Через какое-то время, совершенно не замеченное рядом друг с другом, мы валяемся на металлических балках Пушкинского моста в парке Горького, на самом высоком месте. Солнце в зените, я в джинсовых шортах, а Вика в краске от того, что я завалил ее комплиментами, на которые она не смогла отреагировать иначе. На небе, зараза, когда не надо – ни облачка. Нас уже чересчур пригрело это сентябрьское солнце, и мы слегка взмокли, находясь на этой высоте, и мы продолжаем обсуждать всякую всячину в безмятежной суете вокруг, которая нас совсем не задевает.

Девушки всегда становятся такими, даже если на них просто смотреть. Рано или поздно они становятся обязательно маняще привлекательными, крайне теплыми, и в конечном итоге влажными, а при этом всем еще и до жути говорливыми, и неважно где это имеет место – дома в постели или здесь, на высоте нескольких десятков метров.

Я рассказываю Виктории о своих смелых планах на будущее: о том, как я открою ресторан в центре Москвы, куплю домик в Подмосковье и стану очень крутым писателем. А до этого я завоюю все золото мира в испытаниях, которые мне уготовила судьба. Вика же в свою очередь, рассказывает мне про свои амбиции, про то, как она хочет пойти работать ивент-менеджером в какую-нибудь крупную компанию, ну или же просто заниматься планированием, организацией и проведением разнообразных проектов, и что ей это очень интересно. Еще она говорит, что точно не собирается заводить в ближайшем будущем детей, хочет стать бизнес-леди, заниматься исключительно своей карьерой, и выйти замуж годам к тридцати, потому как не хочет зависеть от кого-то. Она рассказывает о своей семье и о той семье, которую она хочет создать в будущем. О чем бы она ни говорила, она подробно описывает все детали того, о чем говорит. Картинка в голове создается сама собой. А я лежу и удивляюсь, насколько точно она знает, чего хочет и насколько она целеустремлена. Я удивляюсь тому, как молодая девушка так сильно хочет чего-то добиться в этой жизни в этом городе, где у нее уже практически все есть.

Я оглядываюсь по сторонам. Мы словно на крыше этого мира. Под нами проходят парочки, по обе стороны от нас раскинулась полноводная река. С одной стороны за Крымским мостом блестит купол храма, с другой – река заворачивает за угол, неся свои воды к главному зданию Университета.

В следующий раз я уже ловлю свое сознание на моменте, когда мы спускаемся по эскалатору с моста и телепаем до ее слегка подбитой Toyota, которую отдал ей ее папа. Мы запрыгиваем в машину и долетаем до её Новых Черемушек, останавливаемся где-то, чтоб никому не мешать, и общаемся сидя в машине:

– Так ты из этих краёв? – говорю я, как только мы останавливаемся. Я впервые за свою жизнь здесь, и мне здесь уже нравится, хотя, понятное дело, с ней бы хоть на край света сейчас. Живи она где-нибудь в Бердищево, я был бы один хрен счастлив быть там с ней рядом.

– Ну так, да. Тебе здесь нравится? Мы давно уже живем здесь, всё очень удобно. Вон в ту сторону наш универ, вон там Илонка живет…

Тут бренчит ее айфон раскрученной по радио песенкой одной из ста пятисот зарубежных поп див, и она поднимает трубку. Ей, очевидно, звонит мама, и ее нежный голос, который слегка груб для классического женского, хотя от этого не перестает отдаваться в моей голове приятной мелодией, мягко доносит информацию, что она уже недалеко от дома и скоро будет. Попрощавшись, она вешает трубку и продолжает:

– Слушай, меня мама попросила поскорей домой.

– Да, сейчас скоро пойду уже…

Я сижу на соседнем пассажирском кресле и смотрю на нее, ее очертания меня завораживают: осеннее бежевое пальтишко, джинсы, руки, недавно поставившие машину на ручник, а теперь просто лежащие на коленях, хотя, пожалуй, даже чуть выше. Ее черты лица так идеальны, круглое личико, мягкие контуры бровей, еле заметные веснушки между глаз, результат жаркого лета, приятная улыбка, глубокие синие глаза. В общем, я пленен. Не знаю, как в этот момент я выгляжу в ее глазах, я только знаю, что мы оба подаемся вперед, и наши лица сближаются со скромной ухмылкой, пока губы не соприкасаются, и я не протягиваю руку, чтобы докоснуться своей ладонью до ее щеки. Боги, это неописуемо, мы целуемся, кажется, целую вечность и еле перестаем. В машине меж тем негромко поет Sam Smith:

«I’m covering my ears like a kid,

When your words mean nothing,

I go la la la…»

Я ощущаю странное чувство, будто готов просидеть с ней в машине до следующей жизни, настолько мне тут с ней хорошо…

Нежно попрощавшись и выбравшись из ее логова сказок в эту буквальную быль, оторвавшись от прекрасного, я бреду в состоянии огретого обухом по голове, как ненормальный, до метро. Я запрыгиваю в вагон и, врубив музло в наушниках, начинаю вникать в то, что вообще со мной произошло, смакую этот момент. Людям ведь всегда свойственно все драматизировать, особенно когда ты молод и хочется чтобы жизнь была как у, мать его, Сида Вишеса или Мика Джаггера. Поняв, что я натурально влюбился, я улыбаюсь, так как никогда в своей жизни и пропадаю в одном из сотен перегонов нашей необъятной подземки.

