Читать книгу «Мохнатый бог» онлайн полностью📖 — Михаила Кречмара — MyBook.

Глава 2 Медведь как он есть

Бурый медведь – крупный могучий зверь, облик которого всем давно и хорошо известен. Плотное, сбитое туловище, мощные лапы с кривыми длинными когтями, короткая сильная шея и большая лобастая башка с маленькими тёмными сонными глазками, которые отчего-то принято называть «свиными».

Служители зоопарков недолюбливают медведей именно за эти глаза. Утверждают, что по ним невозможно угадать, какие мысли шевелятся под черепом в мохнатой клыкастой башке.

Человеку, повстречавшему медведя в природе, на первый взгляд кажется, что зверь состоит из одной этой головы и приставленных к ней лап. Только чуть погодя видишь сверху над лапами и башкой колеблющийся мохнатый горб туловища – и это последнее, что успеваешь заметить, потому что зверь, почуяв на себе чей-то взгляд, тотчас растворяется в ближайших зарослях.

Так исчезать умеет только медведь – мгновенно и бесшумно, точно призрак. И ещё минуту стоишь неподвижно, соображая – видел ты кого-нибудь на пустом месте или только поблазнилось тебе, изнурённому пустынностью дикого леса. Но нет, подойдя к самой опушке, обнаружишь на полоске влажной земли крупные отпечатки, похожие на следы босой ступни с когтями. За эти следы и закрепилось среди аборигенов Сибири тайное прозвище бурого медведя – «босой старик».

Заговорив о лапах, есть смысл вспомнить и о когтях.

Коготь бурого медведя может представлять довольно внушительное зрелище – в нашем доме до сих пор находится медвежья шкура с серыми когтями длиной 14 сантиметров. Но наибольшей длиной и остротой обладают лишь когти медведя, только что покинувшего берлогу. В течение лета они стачиваются и затупляются, с тем чтобы вновь отрасти за зиму.

Когти бурого медведя – это вполне многофункциональное орудие труда с очень разнообразным использованием. Первое, что приходит в голову, когда рассматриваешь эти гибкие роговые крючки, – перед тобой орудие убийства. Конечно, когти медведя не обладают жалящей остротой когтей тигра или, к примеру, леопарда. Но ужас медвежьих когтей – в силе лапы, из которой они растут. А эту силу трудно преувеличить. От удара медвежьей лапы лопается борт дюралевой лодки, рвётся четырёхмиллиметровая стальная проволока, ломаются позвонки лошади или сохатого. Она в состоянии свалить лиственничный пень, по размерам сопоставимый с самим медведем, погнуть лист двухмиллиметрового железа, из которого сделан борт вездехода, разломать охотничью избушку или раздавить железную консервную банку. Даже осенью, когда весь зверь заплывает жиром перед тем, как залечь в берлогу, и тело его окутывается мягкой толстой шубой жировой ткани, лапы его остаются свободными от этого покрова. Они остаются тем, чем должны быть, – мускулистыми, жилистыми, молниеносными лапами хищника. Ибо бурый медведь остаётся хищником, что бы про него ни говорили любители теории всеобщего миролюбия.

Скелет медведя – скелет настоящего хищника: массивные кости поддерживают тяжёлое мускулистое тело.


Когти – это как раз и есть один из главных инструментов этого хищника. Когда имеешь дело с медвежьими когтями, надо помнить, что они не растут просто из лапы пучком, как торчат гвозди из доски. Каждый коготь растёт из пальца, как ноготь на руке человека, и этот палец сам по себе способен к действиям. Медведь может подогнуть четыре когтя к ладони, а оставшимся проткнуть банку со сгущённым молоком. Когда медведь наносит удар, пальцы с когтями на его лапе растопырены, для того чтобы увеличить площадь поражения. После удара зверь сжимает ладонь – так, чтобы полукруглые костяные серпы ещё глубже вошли в тело жертвы и удерживали её, пока она не перестанет двигаться.

Несмотря на свою кажущуюся неуклюжесть, медведь гибок и пластичен, как кошка.


Однако когти несут и другие функции, полезные для бурого медведя. Например, когтистая лапа – прекрасный инструмент для разламывания трухлявых деревьев в поисках насекомых. А ещё – нечто вроде экскаваторного ковша, если требуется разрыть нору арктического суслика или сурка, выкопать берлогу или разгрести неохраняемую могилу на кладбище.

Физическая мощь бурого медведя издавна вызывала самое неподдельное удивление у охотников и натуралистов, да и любого человека, кто с ним сталкивался. Казалось, люди не в состоянии спокойно относиться к живому существу, наделённому столь феноменальными способностями.

