Шагая по коридорам, я думал, что теперь ясно, почему отец не дал мне на двенадцатилетие дистро. Разве может быть у отданного в слуги свой слуга? Конечно, нет, это нарушение всех традиций обучения. И нет разницы, север это, юг или восточное побережье нашего королевства Скеро. Неважно даже, если это земли другого королевства. Традиция едина для всех королевств.

А ещё я внезапно вспомнил, что это матушка сказала об услужении, а отец скорее ухватился за эту мысль. И что, возможно, он задумал нечто-то другое. Но что?

Впрочем, ближе к вечеру мою голову стали донимать другие мысли. Если уж даже всегда послушная матушка сегодня показала себя с непривычной стороны, то не стоит ли и мне проявить немного своеволия?

Я устал с этими тенями. И дело не в том, что я трус. Я всё же Денудо, которые славятся своей отвагой и мужеством. Я ничего не боюсь, даже когда нет света.

Но проклятые тени, проявление проклятья слабой крови, похоже, обладали даром будить меня. Клянусь Хранителем севера, я просыпался от того, что они меня касались! И не высыпался.

Из-за этого с трудом справлялся с физической подготовкой, которой донимал меня Флайм по приказу отца. Да, я наследник Денудо, мне от рождения дано гораздо больше, чем простолюдинам, в чьих жилах так никогда и не затлел ихор Предков. Но с чего на моих костях будет расти мясо, если от бессонницы у меня круги под глазами? И как бы не больше тех, которые я наматываю вокруг замка?

Поэтому я твёрдо решил добыть масла для светильника. Никто и не узнает, если я всё сделаю осторожно. Правда, нужно будет как-то пробраться мимо людской, где вечером собираются все слуги. Но если выждать момент…

Или нет?

Я даже прикусил губу, пытаясь понять, можно ли будет пробраться там вдоль стены, в тенях, куда не достаёт свет. Хотя при одной мысли о моих тенях меня снова пробирала дрожь. Знал бы, как отвратительны их прикосновения, не завидовал бы матушке и адепту стражи.

Матушке?

Я даже замер в нише возле окна. В прошлом году, когда к нам заезжал владетель Великого дома Фуэрте, матушка распорядилась вынести восковые свечи и лично ей зачарованные светильники. Пусть светильники идут в пасть к Безымянному, наверняка хранятся под ключом, но свечи!

Они в малой северной башне главного здания. Той, что обращена к горам и сейчас используется как кладовка. Там меня точно никто не заметит. И спрятать свечу и следы воска гораздо проще, чем надеяться, что слуга не заметит, что в светильнике появилось масло, а фитиль служит меньше обычного.

Первый этаж башни. Ничего. Вернее, огромные сундуки оказались забиты всяким барахлом. Уже в носу свербело от запаха полыни, которой были переложены ткани. Но свечей так и не нашлось.

Я поднялся по винтовой лестнице выше. Здесь и места оказалось меньше, и сундуки не такие большие. Снова ничего. Пришлось карабкаться выше, кляня про себя крутые ступеньки и прижимаясь к стене, подальше от края. Для великанов их делали, что ли? Не хватало ещё навернуться вниз и сломать ноги.

Сбив дыхание, я наконец добрался до верха, обвёл взглядом последний этаж, освещённый через узкие треугольные окна лучами заходящего солнца, и замер, встретившись с чужим взглядом.

Флайм глотнул из кувшина и хмыкнул:

– Вот это кто, оказывается, шебуршится. А я-то думал, какой слуга решил обворовать господина.

Я вспыхнул в возмущении, ощутил, как горит лицо от румянца:

– Как я могу воровать то, что и так принадлежит мне?!

Флайм, с удобством устроившийся полулёжа на каком-то мешке, серьёзно кивнул:

– Конечно, молодой господин, конечно.

Всё на что меня хватило – это недовольно буркнуть:

– А ты, Флайм, хоть поднялся бы, раз уж вспомнил, кто я такой.

Он лишь усмехнулся:

– Вы уж простите, молодой господин. Мы не очень ладим, но сейчас в равном положении. – Он похлопал по своему ложу ладонью. – Думаю, этот урок вам тоже необходим. Я тайком пью вино, вы… – помедлив, Флайм обвёл взглядом сундуки и ящики, пожал плечами и снова отхлебнул. – Тоже что-то тайно ищете. Если книги с внешними техниками, то их здесь нет.

Я кивнул:

– Они у матушки.

Флайм мотнул головой:

– Её личные книги и записи из Академии – да, а остальное спокойно лежит себе в подвале под восточной угловой башней.

Меня передёрнуло при мысли о том, что он предлагает мне сходить взять их:

– Да ни за что!

Станет только хуже. Отец говорит, это вторые и третьи дети могут легко перенести обучение внешним техникам, наследники же могут получить искажение огня души. Такое случается редко, но тогда до самого посвящения их мучает проклятье Безымянного: кошмары и клубящиеся тени. Проклятье слабой крови. Боюсь представить, что будет со мной, учитывая, что я получил проклятье на пустом месте.

