1927 год, март, 3. Ленинград
– Гляди-ка! – ткнул локтем один матрос другого.
– Чего тебе?! – недовольно воскликнул дремавший доселе морячок на лавочке.
– Какие гости к нам пожаловали!
– Какие?
– Да ты зенки-то протри и погляди! Вон туда.
Матрос поежился от холодного ветерка, попавшего за шиворот. Потер глаза. И таки посмотрел в указанную сторону.
Там прибывал бронепоезд.
Передняя буферная платформа с запасом рельсов, шпал и шанцевым инструментом. Специально на случай порчи рельсов или их подрыва. Потом шел паровоз, прикрытый броневым кожухом. Дальше – тендер с углем. Вооруженный вагон с поворотной башней, где стояла 76-мм горная пушка и спаренный с ней станковый пулемет. Три бронированных вагона. Еще один вооруженный вагон. Тендер. Забронированный паровоз и буферная платформа.
Не бог весть что, но нарком по военным и морским делам теперь ездил только на таком поезде, совершая свои визиты. После покушений – сумел себе пробить и в самые сжатые сроки построить.
Временно.
Потому что на Ижорском заводе под руководством Николая Ивановича Дыренкова[7] занимались проектированием нового бронепоезда для командного состава. Но уже на базе дизельного движения, а не парового локомотива. Причем серийного. Он должен был получиться более компактным и подвижным, лучше защищенным и вооруженным. А главное – имеющим больший запас автономного хода и радикально более высокую оперативную надежность.
А вместе с новым дизельным спецпоездом Дыренков занимался проектированием и целой серии моторных броневых вагонов разного назначения. Тут и зенитные для тылового прикрытия. И патрульные. И прочие.
Михаил Васильевич планировал таким образом радикально обновить и усилить железнодорожные силы. Что особенно было ценно для контроля за удаленными регионами и тылами…
– Это кого это к нам занесло? – спросил третий матросик, сплюнув.
Однако ответ ему не потребовался.
Из вагона высыпала охрана и довольно грамотно заняла периметр. До зубов вооруженная с пистолетами-пулеметами и самозарядными винтовками. Нарисовалось даже несколько бойцов с полноценными винтовками, оснащенными оптическими прицелами. И несколько наблюдателей с биноклями.
Потом вышел Фрунзе.
С женой.
Она его в этой поездке сопровождала.
Он вообще почти никогда не оставлял ее дома, отправляясь в командировку. Жена должна быть с мужем. Особенно молодая и красивая. Во всяком случае, ему было как-то неловко ее оставлять надолго. Да и личный секретарь в таких поездках требовался. И не только секретарь…
Вышли.
Спокойно прошли через здание Московского вокзала.
Сели в автомобиль и укатили куда-то в составе кортежа из девяти однотипных седанов, выкрашенных в одинаковый цвет. В остальные сели частью бойцы охраны, частью сопровождающие.
Причем все быстро.
Раз.
И вроде как все рассосалось. А о случившемся напоминал лишь бронепоезд довольно грозного вида и его охрана. Но уже без контроля периметра и не мешающая никому.
– Лихо, – почесав затылок, констатировал морячок.
– А краля у него что надо.
– Да ну тебя, – сдвинув ему бескозырку на лицо, шутливо произнес третий.
– Не, ну правда.
– Краля как краля. И получше видали. Ты лучше бы не на нее пялился, а на тех волков, что наркома окружали.
– А что?
– На него ведь три покушения было. Если убийцы через этих прорывались, то… – развел он руками. – Не представляю, как он кому-то поперек горла стоит, чтобы на такую отчаянную лихость идти.
– Контре, может, какой-то?
– А бес его знает… Может, и контре.
– А разве нет?
– А тут-то он чего так хоронится? Разве у нас тут контра на каждом углу сидит?
– А ты пойди ее найди. Таится же. Болтают, будто бы его на операционном столе чудом не убили.
– Это не то, – отмахнулся матросик.
– Как не то? Уважаемые же люди. И тут – раз! – перекрасились. А может, и были такими всегда.
– Так не с винтовки же били его.
– Ну так и что?
