Дело в том, что типологически центральноазиатские кочевые общества… ближе к европейским, чем даже, скажем, российское!

В традициях степняков были и парламентская демократия (курултаи), и выборность глав государств (султанов, которых ошибочно считают монархами, хотя на самом деле они были президентами). А также свобода слова (в плане традиции неприкосновенности акынов), гласный суд, а у казахов – даже… избирательное право для женщин (на местных выборах)! Одним словом, если сделать скидку на средневековую специфику, – просто готовый образец для демократий мира!

И если демократический уклад казахов смазывается уже оформляющейся государственностью имперского типа, то таковой у киргизов можно увидеть в достаточно чистом виде. Вот почему лидером Кыргызстана оказался не «партийный бай», а демократически избранный скромный профессор – это вполне в духе традиций степняков. Да и бессменный президент Казахстана не воспринимается в мире каким-то диктатором – видимо, настолько сильно проступает сквозь его действия настоящая демократическая традиция казахов, которую невозможно подделать.

Понимаю, что такое отступление вызовет шок у части читателей: да неужели эти степняки большие европейцы, чем мы, родимые?! Но это всего лишь следствие длительной дрессировки умов российского истеблишмента. Плюс поверхностное отождествление деспотических порядков, скажем, в Узбекистане со степными, что тоже является в общем-то продуктом пренебрежительного восприятия «традиций туземцев»: дескать, все они там одинаковы, только названиями отличаются. Для многих, увы, тезис о «большей европейскости» степных обществ лишает их возможности свысока поглядывать на своих юго-восточных соседей – дескать, пусть нам еще до «полной демократии» далеко, но им-то еще дальше! Порой в прессе приходится встречать иронически-риторические вопросы: что же это, или в Казахстане больше демократии, чем в России? (Предполагается: абсурд.) А один высокопоставленный умник даже увидел в разгуле киргизской толпы во время переворота… признаки «восточной деспотии»! Словом, тот комплекс, который Ф. Кривин выразил словами: «…читая это, лилипуты вырастают в собственных глазах».

Это одна сторона вопроса. Но естественно возникает и другая. А если степные общества так близки европейским, то не впустую ли пройдут помещенные выше предсказания насчет неизбежности скорой интеграции Казахстана и Киргизии с Россией? Ведь тогда получается, что как раз им лучше было бы наводить мосты с Евросоюзом?

К счастью, типологические сходства на являются фатальными. И яркий пример тому – отношения России с Индией, этой «самой большой демократией мира». И впрямь, в плане устройства общества (а в известной степени и в смысле многих ценностей) наши две страны практически не имеют ничего общего. Индия – самая настоящая демократия западного типа, к которой даже вся западная правозащитная общественность не может подкопаться в плане пресловутых «прав»; Россия же в ее архетипе – это общество тоталитарной демократии, чьи социальные ценности ничего общего не имеют с европейскими. И тем не менее СССР и Индия довольно быстро (после кратковременного ожидания, что в Индии должна непременно победить социалистическая революция) нашли в друг друге союзников не-разлей-вода (что было очень кстати в эпоху «холодной войны»).

В чем же причина такой вроде бы парадоксальной (но проверенной временем) дружбы? Думается, одна из важнейших причин – то, что парламентская демократия для индийцев – атрибут жизни, а не орудие распространения своего геополитического влияния, как для англосаксов. Да, западная демократия – это, прежде всего, орудие порабощения народов иных культур.

А вот Индия не стремится весь мир выстроить под себя; она просто существует в парламентской системе. И это, оказывается, не мешает дружеским отношениям со страной, построенной на полностью противоположных началах!

Вот и большая либеральность степных традиций – вовсе не причина для враждебности центральноазиатских стран и России. Если она в чем-то и проявляется, то в достаточно активных контактах этих двух стран, скажем, с Евросоюзом (а Казахстан даже стал… очередным председателем ОБСЕ!). Вот здесь, наверное, играет роль фактор типологической общности с Европой, и делать из этого ни сенсацию, ни трагедию не стоит. Ведь главного – желания уничтожить российскую политическую традицию (если надо, то вместе с самим народом) – у наших центральноазиатских друзей не наблюдается. А значит, и особых глубинных причин, стоящих на пути нашей будущей дружбы, нет.

