Читать книгу «Провидец Энгельгардт» онлайн полностью📖 — Михаила Антонова — MyBook.
image

Наконец, буквально в наши дни ведущие деятели США и НАТО в военной области заявили, что Запад будет давить на Россию до конца её существования. На что секретарь Совета Безопасности РФ Николай Патрушев заметил, что цель Запада – чтобы России, как страны, не было. Вдобавок Обама ещё пообещал, что будет добиваться легализации однополых браков по всему миру, а значит, и в России. Нужны ли нам такие, с позволения сказать, «общечеловеческие ценности»? Всё стало ясно, без недомолвок. Это межцивилизационный конфликт, который сам собой, мирно, разрешиться не может. России вновь предстоит противостояние с объединённым Западом, хотя она и в экономическом, и в военном отношении пока слабее его. Но она – единственная на планете сила, которая выступает идеологическим, политическим и военным препятствием для гегемонии западной цивилизации. Ни одна другая страна эту роль выполнять не сможет. Тем она Западу и ненавистна.

Не случайно, что книга Кюстина была встречена в Европе на «Ура!», переведена почти на все европейские языки и выдержала множество изданий. Это был поистине бестселлер, книга, появления которой смутно ожидали миллионы европейцев. И когда она вышла в свет, это был бальзам на душу европейцев, перепуганных могуществом непонятной им России.

Я привёл выше несколько цитат из Кюстина (подобных им в книге несчётное количество) вовсе не для того, чтобы тут же вступить с ним в полемику и ткнуть его носом в мерзости французской истории и французской жизни. Всё-таки книга Кюстина – некий шаг вперёд по сравнению с веками ходившими в Европе представлениями о России, как о стране, где живут люди с пёсьими головами, а по улицам свободно ходят медведи. Я лишь хотел показать, что западному человеку органически непонятен русский человек и строй его жизни. Русские исторически сложились как народ тоталитарный, как народ-государственник, и он, перенесший множество иноземных вторжений и нашествий, живёт, по словам Дмитрия Менделеева, «бытом военного времени». Многое Кюстин подметил верно, но он дал этому (возможно, даже без умысла) ложное истолкование. То, что европейцу кажется ужасным (приоритет государственных интересов над личными, понимание долга выше чести и пр.), для русского естественно. И европеец никогда не поймёт русского человека, если даже всю жизнь проживёт в России.

Для кинорежиссёра Карена Шахназарова Европу характеризую два произведения искусства: скульптура Родена «Мыслитель» и статуя «Кондотьер» (завоеватель, покоритель «диких» народов) работы Вероккьо, которая трактуется искусствоведами как «памятник воле, энергии, решимости, героизму человека». Но, говорит Шахназаров, «Мыслитель» в Европе отошёл в тень, а на тропу вышел «Кондотьер». И вышел он на тропу, ведущую на Восток. Его никто не остановит, если только он не получит от Востока сокрушительного отпора.

Мало того, что средний европеец, по Константину Леонтьеву, это «идеал и орудие всемирного разрушения». Дело обстоит гораздо хуже.

Мы ещё до конца не понимаем, что европеец – это потомок германцев-завоевателей, захвативших в V веке и заселивших, как раса господ, территорию Западной Римской империи. Многие современные государства Европы носят название тех германских племён, которые первоначально захватили эти территории: англы, саксы, белый, франки, тюринги, тевтоны, лангобарды (Ломбардия), остготы (остров Готланд, а в их империю входили Киев, Крым и, говорят, ещё и пермские земли) и вестготы и пр. Другие германские племена исчезли, но память о себе оставили надолго, например, вандалы. Германец – это носитель духа превосходства над остальными недочеловеками, расист изначально, по своей природе.

«В результате германские завоевания, – пишет М.Саяпин, – сформировали в послеримской Европе германский по происхождению кодекс благородства, зиждившийся на двух столпах:

1. господин не происходит из числа подвластного ему населения, его род – пришлый в этих краях;

2. господин является полновластным хозяином своих людей, а не просто правителем данной местности.

Германская система землевладения фактически восстановила рабство».

Надо отметить, что до германцев эти территории, заселённые в основном кельтскими племенами, были завоёваны римлянами, которые тоже не были ангелами. Считалось, что это был народ с разбойничьими наклонностями, буйный и беззаконный.

Русский мыслитель, один из основоположников славянофильства Иван Киреевский отметил особенность генезиса западноевропейских государств:

«…общественный быт Европы, по какой-то странной исторической случайности, почти везде возник насильственно, из борьбы на смерть двух враждебных племён, из угнетения завоевателей, из противодействия завоёванных и, наконец, из случайных условий, которыми наружно кончались споры враждующих несоразмерных сил».