– И стреляли, – добавил четвертый морячок. – Слышал я, что как-то на него у́рок натравили. Те по авто его палить вздумали…
Так и болтали, перемывая кости самому наркому, его жене, его охране, бронепоезду и далее до бесконечности. Все равно время коротать, ожидая свой поезд.
Фрунзе тем временем двигался по заранее намеченным им адресам. План модернизации и развития флота, прежде всего Балтийского, никуда не делся. И начинал потихоньку поджимать. Строго говоря, именно этот флот был наиболее важен для молодого СССР в самой ближайшей перспективе.
Первостепенной задачей являлось прикрытие Ленинграда с моря. В том числе от превосходящих сил потенциального противника. Что Фрунзе планировал обеспечивать силами в первую очередь малых подводных лодок и самолетов-торпедоносцев берегового базирования. А также посредством группировки минных заградителей, в том числе подводных[8], сторожевых кораблей и множества катеров разного типа.
Эта задача была постоянной. И ее требовалось решить уже вчера. Отчего именно на ней Михаил Васильевич концентрировался в первую очередь.
Менее остро стоял вопрос об обеспечении с моря проведения перспективных военных операций против «балтийских тигров» и Финляндии. А возможно, что и Швеции. Здесь требовалось создать крепкую, но небольшую наступательную группировку из двух-трех кораблей первого ранга. В качестве ядра флота, обеспечивающего его устойчивость. В окружении из подходящих легких сил. Само собой, без линейных крейсеров и прочих подобных инструментов, которым было на Балтике тупо не развернуться.
В качестве же основных рабочих лошадок в этих перспективных операциях нарком видел канонерские лодки и десантные корабли. Само собой, специальной постройки и довольно разнообразные. Плюс военно-транспортные корабли да морские тральщики. И главное, достаточно большой корпус морской пехоты, который он собирался разворачивать не по советскому, а по американскому канону, то есть не как легкую, а как тяжелую пехоту специального назначения.
Про авианосцы на Балтике Фрунзе если и думал, то только в ключе создания одного-двух вспомогательных аппаратов. Скорее как противолодочная плавбаза, чем авианосец в привычном смысле слова. Основной же корпус морской авиации он считал рациональнее размещать на берегу. Во всяком случае, в условиях Балтики.
Из чего и выстраивалась «дорожная карта» – план то есть.
Например, все «Новики» по его задумке требовалось модернизировать, превратив во вполне приличные сторожевые корабли, способные прикрывать не только акваторию, но и ордера на марше, а также конвои. Для чего требовалось заменить артиллерию на более подходящую для нового спектра задач, поставить мощное ПВО, средства сброса глубинных бомб, новые силовые установки и прочее.
Ради «Новиков» Фрунзе как раз и прибыл. Так как «на местах» начался совершенно нетерпимый и контрпродуктивный срач. Участников требовалось срочно растаскивать за шкирку по углам и расставлять приоритеты вручную.
Да, рисковая стратегия. Так можно было и промахнуться. Причем легко. Если же оставлять эту ругань на самотек, то она могла идти вечно. Время же, по мнению наркома, был не только единственным невозобновимым ресурсом человечества, но и крайним дефицитом…
Вечерело.
Михаил Васильевич устало смотрел на очередную партию спорщиков. И боролся с острым желанием их всех прямо тут и застрелить.
Вот уже пару часов «рубились» Всеволод Александрович Ваншейдт с ленинградского завода «Русский дизель» и Афанасий Осипович Фирсов[9] с коломенского паровозостроительного завода, где он уже почти год по предложению Фрунзе занимался дизелями при активном участии представителей германской компании MAN, сотрудничество с которой было очень сильно расширено в 1926 году. А также германской же компании Argus. Ну и моряков из военно-технического комитета. Куда уж без них?
Вопрос стоял остро и ребром. О выборе преимущественного типа силового агрегата для флота. Военно-технический комитет налегал на паровые турбины. Ваншейдт – на двухтактные дизеля. Мирошин – на четырехтактные.