* * *

Эта осень, как и любая другая, оказывается шальной, но она не похожа на ту, в которую мы с моим товарищем жгли чужеродную флору, нет, она другая. Но и этого достаточно, чтобы понять, что каждая последующая осень в жизни привносит в нее толику какого-то безумия, что опосля вспоминаешь и думаешь «твою ж мать, было ведь такое!». Так получается и в этот раз.

Я занимаюсь своими обычными делами, а именно учебой, спортом и прочими повседневными вещами. Параллельно у меня в душе находятся еще чувства к этой особе, которая не оставляет к себе равнодушным. Каждый день это что-то особенное, как будто вставая утром с постели ты знаешь, что тебя кто-то заранее благословил на то, чтобы этот день оказался самым успешным и прошел с максимальной отдачей и результатом. И я выкладываюсь на полную, чувствую себя абсолютным хозяином собственной судьбы.

Вот ведь какие игры творит химия любви с сознанием человека. Сперва она дает ему себя попробовать, а после, без ежедневного пополнения дозы, позволяет ему угасать, как гаснут миллионы звезд во Вселенной.

Мы с Викой много общаемся, и уже через неделю она приглашает меня к себе с ночевкой под предлогом того, что она останется дома одна. В мое растленное сознание влезает мыслишка, что дополнительным недосказанным предлогом по умолчанию остается факт, что я просто напросто охуенен во всех своих проявлениях, но я предпочитаю эту причину ей не говорить.

И я жду этот день, это 5-е октября, как узник амнистии. Мы договариваемся о том, что я возьму с собой бутылочку классического Cabernet Sauvignon полусладкого, она же в свою очередь приготовит на ужин что-нибудь вкусненькое. Затарившись предварительно контрацепцией, винчиком, букетом алых роз и хорошим настроением, приведя себя в боевую готовность, я с низкого старта начинаю свое путешествие, которое обещает быть впечатляющим и захватывающим.

Я прихожу немного с опозданием, поднимаюсь на этаж, вхожу в парадную и стучусь в дверь.

При наших первых встречах она говорила мне, что вся эта романтика не для нее, что все эти плюшевые мишки, цветы, открытки и остальные проявления внимания ей до предела параллельны. Ну да… ну да… конечно. Я так ей и поверил. Посему после слова «Привет» я протягиваю ей шикарный букет ярко алых роз, и если вслушаться, то можно услышать, как что-то струится на пол. Быть может, это всего лишь натекло от моих кроссовок, стоптанных по мокрым тротуарам, не знаю. Но я точно чувствую, как искрится воздух между нами, когда я протягиваю этот букет ей. Я в который раз убеждаюсь, что прекрасная половина человечества до безумия неравнодушна к таким вот милашествам, чуждым брутальным нам.

Она даже забывает напомнить мне про время, о существовании которого я забыл. Но я вхожу, раздеваюсь, мою руки и прохожу к столу. Комнату наполняет запах спагетти карбонара, которые уже слегка подостыли, но от этого выглядят не менее аппетитными. Основной специей к ним становятся минуты неумолимо надвигающегося разврата. Я сажусь за стол, открываю вино, разливаю по бокалам. Она подает блюдо.

Место, в котором мне выпадает честь иметь ужин с сей особой, представляет собой большую залу с приглушенным светом. Это кухня, гостиная и коридор вместе взятые, которые лишены перегородок, видимо из-за ремонта, и поэтому все кажется таким просторным и приятным, а кухонный стол идет прямо от окна, такой широкой каменной доской с одной опорой на самом краю.

Мы садимся за стол и я приступаю к еде, поскольку специально не ужинал. В любом случае мой не приходящий аппетит и без того пропадает, когда я вижу в чем она одета. Ах да, в чем же она одета… Это строгое черное платье, довольно короткое, без рукавов, с большими декольте спереди и сзади, ну или как там эта фигня у девчонок называется. Да это и не важно, а важно то, что кроме него на ней нет абсолютно ничего. Именно поэтому у меня и пропадает окончательно аппетит, и в итоге общаясь с ней за столом мне приходится буквально вилкой запихивать в себя эту карбонару, заливаясь винишком. Все очень вкусно, но инстинкты притупляют все остальное, поэтому выпив почти все вино, мы продолжаем… Мне в этот момент в голову проникает фраза одного известного в малых кругах исполнителя:

«Помню сунул руку под твое черное платье, потом наркотики, наркотики, очень приятно…»

– …родители с сестрой и братом уехали на дачу, я вот осталась, – слышу я от нее, понимая, что, наконец, включаюсь в диалог, пытаясь взять себя в руки и держать все происходящее в данный момент под контролем.