Медведь со светлой шкурой может оказаться родным братом медведя со шкурой тёмной (оба снимка сделаны в одном месте, на расстоянии 2 км друг от друга)

Медведь со светлой шкурой может оказаться родным братом медведя со шкурой тёмной (оба снимка сделаны в одном месте, на расстоянии 2 км друг от друга)


Ещё А. Черкасов писал о медведе: «Сила челюстей его удивительна: зубами он дробит огромные кости, перекусывает толстые берёзовые бастрыги, а лапами бьёт так сильно, что с одного удара убивает до смерти человека и роняет лошадь на землю. Сила его замечательна: он, стоя на дыбах, легко держит в передних лапах больших быков и лошадей и даже перетаскивает их с одного места на другое».

Бурый медведь плавает не хуже белого.


Клыки у медведя также являются непосредственно орудием убийства. Их он использует по большей части для того, чтобы удерживать уже пойманную добычу. При этом пускает в ход всю мощь своих тяжёлых челюстей – их усилия бывает достаточно, чтобы промять насквозь ствол дробового ружья. По крайней мере, о таком случае рассказывает великий знаток русского медведя профессор Н. К. Верещагин.

Зубная система бурого медведя производит на специалиста двойственное впечатление. Массивные острые клыки плотоядного хищника рядом с бугорчатыми плоскими коренными зубами, предназначенными скорее для перетирания пищи, говорят о том, что рацион бурого медведя включает в себя много элементов как животного, так и растительного происхождения.

Какой вид пищи и когда он предпочитает, мы поймём, когда подробнее рассмотрим всего лишь один год из жизни бурого медведя.

Глава 3 Медвежья жизнь как крайняя форма индивидуализма

Жизнь медведя трудна, голодна и полна неожиданностей. Границы владений нашего героя протянулись от джунглей Южной Азии и нагорий Тибета до убогих чахлых тундровых кустарников и полосы лесотундры. Они образуют область обитания бурого медведя – его ареал.

Конечно, было бы наивно думать, что медведи, живущие в столь разных местах, во всём походят друг на друга. Как и люди, они образуют различные расы или подвиды. Учёные-систематики в разное время выделяли на территории СССР до 10 таких «медвежьих народов». Это, правда, не идёт в сравнение с дробной системой, которая была принята в Соединённых Штатах, – один американский исследователь ухитрился выделить на одной Аляске около 40 видов медведей. Но время прошло, систематики поуспокоились, золотой период их расцвета прошёл, и сейчас считается, что на территории Евразии, помимо четырёх основных подвидов бурого медведя: обыкновенного, восточно-сибирского, камчатского и маньчжуро-уссурийского, – выделяют ещё медведя сирийского, белокоготного и кавказского.

Только медведица может уживаться со своим детёнышем – но не дольше двух с половиной лет.


Пожалуй, из крупных млекопитающих никто, кроме бурого медведя, не может похвастаться такой огромной «захваченной» территорией. Я добавлю, что пресловутый медведь гризли, обитающий в Северной Америке, по существу ничем не отличается от нашего русского топтыгина.

Между ареалами различных подвидов не существует резко проведённых границ. Пограничные территории шириной в десятки, а то и сотни километров заселены зверями, обладающими промежуточными чертами.

Каждая разновидность медведя выделяется своими характерными признаками, которые проявляются не только во внешнем облике, но и в поведении, в образе жизни. Их определяет бытие медведя.

А бытие нашего героя обусловлено прежде всего особенностями климата и способом добывания пищи.

Безусловно, бурый медведь никогда бы не смог завоевать такие огромные пространства в Евразии и Северной Америке, если бы не умел приспосабливаться ко всему на свете. У учёных принято говорить, что бурый медведь – вид экологически пластичный.

Науке известно огромное количество так называемых узкоспециализированных видов, как современных, так и давно вымерших. Хрестоматийный пример целого класса, вымершего в незапамятные времена из-за того, что жизнь резко переменилась, – пресловутые динозавры. Их в большинстве своём как раз и отличала необычайно узкая специализация. Из множества современных зверей такого рода можно вспомнить жирафа, ленивца и сумчатого медвежонка – коала. Коала питается только листьями определённой группы эвкалиптов, жираф – прекрасный пример приспособления к жизни в саванне и нигде более; ленивец – своеобразный приспособленец к висячему образу жизни в условиях изобилия корма. Он живёт (а может, правильнее – существует) в кронах деревьев южно-американской сельвы, повиснув спиной вниз на ветках и медленно жуя листья. Ленивец погибает, даже если расстояние между соседними деревьями – тем, которое он уже объел, и тем, на которое ему хочется перебраться, оказывается слишком велико.