Для искушенного читателя вопрос этот выглядит странным. Ведь в те годы не выпускали дизелей подходящей мощности, годной для того, чтобы поднимать вопрос о преимущественном движителе в масштабах флота. Но есть нюанс. Весной 1926 года Фрунзе сделал две очень важные вещи. С одной стороны – вбросил через ТЗ перспективную идею новых силовых агрегатов. А с другой – стал активно расширять сотрудничество с такими германскими компаниями, как MAN и Argus, обладающими технологиями, подходящими для реализации задумки.
– Так, товарищи, спокойно! – наконец рявкнул нарком, которого это все уже достало.
Присутствующие, казалось, его не заметили. Как галдели, так и продолжали галдеть. Как чайки у городской помойки.
Михаил Васильевич еще раз крикнул, призывая к порядку.
Ноль реакции.
Тогда он тяжело вздохнул. Достал пистолет. И бесхитростно выстрелил в потолок. Понятно не над своей головой, а чуть в сторону. Так что посыпавшаяся штукатурка угодила как раз на спорщиков. Звук же выстрела в замкнутом, хоть и просторном помещении, легко сумел «перекричать» все остальные «глотки».
Все заткнулись и уставились на наркома.
– Время, – громко и отчетливо произнес он.
– Что время? – не понял командующий Балтийским флотом Векман Александр Карлович.
– Время на дебаты. Первой будет отвечать команда научно-технического комитета, – с усмешкой произнес нарком, не убирая пистолет в кобуру, а положив на стол рядом с собой. – Николай Иванович, – обратился он к Игнатьеву, – у нас есть подходящие турбозубчатые агрегаты или турбины в налаженном производстве для модернизации флота и оснащения новых кораблей?
– Нет, – несколько секунд поколебавшись, ответил тот, не сводя взгляда с пистолета. – Но их несложно…
– Достаточно. Пока достаточно, – перебил его Фрунзе. – Всеволод Александрович, – обратился он к Ваншейдту. – У нас есть подходящие двухтактные дизеля?
– Почти, – спокойно ответил тот.
– Почти «что»?
– В производстве быстроходного судового двухтактного дизельного двигателя у нас нет. И мы его пока не начали осваивать. Но у компании MAN есть подходящие проекты. Уверен, что мы сможем их запустить в серию в самые сжатые сроки. При их помощи, разумеется.
– Это отрадно слышать. Но на Коломенском заводе уже начали серийный выпуск двигателя MAN F6V[10]. И уже готовят к серии его 8-, 10- и 12-цилиндровые версии.
– Двухтактные дизеля будут давать бо́льшую мощность в том же весе и габаритах, – невозмутимо заметил Ваншейдт.
– Сколько потребуется времени на их запуск в серию?
– По меньшей мере полгода, – произнес представитель компании MAN. – При самых благополучных раскладах. Но я думаю, стоит закладываться на год-полтора или даже два.
– Англичане с французами нам дадут столько времени? – задал риторический вопрос нарком.
Все промолчали.
Собственно, в чем была задумка.
Изучая германский рынок и подбирая компании для сотрудничества, Михаил Васильевич наткнулся на двигатель Argus As 5, представляющий собой «звезду» из шести 4-цилиндровых блоков двигателей попроще, которые объединял общий картер и коленчатый вал.
Понятно, не серийный образец. Но это натолкнуло Фрунзе на мысли о знаменитой советской пятисотой серии дизелей, которые активно ставили на легкие корабли в Союзе после войны. В голове у него это пересеклось с корабельным дизелем MAN F6V и… понеслось. Он собрал консилиум из этих двух указанных компаний и предложил им сложную, но крайне интересную задачку – скрестить ужа с ежом.
По предварительным габаритам получалось что-то в духе обычной турбины[11]. Плюс-минус тапочек. Только котельные освобождались. И ход становился радикально гибче да экономичнее. Про оперативную готовность и речи не шло: завести дизель и развести пары – две большие разницы.
При этом вопрос вибраций решался большим количеством цилиндров и общей стабилизацией, то есть беды «Дойчланда», когда из-за вибраций на полном ходу приходилось общаться записками, можно было избежать. Равно как и снижения точности стрельбы. Даже при применения двухтактных дизелей. А ленинградский завод «Русский дизель» сразу включился в процесс и нашел массу сторонников в самой компании MAN.