Исходя из этой установки, Киреевский предсказывал и будущее этих стран. Они будут развиваться кровавыми переворотами.

Вот и выдающийся русский мыслитель Николай Данилевский в книге «Россия и Европа» показал, что Европа – извечный враг России, и привёл цивилизационные объяснения этого факта. Здесь не место разбирать фундаментальный труд Данилевского, который в России нашёл тогда (да и много позже) мало читателей, понявших его историческое значение. Но одно замечание надо сделать, поскольку нынешние санкции Запада и другие его враждебные акции в отношении России – не случайная мера, а лишь иное проявление многовековой его политики с целью расчленить и покорить нашу страну. Базовой основой такого рода устремлений являлся менталитет людей Запада. И.Я. Данилевский, определяя типичные черты, присущие народам Запада, замечал: «Одна из таких черт, общих всем народам романо-германского тина, есть насильственность… Насильственность, в свою очередь, есть не что иное, как чрезмерно развитое чувство личности, индивидуальности, по которому человек, им обладающий, ставит свой образ мыслей, свой интерес так высоко, что всякий иной образ мыслей, всякий иной интерес необходимо должен ему уступить, волею или неволею, как неравноправный ему». В насильственности Н.Я. Данилевский усматривал «коренную черту европейского характера». Отсюда он выводил, в частности, стремление европейцев «к угнетению народностей».

Я бы сказал более определённо: русский человек и европейский человек – это два разных антропологических типа, причём европеец никогда не сможет адекватно понять русского. (Находящийся на нижней ступени развития не понимает находящегося на высшей, а последний первого понимает вполне и сочувствует ему, хотя и всегда должен быть готов к тому, что тот выкинет какой-нибудь недружественный фортель.)

Я не знаю, принимал ли Энгельгардт концепцию Данилевского в полной мере, но то, что русский человек, крестьянин, совершенно иной антропологический тип, чем европеец, он понимал и показывал на ярких примерах.

И евразийцы рассматривали Западную Европу как единый «романо-германский мир», имея в виду то обстоятельство, что все народы этого континента образовались вследствие завоевания в разной мере романизированного их населения германцами, образовавшими господствующий класс и обратившими завоёванных в своих рабов. Господа говорили на одном языке, местное население на другом. И через столетия повторялась та же картина. Нормандцы, завоевав в 1066 году Англию, говорили на французском, англосаксы – на диалектах своего языка. Самый знаменитый английский король Ричард Львиное Сердце участвовал в Крестовых походах и бывал в Англии редко, а английского языка не знал совсем. Покорённые англосаксы не раз поднимали восстания против захватчиков, эти их выступления жестоко подавлялись. Понадобились столетия, чтобы из этих двух разнородных частей образовалась нация, говорящая на едином английском языке, но английская аристократия всё же имела в основном нормандские корни. (То есть германские, поскольку Нормандия – это область во Франции, которая была захвачена морскими разбойниками – викингами, германского происхождения.)

Я не отрицаю того, что деятели культуры стран Европы внесли весомый вклад в сокровищницу ценностей человечества. Но нельзя отрицать и того, что, в силу многих причин приморские страны Западной Европы, прежде значительно отстававшие, например, от Китая, вырвались вперёд в своём развитии (особенно в производстве оружия) и, захватив огромные территории на всех материках, создали обширные колониальные империи. Сначала в Испанской, а затем в Британской империи «никогда не заходило солнце»: когда в одних колониях наступала ночь, в других сиял день. В разы превосходили свои метрополии и по территории, и по численности населения колонии Франции, Бельгии, Голландии, Португалии. Германия, опоздавшая к началу создания колониальных империй, тем не менее, также захватила колонии в Африке и в других частях света. Колонизаторы захватывали облюбованные ими территории силой оружия (огнестрельного, которого у туземцев не было), сопротивляющихся захвату беспощадно, зверски уничтожали, а покорённое население либо заставляли работать на захватчиков, либо обращали в рабов и продавали на работу на плантациях в осваиваемой европейцами Америке. На совести тех, кто несли «бремя белого человека», будучи в крови невинных жертв, – многие злодеяния: от работорговли и опиумных войн до истребления целых народов вместе с их самобытной культурой. Словом, нет такого преступления, которого не совершили бы европейцы в их безумной жажде золота, богатства. Их идеологи разработали десятки расовых теорий, оправдывавших эти преступления, убеждали себя и мир в том, что европейцы обязаны нести «бремя белого человека», эксплуатируя туземцев колоний по праву, исполняя миссию «цивилизовать» отсталые народы. Процесс же цивилизации они понимали, как насаждение повсюду ценностей и образа жизни европейцев. Европейцы (а тем более – их отколовшаяся ветвь – американцы) не могут жить без присвоения плодов труда покорённых ими народов. Даже если они вынуждены были предоставить этим народам формальную независимость, они опутали отсталые страны узами финансовой кабалы. Европейцы и американцы – народы-хищники, со дня своего появления на свет пьющие кровь своих жертв. И они не могут воспринимать мир иначе и жить иначе. Как пишет талантливый блогер Юлия Бражникова, «хищник не может изменить матрицу своего сознания и будет прыгать на противника, пока тот, потеряв терпение, не свернёт ему шею». Отсюда их теории «исключительности» и «исторической миссии» той или иной нации из их сообщества.

