– Это психологи, дорогой мой, – усмехнулся Евгений. – Они препарируют тебя, потешая профессиональное самолюбие и восторгаясь своим гениальным раскрытием особенностей исследуемого индивидуума, которому они, по собственному мнению, помогают.

Клёнов не стал спорить, епископ потоком сложнопостроенных предложений отбил у него желание отстаивать любую точку зрения.

Двор виллы был усеян гостями, занятыми разговорами и сплетнями за бокалами игристых вин. Им был мало интересен потрясающий круговой обзор, открывающийся с террасы – изгибы побережья Италии с одной стороны и Франции с другой, волнистая тёмная линия гор, огни городов и шум моря давно стали для них естественным. Евгений подошёл к Орловой, смотрящей на море с края площадки, встал рядом и спокойно, будто вечеринка вовсе его не интересовала, произнёс:

– Бордигера лучшее место для закатов и рассветов. Мыс с часовней, мимо которой мы проехали, выходит и на восток, и на запад. Каждый день солнечный диск поднимается со стороны Италии, озаряя всех светом и пронизывая влажный утренний воздух, проходит по небосводу и вечером медленно садится во Франции, поджигая горы и унося с собой жару… На этой вилле Клод Моне, кстати, жил…

– Поэтично, – ответила ему улыбкой Орлова. – Я здесь вижу много знакомых лиц… Видите мужчину толстого, которому костюм великоват?

Епископ кивнул.

– Достоевский это, из правительства, – при этих словах толстый мужчина неуклюже отвернулся от острого взгляда Елизаветы Николаевны, но по своей невезучести опрокинул бокал, мгновенно разлетевшийся на мелкие осколки.

– Фёдор Михалыч, вас легко узнать! – окликнула его Орлова, смеясь.

– Ага… – пролепетал смущённый Фёдор Михалыч. – Доброй ночи, Елизавета Николаевна!

– Я думала, вы на форуме в Женеве, нет? – иронично говорила она.

– Тут недалеко, развеяться решил… Выходные…

– Так среда вроде? А завтра и в Кремле собрание.

– Ааа… уже среда? – сморщился Фёдор Михалыч.

– Долго у вас длятся выходные! – захохотала Орлова. – Чтобы завтра вечером у Божесова были…

Фёдор Михалыч был готов последовать за разбитым бокалом, но предпочёл промолчать и весьма быстро покинул виллу на двух автомобилях. Артемий в то же время плавно погружался в светскую атмосферу. Русскоговорящие барышни стайкой окружили его.

– Вы из России? – интересовались им.

– Да, да… – отвечал он, в свою очередь больше интересуясь закусками. – А вы откуда приехали?

– Вообще—то мы местные, никуда нам приезжать не надо! – с жирной гордостью отвечали дамы постарше, заслужившие право причислять свои саратовские души к обитателям Лазурного берега.

– Да… отлично… – безэмоционально говорил Артемий, немного задевая заслуженность дам.

Епископ Евгений занял своё любимое место на вилле Селини на самом краю крутого склона. Вечеринка дышала, а он гордо смотрел на всё происходящее, хотя глаза его и казались грустными…

***

– Кардинал! – выпорхнула из ниоткуда Ольга. – Ты обещал мне аккомпанировать!

– Разве? – равнодушно спросил Евгений, но бодро последовал за Ольгой к сцене с белым роялем и DJ-контроллерами.

– Скажи что—то очаровательное, – шепнула Ольга епископу, пока сама поправляла стойку микрофона.

– Amici, tutti voi conoscete la voce dell’Opera di Olga Selini. Ma oggi…¹¹ Впрочем, вы понимаете по—русски, – все засмеялись с небольшим облегчением, ибо крайне неохотно переводили итальянскую речь. – Поэтому просто представляю вам Ольгу в амплуа джаз-вумен с восхитительной песней ZAZ «Je veux». Поёт Ольга Селини, аккомпанемент – я за роялем, и наш несравненный диджей, похлопаем! – все гости зааплодировали.

Епископ сел за рояль, демонстративно перекинул белый шарф, встряхнул волосами, охватил уверенным взглядом публику и сильными аккордами обозначил начало песни. Играя глазами с гостями, он ритмично отбивал свою часть аккомпанемента, пока диджей подключался к этой музыке, постепенно запуская в неё новые краски. В момент мощного звукового толчка Ольга вступила с яростным вокальным потоком, совершенно не похожим на то, что было с нею в опере. В её агрессивной подаче и наглых движениях читался профессионализм, смешанный с искренним состоянием души. Каждое слово песни она произносила отточено, будто зазубрила французский текст, хотя языком владела весьма хорошо. В проигрыше диджей заглушил аккомпанемент Евгения, создавая глубокие комбинации звуков, окутывающих всех собравшихся вечерней энергетикой. В нужный момент он оборвал эти беснования, и стала слышна игра епископа, плавно перебиравшего клавиши, дающего музыке новую силу через мелодичные арпеджио. Достигнув крещендо, епископ соединился в общем потоке изощрений диджея и эмоционального пения Ольги, исполнившей второй припев гораздо легче из—за более динамичного сопровождения. На последних строках песни епископ ловко подстроился под Ольгу и допел с ней слова до конца, разбавив пугающую страстность своим мягким голосом. Номер завершился тихим и нежным разложением последних аккордов. Все в едином порыве зааплодировали, выкрикивая bravo.