– Даааа… – с затяжкой протягиваю я, оглядывая квартиру, засасывая при этом спагетти, – Квартира у вас потрясающая, видно, что не классическая планировка, и стол вот этот, и вообще все, – кивая с видом знатока, я пытаюсь плавно отвлечься на какую-то абсолютно левую фигню (хотя получается это, конечно же, самым дебильным и убогим образом), нежели ее соски, отчетливо прорезающиеся сквозь поверхность платья. – Кстати, блюдо просто супер, очень вкусно.

Я тщательно стараюсь собрать себя в кулак, потому бросаю этот набор слов, абсолютно не имеющий ничего близкого к тому, что в эту ночь намечается в этой квартире. Вика в ответ кокетливо вещает о том, как получилось сделать такой ремонт, когда они сюда переехали и чего ожидают в будущем. Я, честно говоря, слушаю ее вполуха. Пытаясь перевести разговор все же во что-то романтичное и адекватное, я предлагаю:

– Вик, слушай, позволь спросить тебя, как девушку, мнение которой мне очень интересно узнать. Как ты считаешь, каким на твой взгляд должен быть мужчина, в принципе, или же мужчина твоей мечты?

Возникает некая пауза в течение которой слегка подвыпившая Вика, изначально затеявшая весь этот сегодняшний тест-драйв, сидя напротив меня, под столом протягивает свои ноги ко мне, и, нежно ведя их по моим, ставит свои пяточки на мои колени. После этого, как вы понимаете, кусок мне в горло не лезет.

– Мне кажется, мужчина… – кокетливо возведя взгляд куда-то к потолку начинает Вика. – Должен быть сильным, воспитанным, заботливым… – медленно растягивая слова она, сидящая напротив меня в такой позе, закручивая рукой свои локоны и покусывая губы, явно не хочет, чтобы мы сегодня учили уроки или занимались разбором основ термодинамики, пусть даже воздух между нами искрит, поэтому последующие произнесенные эпитеты оставляются моим сознанием вне себя.

Все, что начинает происходить после моего вопроса потихоньку перерастает в окончательно инстинктивные реакции, движения, слова, а точнее звуки. Это момент абсолютного забвения. Мы потихоньку сближаемся, начинаем целоваться, и следующее, что я помню, это как мы кувыркаемся в спальне ее родителей на большой мягкой постели в темноте. Мы полностью голые, я ласкаю ее рукой, при этом нежно целуя все тело. Я отдаю себе отчет, что этого пресловутого Sauvignon`а во мне сейчас сидит слишком много для того чтобы произвести какие-то активные боевые действия. Она попутно шепчет мне в ухо самые милые слова, которые я только слышал в своей жизни.

Не буду рассказывать вам все детали этой ночи, но скажу одно точно – после этого она останется в моей голове навсегда, как будто выгравировалось все до последнего сюжета в закоулках моей памяти, или было сделано тату, или загрузились терабайты информации на мою подкорку. Вот только я отчетливо запомнил то, насколько эта ночь знаменательна и бесконечно нежна. Попутно в ней происходит секс, неудачный секс, оргазм – ее, мой. Постоянные ласки, обнимашки, поцелуи, даже ванна с джакузи, в которой после всего вышеперечисленного мы лежим на спине, я снизу, она на мне, и обсуждаем все, что только приходит в голову.

Я просыпаюсь через пару часов после того как уснул. На улице уже начинает светать и оттого свет, проникающий сквозь прозрачные узорчатые шторы, наполняет комнату содержимым, которое при нем становится различимым. Я лежу на боку в одной простыне на бедрах и любуюсь этим совершенным существом, свернувшимся клубком рядом, кажется, пришедшим из других совершенных миров, вырванным из книг, специально явившимся в этот мир, чтобы подарить мне смысл.

Я еще долго лежу, мечтая остаться в этой постели навечно, и смотрю на нее, пока она не проснется.

Мы чудесно проводим это воскресное утро вместе, я учу ее играть на гитаре, она рассказывает мне про книги, которые она прочла недавно, и про то, что ей интересно в этой жизни. Потом мы мило прощаемся, и она довозит меня до Юго-западной.

Все последующие счастливые дни проходят как в тумане, словно я «ширнул по вене любовь, чуть с заражением блядства» и забылся. Порой я действительно хочу так сделать, правда судьба не дает мне такой возможности. Обычно это либо передоз, либо плохой товар, либо товар, который и сам не знает товар он или не товар, как ему вариться и как вливаться в кровь. Одним словом, беспонтовый, некачественный. Я даже не догадываюсь, что после этой встречи моя жизнь раз и навсегда изменится.