В противоположность этим узким специалистам, про которых можно сказать, что они постоянно пребывают на «лезвии экологической бритвы», существуют пластичные виды, для которых нет таких жёстких границ среды обитания. Среди них, конечно, чемпион по выживанию – «комнатная собачка дьявола» – серая крыса. А также волк, ворона и, конечно же, бурый медведь.

Одним из главных показателей пластичности животного является его всеядность.

Ещё один пример похожего «приспособленца» в дружной семье животных – кабан, также «захвативший» изрядный кусок земной поверхности. Тот всеяден настолько, что через эту свою черту вошёл в русскую народную мудрость. В пернатом мире повадками и образом питания очень похож на медведя ворон.

И что интересно – именно эти животные имеют и наиболее высокий среди зверей и птиц «интеллектуальный уровень». А если мы продолжим поиски всеядных аналогов, то в конце концов через обезьян упрёмся в самих себя. Люди всеядны в высшей степени.

Именно всеядность, как считают некоторые учёные, способствует выработке настолько сложного поведения у вышеперечисленных животных (включая человека). Кое-кто даже усматривает в нём первичные элементы разума. В самом деле – для того, чтобы поддерживать свою жизнь столь разнообразными способами, как это делает бурый медведь, можно предположить, что он обладает гораздо более широким набором реакций, чем, скажем, корова. Бурый медведь собирает ягоды и охотится на крупных копытных, ловит рыбу и выкапывает из нор сусликов, разоряет муравейники и ищет падаль, разыскивает гнёзда и громит охотничьи избушки… Всем этим он занимается во славу живота своего и для продления жизни.

С другой стороны, ошибочно считать медведя тупым пожирателем самого доступного корма – он отнюдь не прочь поразнообразить свой рацион. Опытные охотники знают, что во время нереста лососёвой рыбы медведь лучше всего «клюёт» на мясную приваду, а пытаться приманить его гнилой горбушей – дохлый номер. Зато в начале лета груда прошлогодней кеты для него – лучшее лакомство.

Интереснее всего, что медведь всякий раз пользуется новыми способами добывания пищи. Трудно найти другого зверя, столь быстро реагирующего на возникающие изменения в окружающей среде, как бурый медведь.

Тогда почему же медведи, раз они такие умные, так не любят друг друга?

Главный враг бурого медведя (кроме человека) – это сам бурый медведь.

…В Департаменте рыбы и дичи штата Аляска на шкафу моего друга Гарри Рейнольдса среди папок, карт и полевых дневников пылился костяк

медвежьей башки. Хорошо зная своего коллегу, я всё время удивлялся, как он может держать в своём крохотном кабинете такой здоровенный вонючий череп.

– Это не простой медведь, – хитро улыбаясь, сказал Гарри, – он был одним из сотни медведей, носивших радиоошейники в хребте Брукса, в нашем районе исследований. Мы брали у них пробы крови, позволяющие выяснить, кто в какой степени родственник друг другу. Ну и наблюдали за ними, само собой разумеется.

– Так вот, этот медведь – ему был присвоен номер 1652,—продолжал Рейнольдс, – убил и съел четырёх молодых медведей, которые, вероятно, были его детьми, а также старую медведицу, которая, судя по анализу ДНК, была его матерью. В конце концов, он возомнил себя самым крутым медведем на нашем участке тундры и вломился в балок к трапперам-эскимосам. Эскимосам он не успел объяснить, сколь он крут, потому что они его, не задумываясь, пришлёпнули.

У этой лиственницы половина кроны ободрана медведем.


Случай, когда большой медведь напал и убил медведя поменьше, я лично наблюдал весной на Охотском побережье во время сопровождения группы иностранных охотников, приехавших в Магаданскую область охотиться на медведя.

Дерево, помеченное многими медведями. Такие «верстовые столбы» медведи размещают вдоль своих троп и перекрёстков.


Один из гостей был германским банкиром и владельцем казино, охотой не интересовался и поехал с охотниками, что называется, за компанию. Он отходил от лагеря не более чем на 600 метров, сидел недолго на валунах, а затем возвращался обратно. Однако к концу поездки, когда его компаньоны начали обрастать трофеями, он забеспокоился.


Пригласив меня в палатку, он произнёс бессмертную фразу, почти дословно совпадавшую с фразой, прочитанной мной когда-то в книге Дж. Хантера «Охотник».

– Вы ведь охотник, правда? Вот и охотьтесь! Убейте мне приемлемого медведя, а я потом приду в это место, мы сфотографируемся – вот и у меня будет трофей!

Решение это меня несказанно обрадовало – перспектива иметь неотстрелявшегося клиента мне совершенно не улыбалась.