Сохранялось, правда, довольно сильное лобби турбозубчатых машин на паровых турбинах. Дескать, мутная тема эти «звезды» и слишком сложная. А вот турбины – дело верное. Но как только в руководстве Веймарской республики узнали о задумке Фрунзе, это лобби стали жестко оттирать[12]. С каждым месяцем, с каждой неделей, с каждым днем все больше и больше влиятельных заинтересованных лиц подключалось к этому вопросу. Именно в формате продвижения проекта дизельных многорядных «звезд». И не только в Германии, но и в Союзе.
Дизель был модной темой…
Так или иначе, тема пошла.
Но почти сразу она уперлась в выбор тактности базового двигателя, где начался жесткий клинч боевых Буридановых ослов. Чем активно пользовались сторонники паровых турбин. И так длилось до сего дня. Пока Фрунзе не психанул, наблюдая за этим дурдомом, и не решил вмешаться. И дело пошло. Но только после того, как нарком пулей осыпал штукатурку на головы спорщиков. А потом, не убирая оружия, быстро устранил противоречия… хм… инженерно-технического характера.
Было решено строить семилучевую «звезду» из 6-цилиндрового четырехтактного дизеля MAN F6V. А также ее варианты с блоками по 8, 10 и 12 цилиндров.
Но и это еще не все.
Михаил Васильевич помнил о М-507. Силовом агрегате, который представлял собой, по сути, турбозубчатый агрегат. Только собранный не из двух турбин и редуктора, а из двух дизельных «звезд» пятисотой серии и редуктора. Что позволяло в теории получить спарку из двух «звезд», собранных из 12-цилиндровых блоков, давая в теории порядка 31–32 тысячи лошадей на вал, то есть, поставив на корабль четыре вала с гребными валами, можно дать ему порядка 120 тысяч лошадиных сил энерговооруженности.
Без наддува.
А ведь он у немцев имелся. Более того, на Коломенском паровозостроительном заводе уже имелась вся необходимая для него документация.
Понятное дело, на предельные показатели никто не закладывался.
Да и агрегат весьма хтонического вида получался.
Но Фрунзе знал – были такие железки.
Да, послабее.
Но были.
И работали. Причем весьма стабильно.
И создавали их советские инженеры, а не германские. Причем в ходе войны и сразу после ее окончания. А это, прямо скажем, не фронтир научно-технического прогресса.
В оригинальной истории по этому пути не пошли. Михаил Васильевич это знал. Как и то, что в оригинальной истории путь развития науки и техники был крайне связан с «его величеством случаем» и конъюнктурой. Из-за чего очень много перспективных и крайне полезных направлений развития науки и техники попросту отмирали или отсекались магистральными трендами.
Риск?
Огромный.
Был очень серьезный шанс провалиться со страшным треском. Однако в случае успеха это открывало новые горизонты.
И, прикинув расклад, Фрунзе решился. Понимая, что за ним в этом деле стоят не столько скудные научно-технические ресурсы Союза, сколько Веймарская Германия, в высших кругах которой все сильнее и сильнее нарастал реваншизм. И шел поиск способов догнать и обогнать своих противников. В том числе с помощью нестандартных технических решений.
Но нарком не был Хрущевым, то есть в таких фундаментальных и важных вещах не ставил все фишки на одну позицию. И работ по турбинам не сворачивал. Более того, даже вел поиски подходящих образцов для копирования.
Ему ведь требовались пути отхода в случае чего.
По этой же причине раньше времени он не «кричал» о новой, прорывной технологии. Говорить «гоп» до прыжка было глупо. Да и можно спровоцировать англо-французов. Однако все одно – ставку сделал, постаравшись разыграть ее в полной мере.
– Устал что-то… – тихо прошептал Михаил Васильевич, выходя на улицу.
Рядом хмыкнул командир Балтийского флота. Он и сам взмок от той затяжной ругани, которая называлась совещанием.
– Может, в баньку? – поинтересовался председатель научно-технического комитета флота.
