Лекция 2-я

Ученые, занимающиеся Международным Частным Правом, обыкновенно причисляют себя к одному из двух лагерей, – интернационалистов или международников, и националистов или государственников. Одни видят в Международном Частном Праве ветвь Международного Права; другие относят все его нормы к составу национального права – того права, которое имеет своим источником государственную власть и действует внутри государства. Я мог бы сказать вам в общих чертах, что говорят те и другие; но это разногласие имеет коренное значение для всей науки Международного Частного Права, в особенности для ее метода, и потому говорить о нем мимоходом нельзя. Кроме того, мне хочется попутно познакомить вас с индивидуальными писателями, и потому я выберу нескольких, имена которых вам следует запомнить, рассажу вам, как они смотрят на дело, а затем скажу вам, как я сам думаю об этом. Скажу сейчас уже, чтобы помочь вам следить за мной; я думаю, что Международное Частное право есть ветвь внутренне-государственного права; что применение в известных случаях иностранных законов составляет юридическую обязанность государственной власти по отношению к собственным подданным, независимо от того, что думает об этом Международное Право и представители иностранных государств. Самым ярким и новейшим представителем интернационализма является французский ученый Pillet в книге «Principes de droit international prive» 1903 г. Он ставит на карту все существование Международного Частного Права как права и говорит: «признайте, что оно есть ветвь Международного Права; что его юридическое основание лежит только в Международном Праве; или же его не существует вовсе как права, а все сводится к международной вежливости – хочет государство, оно допускает у себя применение иностранных законов, не хочет, не допускает; о праве или обязанности тогда речи нет. Для того чтобы нормы Международного Частного Права покоились не на произволе отдельного законодателя, нужно найти для них высший авторитет, стоящий над независимыми государствами; этот авторитет принадлежит Международному Праву. Пилье, прежде всего, устанавливает связь между Международным Частным Правом и Международным Правом в отношении круга интересов, которые защищаются тем и другим. Вы думаете, что Международное Право есть право публичное, имеющее субъектами – независимые государства, объектом интересы народов в совокупности; вы думаете, что Международное Частное Право есть право частное в том смысле, что касается интересов частных лиц. «Нет, – говорит Пилье, – когда перед судом сталкиваются разные законы о семейственных или имущественных правах, то вам только кажется, что то конфликт, касающийся частных прав; на самом деле это вопрос не частноправовой, а международно-правовой; это вопрос о том, которое из двух законодательств имеет право простирать свой авторитет на спорные отношения или точнее, кто тот законодатель, т. е. суверен, который имеет право на то, чтобы его предписания были исполнены по отношению к спорному делу: всякий вопрос о конфликте законов сводится, таким образом, к вопросу о компетенции между суверенитетами. Вопросы Международного Частного Права по своей природе ничем не отличаются от тех, которые обычно входят в круг вопросов Международного Права и касаются, прежде всего, суверенитета государств и в самой высокой степени интересуют суверенитет. Когда налицо конфликт законов, когда. Нужно сделать выбор, пожертвовать одним законом ради другого, то нужно помнить, что позади частных притязаний, опирающихся на разные юридические системы, стоят государства, суверенитет коих один на самом деле поставлен на карту. Нужно рассмотреть в таком случае, по какому титулу каждое из этих государств может требовать, чтобы отдано было предпочтение его правам. Все государства между собою равны, и всякое произвольное предпочтение одного другому противоречит самой идее Международного Права; поэтому предпочтение должно быть дано тому государству, которое докажет свой более значительный интерес в решении вопроса. Это можно назвать законом максимума взаимного уважения суверенитетов друг к другу. Так; по мнению Пилье, доказано, что Международное Частное Право есть право, которым обязываются государства как члены общества народов. Отсюда вывод, что на территории каждого государства предписания Международного Частного Права должны пользоваться всем тем авторитетом, каким внутреннее законодательство облекает свои юридические правила. Но вслед за тем Пилье оговаривается, что эта формула получит свой полный эффект только тогда, когда все народы присоединятся к одной общей и единой системе Международного Частного Права. Тогда наука (слова «наука» и «право», изучение и его объект у Пилье перебрасываются как синонимы) образует общую дисциплину, которая будет импонировать отдельным законодателям. А до тех пор, пока будет существовать современное состояние, действующим в каждом государстве Международным Частным Правом будет то, которое то государство признает. Казалось бы, что после этого авторского признания нужно считать разрушенной самую попытку ввести Международное Частное Право из Международного Права, потому что, если принципы Международного Права одними признаются, другими не признаются, а Международное Частное Право существует во всех государствах, – и в тех, которые принципов Международного Права не признают, то ясно, что для Международного Частного Права должны быть какие-нибудь другие основания, а не Международное Право. Однако Пилье ищет примирения между действительностью и своею собственною спорною теориею в том, что ломает действительность дальше. В каждом отдельном государстве Международное Частное Право есть то, которого существование признано этим государством; значит, по словам Пилье, что государство в области Международного Частного Права действует не как творец права, а как его определитель. Норма Международного Частного Права неизбежно детерминирует в одном каком-либо пункте отношения государств между собою, и потому она не зависит от произвола отдельного государства; последнее определяет коллизионный закон так, как он, по его мнению, существует, но оно не претендует на то, чтобы фабриковать коллизионную норму по своему усмотрению. Так, например, когда французский законодатель в 3 статье кодекса говорит, что «состояние и дее способность французов определяются и за границею законами французскими», то этим он говорит, что иностранные законы к дееспособности французов неприменимы, и этим он детерминирует отношение между французским суверенитетом и иностранным суверенитетом. Здесь французское государство, которое не может ведь претендовать на превосходство перед иностранным государством, очевидно действует как определитель, а не как господин. Отсюда следует, что в случае противоречия между определением Международного Частного Права и нормою внутреннего права предпочтение должно быть оказано первому, т. е. норме Международного Частного Права, потому что она обязательна для государства; тогда как норму внутреннего права, как выражение свободы государства в области внутреннего законодательства, государство может и изменить.