Должен сказать, что охота в одиночку и сопровождение клиента на охоте – это до такой степени разные вещи, что даже обсуждать их вместе несколько неудобно. В сопровождении охотника гид должен находить компромисс между поисками трофея и личными предпочтениями гостя. Иногда бывает так, что клиент просит вас объяснить ему, почему вы ведёте себя так или иначе, а вы не можете… Просто ваш личный опыт и какие-то необъяснимые, буквально витающие в воздухе приметы подсказывают, что поступать надо именно так, а не иначе. Но гость довольно часто, обладает собственным охотничьим опытом, иногда – не меньшим, а то и большим, чем у проводника, тем более – приобретённым в очень различных условиях. Когда же охотишься в одиночку, то считаться приходится только с самим собой.

Итак, я шёл вдоль скального клифа Охотского моря. В этих местах он не был сплошным обрывом – скальники перемежались длинными, уходящими вниз зелёными луговинами, на которых паслись медведи и снежные бараны. Внизу на скалах белыми кружевами висел прибой. Я шёл против ветра и вдруг увидел на кромке обрыва в полукилометре от себя довольно крупного медведя. Меня насторожило то, что медведь вёл себя беспокойно, время от времени садился на землю, крутил головой, будто пытаясь поймать крутящийся над скалами ветер.

Я прикинул– видеть меня он не может, – я нахожусь ещё довольно далеко от него и стою на фоне холмов. Ветер дует на меня – значит, он не может меня почуять. Правда, может быть, с наветренной стороны идёт ещё одна группа охотников из нашего же лагеря и медведь чует именно их. С другой стороны, вроде никто, кроме нас, в эту сторону не собирался идти. Но медведь совершенно очевидно выглядел встревоженным. Поэтому я решил двигаться как можно осторожнее и укрылся за камнями. Медведь же продолжал идти мне навстречу, постоянно останавливаясь и нюхая воздух. И в тот момент, когда я решил остановиться и подождать, пока медведь сам подойдёт ко мне на расстояние верного выстрела, зверь вдруг развернулся и кинулся вниз по уходящей к морю зелёной луговине и скрылся из вида. Почти сразу же оттуда раздался отчаянный медвежий крик, наподобие того, как орут медвежата, когда их шлёпает разъярённая их непослушанием медведица.

Останки медведя, погибшего в схватке с другим медведем. Фото О. Мочаловой.


Я сразу сообразил, что произошло, – странное поведение большого медведя объяснялось тем, что он скрадывал другого медведя, который пасся на луговине внизу и которого я не видел. Сразу же прикинув, что медведям сейчас явно не до меня, я побежал по гребню обрыва, уже совершенно не скрываясь, и наконец увидел поразительную картину.

Маркировка деревьев медведем.


На небольшой лужайке большой медведь прижимал лапами к земле маленького медведя – похоже, трёхлетку, только что отогнанного матушкой. Он держал его голову в пасти и, видимо, только что прокусил череп, потому что малыш уже не орал, а просто дрожал в агонии. Большой медведь тряхнул его раз-другой, словно желая наверняка убедиться, что медвежий подросток уже не оживёт.

Тут пуля из самозарядного карабина «Тигр» и пробила его грудную клетку, задев позвоночник. Он так и упал на землю, не разжав челюсти, которые раздавили череп молодого сородича.


Агрессивность медведей по отношению друг к другу, их крайний «индивидуализм», возможно, объясняются особенностями их питания. «Два медведя в одной берлоге не уживаются» – гласит русская поговорка. Благодаря своим размерам и образу жизни медведь – крайне энергоёмкий зверь, поэтому он испытывает необходимость есть постоянно и помногу. Запасы же пищи в наших суровых условиях отнюдь не безграничны.

Вот и ответ на вопрос, почему большие медведи так не любят друг друга.

Чем-то он сродни старой шутке времён застоя: у нас не может быть второй партии, потому что две мы не прокормим.

Американский зоолог Стефен Герреро считает, что взаимная агрессия является нормой поведения бурого медведя и не наблюдается только у самки по отношению к собственным детёнышам.

Как утверждает этот же автор, именно она обеспечивает равномерное расселение зверей по территории.

Неуживчивостью медведей долгое время занимался испанский зоолог Ривьеро Кольменьерес. Он изучал социальные отношения в группе бурых медведей. Зверей он держал не где-нибудь, а в Мадридском зоопарке, в большой открытой вольере. Его наблюдения показали, что небольшие молодые самцы вполне терпимы друг к другу и иногда между ними возникает даже что-то вроде взаимных привязанностей. Такие медведи часто играют между собой, уступают друг другу невостребованных самок и иногда даже совместно атакуют старых самцов.