Вообще-то каждая историческая нация обладает своей исключительностью. Весь вопрос в том, в чём нация видит эту свою исключительность, направлена ли она на подчинение и эксплуатацию других наций или же исходит из необходимости развития на собственной основе. Так, исключительность США заключается в том, что американская нация строит «град на холме», призванный стать образцом для всего остального мира, и обязанность Америки – насаждать всюду американские ценности и американский образ жизни. А те «дикие» народы, которые не принимают эти ценности и этот образ жизни, надо принудить принять предлагаемый образец, либо уничтожить, чтобы они не портили этот мир, освободили бы территорию для достойных проживания на планете. И бесполезно убеждать европейцев или американцев в ошибочности их теорий исключительности, это их гражданская религия, догматы которой воспринимаются с детства на веру, и рациональными доводами их не опровергнуть. В констатации того, что народы Запада складывались как хищники и паразиты, и что такова их гражданская религия, нет ничего обидного, тем более оскорбительного. Такими эти народы сформировала история.

А русский народ складывался в совсем других условиях. Экспансия русских была направлена на Восток и на Север, на земли мало заселённые, причём часто с экстремальными условиями проживания. Устраивая свои крепости, со временем становившиеся городами, вблизи селений туземцев, они вступали с местным населением в торговые и иные, порой и брачные связи, и старались закрепить их на мирной основе. Поскольку по уровню экономического и культурного развития русские превосходили местное население, туземцы охотно перенимали многое из опыта пришельцев. При этом русские не пытались изменить общественное устройство у тех народов, среди которых им довелось жить. Так, хотя порой и не без трений, но без войны на уничтожение, происходил процесс адаптации русских к местным условиям, а туземцев – к русской культуре. В итоге складывался союз народов, составивших со временем Русское государство. Даже английские мыслители вынуждены были признать, что такая политика русских привела к образованию союза разноплемённых частей гораздо эффективнее, чем экспансия англичан в их стремлении подчинить себе другие народы силой оружия.

При единстве русского культурно-исторического типа, разумеется, и среди русских (как и в любой другой нации) есть люди совершенно разные и по складу души, и по взгляду на жизнь. Вот как, например, рисует Иван Тургенев (можно сказать, первый из великих русских писателей получивший широкое признание на Западе) два таких типа в рассказе «Хорь и Калиныч»:

«Хорь был человек положительный, практический, административная голова, рационалист; Калиныч, напротив, принадлежал к числу идеалистов, романтиков, людей восторженных и мечтательных. Хорь понимал действительность, то есть: обстроился, накопил деньжонку, ладил с барином и с прочими властями; Калиныч ходил в лаптях и перебивался кое-как. Хорь расплодил большое семейство, покорное и единодушное; у Калиныча была когда-то жена, которой он боялся, а детей и не бывало вовсе… Хорь любил Калиныча и оказывал ему покровительство; Калиныч любил и уважал Хоря. Хорь говорил мало, посмеивался и разумел про себя; Калиныч объяснялся с жаром, хотя и не пел соловьём, как бойкий фабричный человек… Но Калиныч был одарён преимуществами, которые признавал сам Хорь… Калиныч стоял ближе к природе; Хорь же – к людям, к обществу».

При всех отличиях русских людей, скажем, типа Хоря и типа Калиныча, у них есть много общего, и тот и другой по своему внутреннему складу не похожи на рядовых европейцев. Прагматик Хорь, при внимательном рассмотрении, резко отличается от прагматика-европейца, так же как Калиныч от европейского романтика.