– Можно. Но потом. Надо сегодня еще к Григоровичу заехать. Мы с этим бредом весь график сбили, – мотнул он головой в сторону здания за его спиной. – Надо было сразу пистолет доставать.
– Надо. Даже удивительно, как все сразу стало конструктивным и спокойным.
– Добрым словом и револьвером можно добиться намного больше, чем одним лишь словом, – назидательно подняв палец, произнес нарком. – Тут главное – не увлекаться. И применять этот метод только тогда, когда все летит в Тартар. Ладно. По машинам. Время… время… мы его безбожно сжигаем впустую.
Спорить с Фрунзе никто не стал. Посему минуты не прошло, как люди рассовались по машинам, и кортеж тронулся. «Под всеми парами» направившись в отдел морского опытного самолетостроения ЦКБ Авиатреста, которым руководил Дмитрий Павлович Григорович. Тот самый, который в 1913 году создал свой первый гидросамолет. А в дальнейшем его совершенствовал в разных моделях.
Перед ним дистанционно, в формате переписки, Михаил Васильевич поставил две очень важные задачи. Хотя, конечно, на первый взгляд они такими, наверное, и не выглядели.
Первая заключалась в создании так называемого airboat, как его называли в англоязычной среде. Точного названия в русском языке нарком не знал. Ближе всего было словосочетание – аэросани-амфибия.
В Союзе с 1918 года разрабатывали и производили аэросани. Но практически исключительно как сани, то есть средство передвижения по снегу и льду. Фрунзе же поставил перед Григоровичем задачу создать аэросани-амфибию, способную ходить не только по снегу и льду, но и по воде и заболоченным участкам.
Зачем?
Как патрульно-поисковое средство и, что намного важнее, сверхлегкий десантный катер, который может и зимой по льду Финского залива пехоту перевозить, и летом по водной глади. Хотя и с ограничениями по волнению.
Почему это поручили Григоровичу?
А кому еще? Профильных КБ в Союзе не имелось для таких задач. А аэросани разрабатывали все кому не лень. Тут же хотя бы какие-никакие, а имелись наработки. Все-таки гидросамолеты разрабатывали-строили. И насколько Фрунзе знал, проектировали летающую амфибию под руководством подчиненного Григоровича – Вадима Борисовича Шаврова…
Вот как раз с самолетом-амфибией и было связано его второе задание. Почти напрямую. Он поручил ОМОС изучение экранного эффекта. Его к тому времени уже открыли. И нарком, наткнувшись на заметку о нем, прямо оживился.
Практически каждый мальчишка в Союзе и после его развала слышал про экраноплан «Лунь». Про эту трехсоттонную махину, носящуюся над водой со скоростью около 500 км/ч. Хотя бы раз – уж точно.
Так вот.
Фрунзе имел в виду совсем не его, когда давал задание Григоровичу. Михаил Васильевич в той жизни своими глазами не раз видел легкие экранопланы вроде «Волги» или «Акваглайда». Для чего-то подобного никаких запредельных технологий не требовалось. Их было реально сделать даже из фанеры при достаточно дохлом моторе в сотню-другую лошадей. Благо, что даже идущий на скорости в 120–150 км/ч такой пепелац был заметно быстрее любого торпедного катера. Даже глиссирующего. И его радикально меньше трясло. Что было крайне важно. Ибо сидеть на катере, идущем даже со скоростью 40–50 км/ч, было удовольствием ниже среднего. Когда же катер пер со скоростью под 100 км/ч, находиться на нем являло собой особую форму бешеного родео, доступного далеко не всем. И Михаил Васильевич видел в легких экранопланах перспективу именно в формате катеров: патрульных, поисковых, десантных, торпедных и так далее, то есть как старших братьев airboat.
И обо всем этом требовалось поговорить.
Вживую.
Посмотреть на их мини-модели.
Заглянуть в их глаза, пытаясь понять – занимаются они делом или саботируют. Ну и так далее. Командующий же Балтийским флотом и председатель научно-технического комитета в этом деле выступали очень важными фигурами. Проводниками воли наркома. И требовалось, чтобы они как можно лучше понимали и осознавали задумку. Вот он их и потащил с собой…
О проекте
О подписке