Но вернемся к Киргизии.

Новая власть, установившаяся в Киргизии после «революции тюльпанов», тоже была построена оригинально. Президент Курманбек Бакиев, южанин, – крепкий хозяйственник, а вынужден был руководить силовыми структурами. Тогдашний премьер-министр Феликс Кулов, северянин (революция освободила его из тюрьмы), – профессиональный милиционер, а должен был управлять экономикой. И хотя оппозиция добивалась превращения президентской республики в парламентскую, частично она этого добилась в ходе нового противостояния с властью в ноябре 2006 года. А народ видит, что такая беспомощная власть вряд ли способна обеспечить хозяйственное возрождение страны.

Клубок острых противоречий завязан в наиболее плодородной зоне Средней Азии – в Ферганской долине, которая разделена между Киргизией, Узбекистаном и Таджикистаном и представляет собой этнический котел. Впрочем, и население других районов этих республик тоже этнически неоднородно. В Киргизии, например, 12 процентов населения составляют узбеки, а немало киргизов проживает в Узбекистане, Таджикистане и даже в Синьцзяне.

Через киргизский город Ош (и далее на Бишкек) проходит дорога из таджикского Горного Бадахшана, которую считают главной артерией наркотрафика в Евразии (она находится под контролем чеченцев и ингушей, предки которых были высланы в свое время с Кавказа).

Киргизия вошла и в ЕвроАзЭС, и в ОДКБ, и в ШОС. Отношения к России и к русским здесь даже в самые трудные времена, до последних месяцев, оставались в целом доброжелательными. В стране создан Славянский университет, русский язык имеет статус официального и широко используется в общении. Не только власть, но и оппозиция (не считая ультранационалистов, не пользующихся широкой поддержкой в народе) не выступают против дружеских отношений с Россией.

Но внутренняя обстановка в стране и после революции остается нестабильной, а в случае обострения межэтнических и социальных противоречий речь может пойти о самом существовании Киргизии как единого самостоятельного государства. Не раз высказывалось мнение, что Киргизию может спасти интеграция с Казахстаном, которая выглядит скорее как поглощение горной республики ее степным соседом (примерно так же российские верхи рассматривают интеграцию России и Белоруссии). Президенты Киргизии и Таджикистана заявили о желании их республик присоединиться к Таможенному союзу России, Казахстана и Белоруссии. (Да ведь многие тысячи киргизов вынуждены были уехать на заработки в Россию, в Москве они составляют значительную часть неквалифицированной рабочей силы – дворников, подсобных рабочих на стройках и пр.)

Это не случайно. Интеграция в рамках ЕвроАзЭС дает плоды, в частности, намечаемое объединение центральноазиатского энергетического кольца с российским позволит улучшить снабжение участников проекта электроэнергией.

В Киргизии находятся российская авиабаза в Канте и американская в аэропорту «Манас» (близ Бишкека), созданная, как объяснялось, для борьбы с талибами в Афганистане. В феврале 2009 года Бакиев, находясь в Москве на саммите ОДКБ, заявил о требовании Киргизии к США ликвидировать эту американскую военную базу. Это заявление вызвало волну возмущения не только в США, но и у их союзников по НАТО. В западных СМИ появились панические высказывания: «Россия теснит Америку на нескольких фронтах». Американцы, должны были покинуть базу в течение 180 дней. Появилась информация о том, что они смогут перебазироваться в Таджикистан. Но затем оказалось, что американская база остается в Киргизии, просто меняются ее название и статус. Видимо, американцы хорошо заплатили, кому следует, во властных структурах Киргизии. Да и рабочие места для местного населения не лишние. Наиболее «американизированная» часть киргизской молодежи, особенно те, кто получает американские гранты на обучение, также выступала против закрытия американской базы.

