Жальник на горе

Ближе к одиннадцати туристы заскучали. Кремль был осмотрен, местный печатный пряник испробован, магнитики куплены. Достопримечательностей хватило на два часа с хвостиком. До обеда оставался час. А до отъезда автобуса – полтора.

И тут подал голос Генка Чурсин по прозвищу «профессор».

– Скажите, а где похоронен Борислав Смелый? Я читал, что захоронение где-то в самом центре города.

Гид нахмурился и посмотрел на Генку с явным неодобрением. Но вслух сказал:

– Всё верно. Он похоронен в восточной части старого кладбища, на так называемом жальнике. Тут недалеко.

У Генки загорелись глаза.

– А можно туда сходить?

Общественность порыв «профессора» не оценила.

– Не хватало ещё по кладбищам ходить в такой холод, – поджала губки Катя Носова, краем глаза взглянув на свои новые белые кроссовки.

– Я бы в кафетерий зашел, – поддержал Катю самый симпатичный мальчик класса Никита, – Слышите, как кофе пахнет? Хоть и глушь, а кофе, походу, варить умеют…

Генка и глазом не моргнул.

– Давайте сходим! Это же так интересно! Это же легендарная личность, фактически, четвертый по популярности былинный богатырь! И единственный, чья могила сохранилась!

Генкина восторженность передалась кое-кому из группы.

– Я бы тоже сходила, – не столько в поддержку Гены, сколько в пику моднице-Кате брякнула троечница Ира.

– И я! И я! – раздались ещё голоса.

Гид нахмурился. Старое кладбище не входило в число посещаемых туристами объектов. Да и в целом, горожане любили это место, мягко говоря, не очень.

Точку в прениях поставила классная. Взглянув на часы, она сказала:

– Времени предостаточно. Если других предложений нет, давайте прогуляемся до жальника. А потом уже пойдем на обед.

– Как же нет? – возмутился было Никита, успевший уже представить горячую кофейную горечь во рту. Да так живо, что рот наполнился слюной. Но классуха зыркнула на него с таким неудовольствием, что развивать мысль он передумал.

– Кофеи будем дома распивать, – сказала учительница, – Для этого мы что ли за триста километров ехали?

Переговариваясь и – кто весело, кто сердито – гомоня, группа поплелась вслед за гидом. Асфальтовая дорожка быстро сменилась широкой тропой, уходящей куда-то вверх в рощу. Тропа была явно нехоженая, местами поросшая травой и сорняком.

Кладбище и правда оказалось старым. Могилки были неухоженные, разбитые. Где с ржавыми гнутыми оградками, а где и вовсе без них.

– Последнее захоронение на этом кладбище было сделано в конце восемнадцатого века. С тех пор здесь не хоронят, – трындел без всякого выражения гид, – В древней части кладбища, так называемом Восточном Жальнике, сохранились могилы нескольких военачальников времен Золотой орды, включая татаро-монгольских. Из известных исторических личностей тут похоронены князья Иван Городецкий и Андрей Красный. А также Борислав Смелый, известный в славянской мифологии как борец с Черным Змеем. Большинство захоронений относятся к 13—14 векам…

– А что это за Черный змей такой? – спросила обладательница белых кроссовок. Гид сделал вид, что не услышал вопроса, и она переадресовала его Генке-профессору.

Генка мгновенно расправил плечи, сделал умное лицо и ответил, нарочно растягивая слова:

– Доподлинно неизвестно, потому что многие русские былины имеют иносказательный смысл. Считается, что речь идет о ком-то из темников Золотой Орды, но конкретное имя не сохранилось.

– Я из «темников» знаю только Лену Темникову. Это не про неё? – пошутил красавчик-Никита и все дружно загоготали.

Генка смерил шутника испепеляющим, как ему казалось, взглядом и смолчал.

– Ну, вот мы и дошли, – сказал гид, показывая рукой на заросший бурьяном островок, среди которого виднелись серые и черные камни.

– Смотрите, тут какие-то странные надписи на камнях, – пропищала Галя, метр с кепкой.

Все подошли поближе. На двух лежащих рядом серых камнях было выбито «отр. ДаNиил Вепръ, SИES» «отр. СимеоN ФомиN, SИEЗ».

– Интересно, что это значит? Ген, знаешь? – троечница Ира с надеждой взглянула на Генку, но он только досадливо покраснел. Загадку камней снисходительно разъяснил гид.

– Это даты смерти. На старославянском цифр не было, даты и номера писали буквами. Здесь указано что отроки умерли в … (он беззвучно пошевелил губами, видимо, в уме переводя буквы в цифры) в 6856 и 6857 годах.

– Ого! Так это могилки из будущего что ли? – опять хмыкнул весельчак Никита.

Но тут уже началась область знаний, знакомая Генке.

– До Петра Первого было совсем другое летоисчисление. Счет велся не от рождества Христова, как сейчас, а от победы Руси над Древним Китаем! – выпалил профессор.

– Садись, пять, – опять пошутил Никита и все захмыкали.