Но деятели Запада, интересующиеся Россией и складом русского человека, не видят этой особенности наших соотечественников. Почему? Это отдельный вопрос. Но одна из причин этого странного положения, может быть, в том, что, зная едва ли не наизусть наиболее известные произведения Достоевского, Льва Толстого и Чехова, они не знают книг менее знаменитых, но ближе стоявших к реальной жизни русских тружеников. В особенности это относится к удивительно ёмкой, написанной прекрасным русским языком книги потомка обрусевших немцев Александра Николаевича Энгельгардта «Из деревни». Она и в России-то известна преимущественно специалистам-аграрникам, а уж за рубежом если и была когда-нибудь переведена, то давно стала библиографической редкостью. Да без обстоятельного истолкования её там чаще всего просто и не поймут. А истолкования даются почти всегда в духе книги маркиза де Кюстина.

Но почему же эту почётную и нужную работу выполнил обрусевший немец, а не «природный русак»? Ещё Пушкин заметил: «Мы, русские, ленивы и нелюбопытны». Нас уже давно не удивляет то, что нередко выходцы из других народов открывают первыми какие-то стороны русской жизни, на которые нам некогда обратить внимание. Обрусевший датчанин Владимир Даль создал «Толковый словарь живого великорусского языка». Русские былины собрал славяновед и историк, славянофил Александр Гильфердинг, тоже, судя по фамилии, происшедший «от корней иноземных», возможно, немецких. И что интересно: работы Гильфердинга «были первыми попытками в русской историографии представить более объективно характер взаимоотношений славян (особенно прибалтийских) и немецких захватчиков и колонизаторов. Традиционной легенде немецкой историографии о культуртрегерской и миссионерско-просветительской деятельности немецких духовно-рыцарских орденов в отношении славян, латышей, литовцев Гильфердинг противопоставил картину насильственного онемечивания и порабощения этих народов». (Замечу, что и Энгельгардт о немцах обычно отзывается с иронией.) И музей имени великого русского художника-иконописца Андрея Рублева создал грузин Давид Арсенишвили.

О музеях, об отношении русских к прошлому, вообще надо бы поговорить особо. У нас в Москве долго не было даже музея Гоголя, да и тот, что есть, пока ещё не вполне музей. А вот эстонцы в Красной Поляне, в пригороде Сочи, создали музей классика своей литературы (фамилию его я сейчас не вспомню). Почему? Какое отношение имели эстонцы и этот их классик к Сочи? Оказывается, он лечился здесь, провёл в Красной Поляне две недели. Чувствуете разницу? Возможно, это происходит от богатства русской культуры, от обилия в ней гениев? Но Тургенев находит более глубокие тому объяснения. Он писал, что именно из разговоров с Хорем вынес «убежденье, что Пётр Великий был по преимуществу русский человек, русский именно в своих преобразованиях. Русский человек так уверен в своей силе и крепости, что он не прочь и поломать себя: он мало занимается своим прошедшим и смело глядит вперед. Что хорошо – то ему и нравится, что разумно – того ему и подавай, а откуда оно идет, – ему всё равно. Его здравый смысл охотно подтрунит над сухопарым немецким рассудком; но немцы, по словам Хоря, любопытный народец, и поучиться у них он готов». Гениев своих русский человек чтит, но не зацикливается на этом, будучи уверенным в том, что, как сказали бы некоторые известные деятели, «русские бабы ещё нарожают». Потому у нас охрана памятников истории и культуры остаётся пока скорее делом узкой прослойки энтузиастов, чем всенародным движением.

Русские – в высшей степени подражательный и переимчивый народ. Начну с мелкой бытовой детали. На Руси женщины издавна носили сапоги, что было вызвано нашими климатическими условиями, и никто в этом не видел ничего особенного. Но вот кто-то из заезжих французов увидел такую обувь, и во Франции появились в продаже изящные женские сапожки. И только тогда и в России они стали модной обувью, а русские женщины часами стояли в очередях, чтобы обзавестись импортными сапожками. А сколько великих открытий и изобретений было сделано в России (от первого в мире паровоза до первого же компьютера), но они не признавались и оставались без применения. Зато, едва за рубежом появлялось что-нибудь подобное, часто основанное на русских же идеях, как тут же начиналась гонка: «догнать и перегнать!» же упоминавшийся Иван Киреевский с горечью писал: желать теперь остаётся нам только одного: чтобы какой-нибудь француз понял оригинальность учения нашего и написал об этом статью в журнале. И чтобы немец, поверивши ему, изучил наше учение поглубже и стал бы доказывать на лекциях, что в этом учении «совсем неожиданно открывается именно то, чего теперь требует просвещение Европы. Тогда, без сомнения, мы поверили бы французу и немцу и сами узнали бы то, что имеем».