В Киргизию усиленно проникают и китайские инвестиции. Китайцы уже построили в республике овчинно-шубный и целлюлозно-бумажный комбинаты. Особенно их интересует Ферганская долина, где можно будет довести добычу нефти с нынешних 70 до 500 миллионов тонн. Киргизии отводится важная роль в планах осуществления железнодорожной связи Китая с Турцией, что можно рассматривать как один из вариантов восстановления Великого Шелкового пути в обход России. Самая острая борьба за влияние в Киргизии – еще впереди. И все же есть основания надеяться на то, что общие черты менталитетов наших народов, совместная вековая история и общность интересов окажутся сильнее иноземных влияний, и Киргизия со временем окажется надежной союзницей России.

УЗБЕКИСТАН – СОЮЗНИК РОССИИ ПОНЕВОЛЕ

Узбекистан – самая крупная по численности населения республика Средней Азии. В нем проживает 25 миллионов человек, из которых узбеков—15 миллионов. В советское время он негласно считался «первой среди равных» среднеазиатских республик. Однако это было обусловлено скорее экономическими и политическими обстоятельствами, чем духовными. Русский человек, приезжавший тогда, например, в Казахстан, видел там обычную советскую республику с некоторыми особенностями, обусловленными влиянием ислама. А Узбекистан, напротив, представлялся прежде всего исламским государством, на жизни которого появился некий советский отпечаток.

Карл Маркс в конце своей жизни почувствовал особенности азиатского способа производства, к которому неприменимы категории капиталистического общества. В пустынных регионах Средней Азии жизнь, возможность выращивания хлеба насущного зависела от воды, для подачи которой на поля нужно было создавать сложные системы ирригации. Такое дело было не под силу ни отдельному крестьянскому хозяйству, ни даже крупному частному собственнику. Системы ирригации обычно находились в руках государства. Это был своеобразный восточный, азиатский социализм. Маркс отмечал, что время от времени в этих регионах менялись правители, исчезали одни государства и возникали другие, а сам способ производства и общественный быт оставался неизменным. (Правда, думается, Маркс под одним названием «азиатского способа производства» необоснованно объединил североазиатский – кочевническо-скотоводческий, китайский государственно-бюрократический и среднеазиатский земледельческий на поливных землях.) Конечно, в индустриальную эпоху и технология сельскохозяйственного производства изменилась, на поля пришли машины, но менталитет народов, тысячелетиями выращивавших хлопок и хлеб на поливных землях, оставался в основе своей неизменным, не принимавшим идеологию индивидуализма и неограниченной конкуренции.

Советская власть, симпатизировавшая Турции Кемаля Ататюрка, подарила Узбекистану такие культурно тяготевшие к Таджикистану города, как Бухара и Самарканд. Это служит предпосылкой для того, чтобы сегодня осуществился план создания так называемого «туранского коридора», который должен объединить исламские суннитские государства Азии в единую коалицию под эгидой Турции, которая благодаря этому станет сверхдержавой. С этим проектом конкурирует «панисламистский проект», осуществляемый под эгидой Пакистана и Саудовской Аравии.

После провозглашения независимости Узбекистан сначала «дистанцировался» от России и даже вступил было в антироссийский блок ГУУАМ (Грузия, Украина, Узбекистан, Азербайджан, Молдавия). Но угроза вторжения извне и активизация исламских фундаменталистов внутри страны (террористические акты 2004 года, кровавые события 2005 года в Андижане и др.) заставили его вновь обратить свои взоры к бывшему «старшему брату». В то время как ЕС ввел эмбарго на поставку оружия в Узбекистан, республика получила от России все необходимое ей вооружение. После выхода в 2005 году Узбекистана ГУУАМ превратился в ГУАМ.