– Надеюсь, – шепнул Ольге Евгений, пока обнимал её, – ты просто переигрывала. Так эту песню можно петь только когда чем—то недоволен.

Она улыбнулась ему многозначительно, но в глазах сверкал восторг от произведённого эффекта.

– Откуда они знакомы, Артемий? – неожиданно подошла к Клёнову Орлова.

– Хм… кажется, она училась в консерватории, когда Князев проходил практику в Совете Федерации, – ответил Артемий с радостью в голосе, Орлова всё же была лучше тех пустых барышень.

– В Совфеде? – удивилась Елизавета Николаевна. – Разве он не богослов?

– Обычно он отвечает на это, что пути Господни неисповедимы, – отмахнулся Артемий. – Я могу только сказать, что он единственный московский студент из всех знакомых мне парней и девушек, который ни разу не курил кальян.

– А остальные что ли курили? – удивилась Орлова.

– Конечно, ни один студент и ни одна студентка не может пройти мимо кальяна! А он смог…

– Вам не кажется, что у Ольги отнюдь не оперный голос? – Орловой кальянная тема не понравилась, да и поговорить она хотела о другом.

– Да если бы я разбирался! – хихикнул Артемий.

– А в чём вы разбираетесь? – попыталась захватить его врасплох Елизавета Николаевна.

Он пронизывающе на неё посмотрел.

– Да так… Госслужба.

– То есть вы тоже здесь работу прогуливаете? – весело заметила Елизавета Николаевна.

– Да в отпуске я… – грубовато ответил Клёнов.

– Клёнов, Клёнов… что—то припоминаю… – выбрала другую стратегию Орлова. – Вы ведь сотрудник Службы безопасности?

У неё получилось, Артемий удивился, даже испугался.

– Ну, да…

– Это ведь вы занимались делом «Дальнобойщиков»?

– Не думаю, что могу с вами об этом говорить…

– Напротив, с кем, как не со мной! Я детально разрабатывала этот вопрос вместе с Красенко.

«Вспомнила! – подумал Клёнов с отвращением. – Только забыл о нём… Дальнобойщики чёртовы!»

– В таком случае, вы знаете всё даже лучше меня, – вслух сказал он.

– Вообще дело крайне опасное оказалось, не зря мы выпустили только одно заявление – «Задержана группа дальнобойщиков» с туманным пояснением. Вы всё—таки проводили арест, а потому лучше Красенко знаете груз фур… К тому же он так любит преувеличивать всё своей любимой фразой «героическое действие», – передразнила Орлова.

Подобное отношение к директору Службы безопасности никогда бы не могло возникнуть в служебной беседе, но эта лёгкость, с которой Орлова произносила имя директора, высмеивая его поведение, расслабила Клёнова и даже чуть-чуть расположила его к Орловой.

– Да, – усмехнулся по—доброму Артемий. – Он тот ещё кадр. Что же он наплёл?

– Сущие пустяки, просто предоставил опись, маршруты, заказчиков и прочую официальную информацию… Лучше скажите, на какой стадии следствие?

– Только без конкретики – мы пытаемся распутать систему подрядчиков и фондов, через которые проходил заказ. Такого объёма груза хватило бы на ужасные вещи…

– Подозреваемые? – спросила прямо Орлова.

Клёнов ничего не ответил, но отрицательно закачал головой.

– Интересно, что вы до сих пор не знаете подозреваемых в деле национальной безопасности, – протянула Елизавета Николаевна, допивая бокал Lambrusco и понимая, что Клёнов совершенно ничего нового ей не сообщил. – Были бы вы не женаты, я бы предложила вам потанцевать.

– Не будь вы женой премьера, я бы согласился.

– Ох, а я и не думала, что вы смотрите светскую хронику, – сладко потянулась Орлова. – Но вообще-то, я бывшая, да и премьер не ревнивый.

– А моя жена очень ревнива.

Орлова засмеялась, причинив большое удовольствие Клёнову.

– Ревность жестокая вещь, Артемий, страшная, беспощадная и отвратительная, – произнесла она задумчиво, – для женщин… Мужчинам надо ревновать, а вот женщины не должны показывать виду, тогда их будут любить ещё сильнее.

Клёнов смутился от этих слов, он не ожидал услышать подобное от властной женщины, минуту назад интересовавшейся расследованием важного дела. Но Орлова быстро взяла себя в руки – Артемий всё-таки не производил впечатления человека, готового поддержать такие разговоры. Ещё полчаса они беззаботно болтали о всякой ерунде, найдя друг друга интересными собеседниками. Артемий с удовольствием рассказывал смешные истории служебной жизни, Орлова высмеивала наиболее популярных и видных чиновников Правительства. Как только гости стали разъезжаться, к ним подошёл епископ, сообщив, что вызвал другой автомобиль для обратной дороги в Ниццу.

– Надеюс в будующем мы втрэтемся, – на ломаном русском с неожиданным кавказским акцентом проводил Селини Елизавету Николаевну.

– Мой дорогой доктор, – отвечала ему Орлова, находящаяся в прекрасном настроении от игристого. – Будущее есть у тех, кто имеет что-то в настоящем…

Селини не мог понять иронию произнесённого.

– Сiao! – крикнул он вслед.

– Вижу, ревность вы и правда не знали, – пробубнил Клёнов.

– Пустяки, – произнесла Орлова устало.

– Не говорите такое итальянцам… Ирония ваша слишком тонкая, они как раз чувствуют настоящее, не думая о будущем, – заметил