Группа подростков разбрелась по заросшему полынью и бурьяном пригорку. Кто-то делал селфи на фоне гигантских булыжников-памятников, кто-то пытался разобрать полустертые надписи.

Генка с замиранием сердца разглядывал могильный камень с именем Борислава Смелого.

Труднопонимаемыми старославянскими буквами на памятнике было написано, что Борислав обрел славу в неоднократных битвах с черным змеем, а в конце жизни пал от его когтей. Умерщвленный, но несломленный духом. Надпись интриговала.

«Как можно всю жизнь биться с одним и тем же змеем», – думал про себя Генка. «Наверняка тут какая-то загадка».

– А давайте пиццу сюда закажем, – раздался совсем рядом голос шутника-Никиты и отдельные девичьи хихиканья. – Помянем отроков. Да и князей с богатырями тоже…

Мрачный гид курил в сторонке, не приближаясь к черным камням. К нему подошла классуха и прикурила тонкую сигаретку.

– Вам тут явно не нравится, – констатировала она. – Интересно, почему?

Гид поколебался, но все-таки ответил:

– Нехорошее это место. Мне ещё бабка рассказывала, что тут по ночам мертвецы из могил встают. Сказки, конечно, но были случаи…

Он не договорил и учительнице пришлось снова спрашивать.

– Что за случаи?

– Коротко не расскажешь. Когда-то давно тут некоторые смельчаки пытались могилы раскапывать. Археологы хреновы. В считаные дни поумирали сами. А за ними и семьи. Я ещё совсем мальчишкой был, когда такое последний раз случилось. Человек шесть за неделю выкосило… Собак дохлых тут постоянно находят. Да и вообще… Старики говорят, где-то здесь дух Черного Змея бродит.

Гид взглянул в напряженное лицо учительницы и усмехнулся.

– Вы не думайте, я не дремучий и не суеверный. У меня два высших образования, между прочим. Просто есть вещи, от которых лучше держаться подальше. Как говорится, не буди лихо, пока оно тихо.

Где-то прямо над ними пронзительно закаркала ворона. От неожиданности училка чуть не выронила сигарету. Вздрогнув всем телом, она повернулась к могильнику и стала звать ребят.

– Так, народ, на выход! Идем греться и пить кофе! И побыстрее, не задерживаем коллектив!

Подростки потихоньку потянулись по тропинке в город.

Неугомонный Генка-«профессор» украдкой взглянув на одноклассников нагнулся к могиле Борислава. Достав из кармана перочинный ножик, он начал лихорадочно скалывать с черного могильного камня прилипшую к нему в самом низу окаменелую ракушку.

«Отдам папке, пусть сделает у себя в лаборатории анализ. Может что интересное найдет», – думал Генка, изо всех сил отколупывая ракушку.

– Гена! Чурсин! Ты где запропал? Все тебя ждут, – позвала учительница, и Генка поднажал. Ракушка отломилась и, довольный добычей, он сунул её в карман куртки.

…Полчаса спустя автобус со школьниками медленно ехал в сторону Москвы. Кто-то сидел в айфонах и постил свежие селфи в соцсетях, кто-то, надев наушники, слушал Вована и Эстрадураду.

«Профессор» Генка сладко дремал в высоком автобусном кресле.

А в кармане его куртки дремала чумная палочка Yersinis pestis; «Черный змей», в незапамятные времена сразивший тысячи древних русичей и врачевателя Борислава.

Кафтан

Случалось ли Вам, уважаемый читатель, испытывать непонятное волнение или даже лёгкую тревогу, выполняя нечто обычное и, в общем-то, совершенно не опасное? Например, открывая бутылку шампанского, забираясь на стремянку или, скажем, надевая через голову свитер или водолазку. Последнее вообще непонятно как попало в этот список, ведь что может за эти две секунды случиться страшного? Ну, разве что нечаянно наэлектризуются и встанут дыбом волосы, нарушив прическу.

Конечно, у особ чрезмерно чувствительных и наделенных болезненным воображением возможно и случаются приступы иррационального страха. Например, может на миг показаться, что вдруг вынырнешь из тряпичной горловины пуловера где-то в другом месте, а то и вовсе в другой реальности. Но страхи эти ни на чем не основаны и настолько мимолётны, что даже испытавший их вряд ли об этом помнит.

А ведь новейшей истории известен один душераздирающий пример, который обернулся для человека настоящей трагедией. Правда, знают о нём немногие, но это ничуть не умаляет правдивости факта. Но обо всём по порядку.

Случилось как-то большому дальневосточному чиновнику приехать в Санкт-Петербург на серьёзное мероприятие государственного уровня. Отметившись на форумах и совещаниях и оставив размашистую роспись в разных протоколах и коммюнике, мужчина упал в объятья «северной Пальмиры». Давненько не бывал он на берегах Невы – фактически со времен студенчества, – сделав за эти годы взлёт, не снившийся и более амбициозным карьеристам.

