырёк над подъездом мешает. Получается, включая первый этаж, нас интересует девять квартир. Всего делов-то.

– Под вашу ответственность… – На месте происшествия, рядом с криминальным трупом ребенка в нештатной ситуации начальственный лоск заместителя по кадрам потускнел.

«Это тебе не тетрадки с конспектами проверять, – ехидно хмыкнул про себя Маштаков. – Тут головой думать надо».

Коростылёв двинул к своей «Волге». Ему пришлось сойти в сторону, на поребрик, чтобы позволить проехать «буханке» УАЗ-452 с продольной красной полосой по борту и большими цифрами «03», набитыми через трафарет на двери. Медикам тут делать было нечего.

Эксперт Николаев нагнулся к чемодану за фотоаппаратом. Когда выпрямлялся, его мотнуло.

Покосившись, не видит ли Коростылёв, Миха взял эксперта за бушлат на груди и резко встряхнул.

– Сосредоточься. Берия за тобой сечёт. Дыши носом, но не сильно. Не кури. Не лезь в разговоры. Понял?

Николаев угрюмо выдавил: «Понял», обдав кислым духом перегоревшего алкоголя.

«Почему он долго так не трезвеет? Сколько он выжрал на халяву на Восходе? Неужели ума хватило у себя в ЭКО добавить? Озеров-то пришёл в себя».

Маштаков не испытывал симпатий к эксперту и никогда не приятельствовал с ним, но Николаев был такой же тягловой лошадкой, как и он сам. Без блата и перспектив на повышение, с грошовой зарплатой. Поэтому Михе хотелось обломать кадровику удовольствие от возможности уличить эксперта в употреблении спиртного во время дежурства и с позором, в назидание другим выкинуть его на улицу, как нагадившего кошака.

Подошел Швеллер, протянул сложенный вдвое, чтобы на ветру не трепыхался, рапорт.

– Можем вернуться на маршрут патрулирования или нужны ещё?

Оперативник адресовал старшего лейтенанта к ответственному от руководства:

– Жираф большой!

Маштаков направился к подъезду. Дверь была оборудована кодовым замком, но «пэпээсники» предусмотрительно заблокировали её снизу осколком кирпича, за что Миха мысленно поблагодарил их.

В подъезде воздух стоял тяжёлый и влажноватый. Очевидно, из подвала просачивались испарения от протекавшей канализации. Под лестницей едко воняло кошачьей мочой, куда в России без этого. Маштаков двинулся вверх пешком, оглядывая каждую лестничную площадку и площадки между этажами, через которые проходил толстый асбестоцементный ствол мусоропровода. Освещение присутствовало далеко не везде, там, где его не имелось, под подошвами хрустела шелуха от семечек. Подъезд был типичный: стены, оштукатуренные под шубу, пластиковые покрытия с перил содраны неутомимыми вандалами. На пятом этаже через дверь тринадцатой квартиры, обитатели которой обнаружили труп, доносились музыка и хохот. Люди продолжали праздновать, чужое горе их не тронуло. Спасибо ещё, что в милицию позвонили, проявили сознательность. Здесь на пятом этаже Миха передохнул немного, а то дыхание у него сбилось. И было отчего – в последнее время пачки «Балканской звезды» на день ему не хватало.

«Надо уменьшать дозу», – зарёкся он, растирая через одежду правый бок.

Достигнув самого верха, Маштаков обследовал ход на крышу. Не исключено, что ребенка выбросили именно оттуда. Преступник мог случайно зайти в первый подвернувшийся ему подъезд. Если дело обстояло именно так, задача усложнится невероятно. Однако лаз на крышу оказался закрытым металлическим люком, в ржавых проушинах которого висел амбарный замок. Не похоже, что этим ходом кто-то пользовался в недавнее время.

На девятом этаже Маштаков позвонил в квартиру под номером тридцать три. Вскоре за обитой дерматином дверью послышались шлепающие шаги, дважды провернулась ручка замка. Затем шаги прошаркали в обратном направлении, удаляясь в глубину жилища. Никто ничего не спросил. Подождав с полминуты, Миха взялся за ручку и слегка надавил вперед, дверь подалась.

– Тук-тук-тук, – громко произнес оперативник в образовавшуюся щель. – Хозяева!

«А я милого узнаю по походке!» – в ответ из квартиры донёсся ухарский запев Гарика Сукачёва.

По одной из программ повторяли «Старые песни о главном».

Миха вытер ноги о плетёный коврик и шагнул через порог. В коридоре на застеленном ковролином полу мерцали мутные пятна света от телевизора, работавшего в большой комнате. Стараясь ступать неслышно, Маштаков прошел туда.

В полутемном «зале» перед экраном телевизора стояло кресло, все остальное плохо различалось в полутьме, тем более что оперативник зашел со света. Пошарив по стене слева от двери, он нащупал выключатель и нажал на клавишу. Под потолком ярко вспыхнула люстра с множеством стеклярусных висюлек.

На округлой спинке кресла лежал хвостик волос, стянутый резинкой.