Флайм поднял брови, отхлебнул и заметил:

– На самом деле мало кто откажется стать адептом внешних техник. Это и почёт, и уважение. Простой крестьянин уже на первом посвящении одним махом оказывается едва ли не равен мне, который кровью и потом годами зарабатывал себе место рядом с господином.

Я скривился:

– Мне-то что?

Флайм хмыкнул:

– Ну, не скажите. В чём ваша матушка права, так это в том, что вторые и третьи дети, адепты внешних техник, получают все больше власти. И все больше силы.

Я сжал кулаки:

– Нет! Ихор наследников сильней!

Флайм лениво отмахнулся:

– Я бы сказал, что он сильней лишь пока. Но с каждым поколением слабеет.

На этот раз я сдержался, не возразил. Не хватало ещё спорить с каким-то дистро. Мне этих разговоров и за столом хватает.

Тем временем Флайм покрутил пальцами левой руки в воздухе:

– Вон, ещё при вашем деде внешние адепты создали себе Академию. Если уж у вас талант, то вам бы там нашлось место. Там дети Великих домов. – Спустя глоток он с ухмылкой добавил. – Даже дочь короля училась там.

Я, уже успокоившись, лишь пожал плечами:

– Сегодня отец сказал о бедственном положении наших земель. Да ты и сам слышал. Куда уж мне задумываться о браке с принцессой.

Но следующие слова Флайма вогнали меня в краску:

– А кто говорил о браке? Главное, чтобы тебя не поймали за этим делом, да чтобы ты язык за зубами держал среди приятелей, не хвалился тем, что надругался над дочерью владыки всего Скеро.

Флайм наконец замолчал, зато принялся хохотать и хлопать себя ладонью по колену.

Справившись с собой и предательским румянцем, я зло выпалил:

– Довольно! Ты переходишь все границы, Флайм. Скажи лучше, где здесь свечи, и я забуду обо всём, что сейчас слышал.

Стоял я так, как и учил отец: выпрямив спину, глядя сверху вниз на собеседника. Впрочем, тут мне повезло, что здоровяк Флайм едва ли не лежал. Впрочем, одного уверенного вида явно было мало, раз Флайм так ухмылялся.

Ловким жестом он выудил откуда-то из щели между сундуками восковую свечу:

– Вот эти?

Но через миг улыбка пропала с его лица:

– Буду честен с вами, молодой господин. Вы много раз жаловались, что я не держу язык за зубами. А ведь это неправда. Я уже много месяцев молчу о том, как вы боитесь темноты. А ваш отец мало что презирает больше, чем трусость. Если уж вы не способны справиться с ночными кошмарами…

Я стиснул зубы, прорычал сквозь них:

– Я ничего не боюсь! Я лишь прошу дать мне немного света, и это вовсе не трусость! Ты, простолюдин, который едва разжёг ихор в своей крови, никогда не страдал от того, что тебя раздирает проклятье Безымянного. Ты не представляешь себе, как леденят прикосновения теней. Они вырывают меня из любого сна! Я не могу так больше! И мне нужны всего лишь проклятые свечи!

Флайм привстал, переспросил:

– Какие ещё прикосновения? Проклятье Безымянного не имеет настоящей силы. Это всего лишь нарушение баланса крови, искажение огня души и кошмары. Это знаю даже я, простолюдин, как вы меня назвали.

Мне только и оставалось буркнуть:

– Значит, я зашёл слишком далеко, когда пытался в десять лет зажечь огонь свечей.

– Нет, нет, – Флайм встал, в два шага сблизился, положил руку мне на плечо, разворачивая меня к гаснущему свету из окон, и спросил: – Как выглядят тени? Как клубящиеся извивающиеся ленты?

– Нет, – я покосился на сгущающиеся в углах вечерние тени, простые тени, и качнул подбородком из стороны в сторону. – Как чёрные силуэты.

Хватка Флайма стала сильней:

– Чудовищ?

Я шевельнул плечом, пытаясь скинуть с себя пальцы Флайма:

– Людей.

Через миг Флайм отшвырнул меня в сторону. Я грохнулся спиной о какой-то сундук, отбив спину. С изумлением уставился на Флайма. Что он себе позволяет? Он сошёл с ума?

Флайм же, словно позабыв обо мне, что-то бормотал себе под нос. Я прислушался, пытаясь восстановить дыхание.

– Прятать книги она приказала, когда ему исполнилось шесть. И тогда ещё было неизвестно, что в нём проснутся оба таланта. Спрятала всё, включая сказания и молитвы о защите от Безымянного. Я-то, дурак, смеялся над бабской причудой, а она… нет, не может быть. Или… может? Как проверить?

Флайм поднял взгляд, пригвоздил меня им на месте, шёпотом спросил:

– Тени пытаются говорить?