Питер неуловимо изменился. Появилось много новостроя, улицы пестрели вывесками кафешек и торговых сетей, ранее городу не ведомых, людей и машин стало больше в разы. Но в целом Питер остался тем Питером, который ещё помнился ему со студенчества и который так и не вытеснили новые впечатления. Мрачное небо, солёный ветер с Балтики, многозначительность молчаливой архитектуры, интеллигентные старички, стайки баркасов и катеров на Неве и Мойке и многое другое, что невозможно передать словами…

Чиновник погонял по ночному Питеру на служебной машине, полюбовавшись сиянием Невского и огнями патрульных машин. Оставил целое состояние в подпольном казино. Перепробовал все деликатесы в паре-тройке самых дорогих ресторанов города. Полюбовался Петропавловской крепостью из окна вертолёта. Купил новенький «БМВ» в подарок девчонке, которая провела с ним две страстные ночи в «Астории». Был даже замечен в театральной ложе на спектакле самого известного русского «мушкетёра».

В общем, расслаблялся как обычно – и культурно, и не очень. Однако воспоминания о студенческой романтике требовали чего-то особенного, не позволяя удовлетвориться стандартным набором выездных развлечений. Свита наперебой предлагала ему всё новые идеи увеселений, однако он пресыщено отметал их одну за другой. Отметал, пока его пресс-секретарь не вспомнил о своём давнем знакомстве с одним этнографом, ведущим специалистом Эрмитажа. Тут-то чиновнику и пришла в голову блестящая, а главное, свежая идея!

– Договорись о ночной экскурсии в Эрмитаж, – приказал он пресс-секретарю, – Обещай любые бабки. Нарядимся в старинные наряды и устроим в Зимнем ночной прием! Вот это будет тусовка!

О ночной тусовке договориться не удалось. Однако приятель пресс-секретаря оказался мужчиной предприимчивым и сделал встречное предложение – организовать ночную экскурсию для секретаря и его хозяина в закрытую часть Зимнего дворца Петра, пообещав, что там они смогут увидеть «такое, что никогда ещё не выставлялось ни в одном музее». «Вы сможете потрогать историю», – сказал он, и эта фраза подкупила нашего героя, решив его судьбу.

В тёмном дворце было сухо и пыльно. Большие высокие комнаты напоминали склад забытых вещей. На полках лежали книги, шкатулки, шпаги, чертежи, какие-то подписанные и запакованные в прозрачные пакеты предметы. Вдоль стен стояла мебель – в основном кресла, диваны и диванчики. В одном из залов они наткнулись на клавесин. Несколькими шагами позже им попалась механическая шарманка. Заинтригованный гость нащупал в полумраке гладкую деревянную ручку и потянул её. Раздался лёгкий металлический скрежет, и в зашторенной зале с легким скрипом зазвучала какая-то знакомая мелодия.

Все трое прислушались – шарманка выводила знакомое с детства «Чижик-пыжик, где ты был…» Зачинщик ночного мероприятия вполголоса хмыкнул: «Новодел, что ли? Ну что ж, господа, после экскурсии приглашаю всех на Фонтанку. Там есть одно шикарное место, отметим наше приключение!» Господа что-то промычали в ответ, по-видимому, соглашаясь.

Прогулка по ночному дворцу царапала нервы. Троица пару раз смахивала с лица паутину. Гид-этнограф светил большим фонарём, не решаясь включать освещение. В одной из комнат они чуть не закричали в голос – на высоком стуле сидел царь Пётр и смотрел на них в упор в свете фонаря. «Он восковой», – предупредил проводник и чуть не бегом повел их дальше.

Погуляв с полчаса, собрались уходить. И тут взгляд заезжего гостя упал на длинную вешалку со старинной одеждой.

– Ну-ка посвети! – бросил он проводнику.

Чего только не было на этой вешалке! Камзолы, платья, кафтаны, кринолины, рубашки, мундиры…

Странный трепет охватил чиновника. Это были не театральные костюмы, а настоящая одежда; её носили реальные живые люди! Люди, о которых когда-то мальчишкой он читал в учебниках!

В свете фонаря он читал вслух надписи на бирках: «выходной мундир адмирала Федора Апраксина», «шутовской кафтан князя Шаховского», «платье камер-фрейлины Марии Гамильтон»…

– А царских нету? – не отрываясь от вешалки, спросил чиновник.

– Никак нет, – на военный манер отозвался проводник, – царские хранятся в отдельном помещении, под сигнализацией.

Сановник с каким-то болезненным азартом продолжал разглядывать вещи. Ему казалось, что он трогает не сукно и шелк, а прикасается к истории. Петли, строчки, рукава, воротнички, обшлага, пуговицы, карманы, лифы и рюши помнили тепло своих хозяев, давно канувших в вечный мрак.

«Надо бы на удачу украсть пуговицу с мундира Суворова, если тут есть такой», – подумал чиновник. По потолку и стенам бродили причудливые тени, пресс-секретарь нетерпеливо переминался с ноги на ногу, мечтая поскорее выбраться под небо ночного Петербурга, а его хозяин всё разглядывал экспонаты, позабыв обо всём.