Я считал своею обязанностью объективно и полно изложить вам учение выдающегося интернационалиста. Согласиться с ним невозможно. Начнем с примера Пилье о французском законе о дееспособности: если статья 3 французского кодекса говорит, что к французам, находящимся за границей, должны применяться французские законы, то для меня совершенно ясно, что такое предписание не имеет никакого обязательного значения для иностранных государств и уже потому нисколько не может задевать их суверенитет; и что не для того этот закон издан, чтобы вторгаться в чужой суверенитет. Кодекс имел в виду только французские суды, которые должны применять французские законы; он дает французскому судье приказ, что когда он будет обсуждать отношения, возникшие за границей, то он должен будет состояние и дееспособность француза, который за границею вступил, например, в брак или составил завещание, обсуждать по французскому закону. Но как будет обсуждать эту дееспособность иностранный суд, этого французский кодекс не говорит, и никакого покушения на то, чтобы обязывать иностранные государства также и у себя обсуждать дееспособность французов по их национальному закону, во французском кодексе нет. Поэтому, прежде всего, неверно, будто, издавая такую норму материального права, которая может стать в конфликт с иностранной нормой, законодатель определяет отношение к иностранному суверенитету; он о нем просто не думает. И поэтому утверждение Пилье, будто норма Международного Частного Права для самого государства, ее издавшего, выше нормы материального права, будто это нормы разных этажей, нисколько не иллюстрируется примером, который он выбрал, и вообще оно совершенно произвольно. Нельзя говорить, что нормы Международного Частного Права пользуются авторитетом закона, как выражение обязанности государства относительно других государств, потому что, как вы увидите, норма Международного Частного Права может состоять и в том, что иностранный закон не применяется. Возьмем для примера норму, в силу которой наследование в недвижимостях всегда определяется по закону страны, где лежит недвижимость, а не по закону иностранному; очевидно, в том, что государство предписывает применять у себя к недвижимостям свои местные законы, не лежит вовсе выражение обязанности по отношению к иностранному государству, а просто содержится регулирование отношения так, как это соответствует потребностям данной страны.