Не знаю почему, но я, потрясённый услышанным, вспомнив их беззвучно раззявленные провалы ртов, кивнул, даже не попытавшись скрыть правду.

Флайм захрипел, глядя куда-то мне на лоб, не встречаясь со мной взглядом:

– Эт-то она! Велоз несут в своей крови ихор Оскуридо, про-оклятую к-кровь прислужников Безымянного! – Он ухватился за кинжал, вырвал его из ножен. – Клянусь Хранителями королевства, я лишь сделаю мир чище, убив кровь Оскуридо, пока она не вернула Безымянного.

Если бы мог, я бы попятился. Но позади меня громоздился сундук, а за ним – каменная стылая стена. Мне некуда бежать. Если я хочу спасти свою жизнь от обезумевшего Флайма, то должен победить его. Вот только в его руке кинжал, а я свой меч оставил в комнате. И даже с мечом я не выигрывал ещё ни одной схватки у Флайма. Я даже не могу ещё использовать технику меча. В отличие от Флайма.

Но у меня нет другого выбора.

Я чуть согнул ноги в коленях, готовый прыгнуть вперёд и вправо, туда, куда Флайму будет неудобно бить.

Но Флайм попятился, дрожащей рукой вернул кинжал в ножны. Я не успел даже вздохнуть с облегчением, как он снова принялся бормотать:

– Я не посмею убить сына господина. Не посмею, тем более что метка не видна. Это должен сделать он сам. Вызвать владетеля Хонесто, провести обряд испытания крови, объявить на всю страну, что род Велоз укрывал у себя кровь Оскуридо, вырезать их всех, чтобы не ушёл никто.

Я сглотнул. Велоз – это род матери. Если Флайм так уверен, что отец убьёт меня, уверен, что даже Великий дом Велоз ждёт кара, то…

Я обязан убить его, чтобы спасти мать.

А Флайм дрожащей рукой отёр лицо:

– Да и родился ты на месяц раньше срока, я же помню, как мы опоздали с Игр Предков. Ты… Ты вообще не сын господина! Я должен сказать ему!

Едва Флайм повернулся ко мне спиной, делая первый шаг на ступени, как я прыгнул влево, а затем вперёд, толкая его в бок, толкая туда, где зияла пропасть.

Изо всех сил, которые день за днём тренировал во мне Флайм.

Вниз по ступеням я скатился, даже не держась за стену. С ужасом уставился на тело Флайма, из-под которого растекалась кровь. И заставил себя сделать к нему шаг.

Он отдал служению нашему Дому больше лет, чем я живу на свете. Он очень далеко шагнул по пути меча, даже получил дар крепости тела, когда сумел зажечь ихор и прошёл второе посвящение как солдат нашего Дома.

Если он остался жив, то это лишь оттянет момент, когда он скажет отцу о своих бреднях. Флайм сам учил меня, что нельзя оставлять врага в живых за своей спиной.

Я заставил себя сделать три шага. Нагнулся, прикладывая пальцы к жилам на шее Флайма, и застыл на долгих десять вдохов. Ничего. Он мёртв. Даже тридцать лет практики пути меча не спасли его от такого падения. Будь в нём хоть чуть больше ихора Предков…

С западной стороны галереи донёсся шум быстрых шагов.

Отпрянув от тела, я бросился прочь, снова применяя советы Флайма и бесшумно ставя стопу в Шагах безмолвной тропы. Сейчас неважно, что я ещё не прошёл посвящения и не могу использовать это искусство в полную силу, добавив в шаги огонь души.

Лишь нырнув в свои тёмные покои, я вспомнил, что не взял свечу. Но сейчас только досадливо поморщился. До того ли мне сейчас? Я забился в угол кровати, настороженно прислушиваясь к звукам замка. Не раздастся ли крик? Не зазвучат ли в коридоре тяжёлые шаги отца и стражи?

Но нет. Ничего этого не было слышно. Темнота в комнате становилась всё гуще. Вот в ней начали двигаться первые силуэты, потянулись ко мне.

Я раздражённо выдохнул. Да плевать на вас, я сегодня и так глаз не сомкну, проклятые тени. Всё из-за вас. Что я вообще наделал? Может, Флайм просто перепил вина? Что за бредни он нёс, будто я не сын своего отца? Чей же тогда? Отец чистокровный Скеро, в его жилах словно течёт только ихор Предка Амании. У него белые волосы и серые глаза. Матушка же явно не чистокровная Скеро, чёрные волосы – это скорее примета королевства Бокоро и Предка Эскары.

Но я-то, я! У меня серые глаза и чёрно-белые волосы, которые матушка не устаёт нахваливать за редкость и необычность. Я словно взял ровно по половине от отца и матушки! Что нёс этот Флайм?!

Одна из теней двинулась вперёд, просочилась через балдахин кровати, и во мраке спальни вдруг раздался её хрип:

– Х-ха-а-а…