– Ау! – окликнул Миха.

В кресле произошло шевеление, и из него поднялась девочка лет десяти в белой водолазке-лапше и джинсиках. Глаза у нее были заспанные, подбородок испачкан в шоколаде.

– А где взрослые? – спросил Маштаков.

– Мама в гости к тете Вике ушла-а, а бабушка то-оже потом ушла, – позевывая, сообщила девочка.

Стоявшая вдоль стены диван-кровать была разложена и застлана постелью. Из-под откинутого одеяла виднелся кусок постеленной поверх простыни медицинской клеенки рыжего цвета. На подлокотнике рядком лежала детская одежка: ползунки, вязаная кофточка, чепчик с завязками, пинетки.

– Тебя как зовут? – по-свойски спросил Миха.

– Настя, – девочка не испугалась чужого дяди.

– Насть, а где твоя сестренка?

Девочка вздрогнула всем худеньким тельцем, стрельнула взглядом на разобранную постель, потом на окно и обессилено опустилась в кресло. На неё напала икота. Она завыла на низкой монотонной ноте.

В этот момент скрипнула входная дверь, послышалась семенящая поступь шагов, шелест одежды. В дверях появилась пожилая женщина в крепдешиновом, давно вышедшем из моды цветастом платье. Сквозь толстенные стекла очков зрачки её казались неправдоподобно большими, антрацитовыми.

– Что?! Что случилось? Настя?! Мужчина, вы что тут делаете? А где Леночка? Настя, Леночка где? Ты ее в спаленку унесла? Настя?!

– Я из милиции, – сипло выдохнул Маштаков и прошел мимо кудахчущей тетки в коридор, там на полочке справа от вешалки имелся телефонный аппарат.

Он позвонил по «02», а дежурный по рации связался с радиофицированной «Волгой» заместителя по личному составу. Спустя десять минут квартира кишела должностными лицами. Многих выдернули из-за праздничных столов, выпитый алкоголь обострил эмоции, развязал языки. Все были чересчур деятельны и эмоциональны. Старший межрегионального отделения по раскрытию умышленных убийств Сутулов, следователь прокуратуры Максимов, местный участковый Асеев, судебный медик Пантелеев, криминалист Николаев, ещё люди в форме. В квартире стоял гомон. Примчавшаяся на такси мать девочек, узнав о случившемся, завопила на такой запредельно высокой ноте, что стоявший в метре от нее Миха вынужден был зажать уши руками.

В квартире проживали бабушка (в очках с сильными диоптриями), ее взрослая дочь (мать-одиночка) и две ее малолетние дочурки: одиннадцати лет и восьми месяцев от роду. Мать-одиночка ушла к подруге справлять Новый год, оставив девочек на бабушку. Та добросовестно сидела с внучками до половины первого. Маленькая давно спала без задних ножек. Чтобы она находилась под присмотром, ее принесли из спальни в зал, уложили на диване. Старшая Настя смотрела телевизор. Заскучавшая бабушка решила на полчасика сходить к соседке, рюмочку в честь праздника выпить и поболтать. В ее отсутствие маленькая, описавшись, проснулась и стала реветь. Настя как могла пыталась успокоить сестру, но у нее не получилось. Маленькая верещала, как резаная, заглушая телевизор на самом интересном. Тогда Настя взяла ее на руки, подошла к окну, отворила створку и выбросила сестренку с девятого этажа. Потом сделала звук телевизора погромче, поудобнее уселась в кресле, набрала в пригоршни конфет и продолжила смотреть «Старые песни о главном».

История простая и дикая. Просто дикая. Дико простая.

У Маштакова вдруг закружилась голова, он торопливо ухватился рукой за косяк. Придерживаясь рукой за стену, направился в сторону выхода из квартиры.

Бредя по коридору, боковым зрением зацепил около вешалки широкую спину в новеньком блескучем форменном бушлате.

Хорошо поставленный баритон рокотал в трубку:

– Под моим личным руководством, товарищ полковник… Я принял личное участие в поквартирном обходе… Особо тяжкое преступление раскрыто по горячим следам, товарищ полковник…

Выбравшись в подъезд, Миха плюхнулся на грязные ступени и долго хлопал себя по карманам, прежде чем наткнулся на сигареты. Вытащил пачку, выбил в прореху сигарету, она упала на пол, откатилась в сторону. Вытряс вторую, сунул в рот и завис, забыв, как прикуривают. Не обратил внимания на тяжелую поступь подошедшего вплотную человека.

Встрепенулся оттого, что его трясли за плечо. Поднял глаза вверх и увидел нависшего над собой Коростылёва. Лицо у того было суровым, а глаза – праведно торжествующими.

– Все, Маштаков, доигрался в бирюльки. Поехали в наркологию. На освидетельствование.

Миха пожал плечами: «Поехали». Всё равно оставаться в этом дурдоме у него не было сил. Пусть без него говно разгребают, а он прокатится на чёрной «Волге», потешит кадровика и сам заодно отвлечётся.