Обратимся теперь к исходной точке зрения, будто всякий вопрос о конфликте законов касается иностранных государей. Пилье сам чувствует, что это натяжка; он предвидит возражение, что решительно непонятно, какой интерес может иметь государство, чтобы в споре между двумя частными лицами о праве собственности или о наследстве в чужом государстве было основано на его законе, а не на местном законе. Пилье воображает, что местные законы всегда менее льготны для иностранца, чем его национальные законы; между тем, бывает и наоборот; например, если после француза осталось в России недвижимое имение, и его наследники – сын и дочь, то по французскому закону сын получит только половину, а по русскому – 13/14. Что же на это отвечает Пилье? Государство выиграет от того, что его подданные разовьют под охраной Международного Частного Права свои отношения с заграницей. Но ведь это не ответ. С точки зрения экономической политики государство, конечно, выигрывает от развития частных международных отношений, но ведь Пилье спрашивают не об этом, а о том, чем оскорблен суверенитет иностранного государства, чем нарушено право, признаваемое за ним Международным Правом, если в другом государстве спор о правах гражданских решен только по местным законам? – Пилье хочет предупредить и другое возражение: ведь никогда еще не бывало, чтобы государства вмешивались в то, по каким законам решаются гражданские споры в других государствах: не было случая дипломатического вмешательства из-за нарушения какого-либо принципа Международного Частного Права. И что же на это отвечает Пилье? Этих нарушений. Так много, они. Так часты, что у государств не хватало бы времени и сил, чтобы в них вмешиваться; и к тому же не все признают принципы Международного Частного Права, – а потому и нельзя жаловаться на их нарушения. Но в таком ответе содержится молчаливое признание несостоятельности собственных воззрений, потому что если никакое государство не думает, что, предписывая своим судам решать споры вопреки принципу Международного Частного Права, оно нарушает чужой суверенитет, то все учение, будто в спорах заинтересованы государи, падает само собою. – Главное положение Пилье, что нормы Международного Частного Права обязательны потому, что их предписывает Международное Право, очевидно построено на песке. Кто должен взять на себя решение вопроса о том, какому из двух государств должно быть оказано предпочтение в выборе закона материального права? Международного суда для дел, связанных с Международным Частным Правом, нет; все конфликтные вопросы решаются в судах внутри определенных государств; таким образом, вопрос о суверенитете попадает в руки судьи, который подчинен своему государю и никому больше; и вдруг этот судья обязывается в конкретном случае сказать, что он с большим почтением относится к чужому государю, чем к своему. Где же это видано и мыслимо ли, чтобы судья становился судьею над своим законодателем? Вот к какому опасному выводу приводит припутывание иностранных государей к вопросу, который их нимало не касается, и который касается только того государства, где решается материальный спор. Пилье хотел показать, что Международное Частное Право имеет свои корни в Международном Праве, и вместо этого он лишил его всяких корней. После Пилье можно только усомниться в существовании юридически обязательного Международного Частного Права.

Совершенно иным представляется учение Цительмана о надгосударственном Международном Частном Праве как о субсидиарном праве, изложенное в I томе неоконченного труда «Internationales Privatrecht» 1897 г. Это глубоко продуманное учение, на котором действительно можно проверить основательность взгляда, будто Международное Частное Право можно вывести из Международного Права.

Цительман различает два Международных Частных Пава; одно есть совокупность тех норм, которые действуют в каждом отдельном государстве; это внутренне-государственное Международное Частное Право, другое – есть надгосударственное Международное Частное Право; оно содержит в себе те требования, которые обращаются к отдельным государствам относительно содержания его внутреннего Международного Частного Права. Только это надгосударственное Международное Частное Право Цительман выводит из принципов Международного Права. При каждом юридическом споре идет вопрос о том, приобретено ли или утеряно ли субъективное право. Субъективное право – это правомочие, предоставленное лицу объективным правопорядком определенного государства. Но какое государство может предоставить лицу или отнять у него правомочие? Только то государство, которое само имеет юридическую власть над тем, относительно чего оно хочет дать или отнять субъективное правомочие. Поясняю мысль Цительмана примером: идет спор о том, принадлежит ли вам недвижимое имение, т. е. имеете ли вы относительно данного имения субъективное право собственности. Очевидно, этот вопрос можно решить только по закону того государства, которое имеет господство над землею, где находится имение и которое поэтому может издавать законы о том, как право собственности приобретается и утрачивается. Но, – говорит Цительман, – для того, чтобы юридическая власть государства, как источник вашего субъективного права, оказывала действие и за границей, нужно, чтобы эта власть признавалась с точки зрения Международного Права. Следовательно, источником субъективных прав, признаваемых и за границей, может быть только закон того государства, которое имеет признанную Международным Правом юридическую власть соответствующего содержания. Отсюда открывается путь для проблемы Международного Частного Права. Цительман желает найти такой принцип Международного Права, который мог бы равномерно признаваться всеми государствами так, чтобы во всех государствах одинаково смотрели, что данный конкретный случай может быть разрешен только по законам такого-то определенного государства; чтобы всюду, в любой культурной стране одинаково вопрос о том, имеете ли вы право или не имеете, – решался по тому самому закону, по которому вы это субъективное право приобрели или утратили. Если иметь в виду, что Международное Право разграничивает сферы господства отдельных государств, то возможно провести и границы законодательной власти различных государств в отношении частных прав; есть возможность сказать, насколько отдельное государство может давать или отнимать субъективные права. Но, так как каждая государственная юридическая власть только тогда действительно юридическая власть, когда она исключительна; так как немыслимо, чтобы два государства имели тождественную по содержанию власть, то с точки зрения Международного Права всегда приобретение или утрата субъективного гражданского права может наступать только по закону одного определенного государства и никакого другого. Следовательно, вопрос о том, наступило ли определенное юридическое последствие, должен, с точки зрения Международного Права, обсуждаться по закону только именно этого государства.