Однако Узбекистану нужно было не испортить отношения и с США, на помощь которых он рассчитывал, а это было возможно лишь в том случае, если республика не будет демонстрировать слишком тесные связи с Россией. Поэтому участие Узбекистана в ШОС остается больше номинальным. Правящая элита Узбекистана опасается слишком явной демонстрации дружеских чувств к России еще и потому, что далеко не была уверена в сохранении стабильности в нашей стране после 2008 года, когда Путин оставил пост президента. Но все же, по мере укрепления связей страны с Россией, в Узбекистане порой стали открыто проявляться антиамериканские настроения. Дело дошло даже до публичного выступления одного узбекского сенатора, заявившего, что США – враг свободы в мире номер один. Наблюдатели тогда отмечали, что такой демарш возможен лишь с согласия президента Каримова. В американских СМИ этот случай был преподнесен как курьез: дескать, можно ли всерьез относиться к критике со стороны политического деятеля такого государства, в котором месячная зарплата равна плате в США за час работы?

Узбекистану надо было создавать благоприятные условия для компаний из стран ЕС, в надежде на привлечение оттуда инвестиций в экономику, которая нуждается в модернизации. Нуждалась страна и в установлении экономических связей с Китаем, который стремится завоевать крепкие позиции в регионе. Большой интерес к ресурсам и внутреннему рынку Узбекистана проявляет Япония. А тут еще традиционные связи с Турцией, Ираном, Саудовской Аравией. Периодически возникают осложнения в отношениях Узбекистана с соседними республиками СНГ – Казахстаном, Киргизией, Туркменистаном, Таджикистаном. Между тем взаимозависимость этих государств очевидна: например, Узбекистан, как страна поливного земледелия, нуждается в воде, а истоки рек, протекающих по территории республики, находятся за ее пределами – в Киргизии и Таджикистане, которые используют часть водных ресурсов в своих интересах. (Узбекистан больше всех заинтересован и в реанимации проекта поворота сибирских рек в Среднюю Азию, хотя это его проблем не решит.) Но пока «центральноазиатская интеграция» остается больше мифом, чем реальностью.

Казахстан избрал линию поведения, которую можно выразить формулой: «Политически – с Россией, экономически – с Западом» (правда, в последнее время и тут стал весомым «китайский фактор»). Туркменистан стремился вообще отгородиться от внешнего мира, сохраняя лишь один выход во вне страны – газопровод. А Узбекистану приходится, сохраняя известную замкнутость, в то же время во внешней политике балансировать на стыке интересов многих государств, чтобы извлечь из противоречий между его партнерами максимальную пользу для себя, для сохранения стабильности в стране. (Более подробно этот вопрос рассмотрен в статье Евгения Абдуллаева «Устойчивое неравновесие: отношения с Россией в политике Узбекистана»^[6]) Показательно в этом смысле название книги президента Ислама Каримова, вышедшей в 2006 году: «Узбекский народ никогда и ни от кого не будет зависеть».

Но ведь это легко сказать: мы будем независимы. Действительно независимые государства на карте мира можно пересчитать по пальцам. Как только Узбекистан выпал из народнохозяйственного комплекса бывшего СССР, нарушились десятилетиями налаживавшиеся экономические связи с другими республиками, оказались потерянными поставщики и потребители продукции, внутрисоюзные рынки ее сбыта, уехали в Россию высококвалифицированные специалисты, а своими силами новая независимая страна не могла преодолеть вызванную этим разруху. Россия принципиально от своего «южного подбрюшья» (по выражению Александра Солженицына) отвернулась, а «руку дружбы» на строго коммерческой, своекорыстной основе протянул Узбекистану Запад.

МВФ и Всемирный банк предоставили Узбекистану кредиты – при условии установления в экономике страны рыночных отношений, обеспечения открытости ее экономики для западных инвесторов и т. п. А последствия заранее были известны: экономика страны-жертвы становилась добычей транснациональных корпораций.

ЕС и Всемирный банк выражали недовольство закрытостью Узбекистана, в том числе и от соседних республик бывшего СССР. Европейским компаниям хотелось бы иметь единый открытый для них центральноазиатский рынок. Вообще Запад торопил Узбекистан с проведением либеральных реформ, пугая его возможными потрясениями, если преобразования не будут осуществлены. Насколько это было возможно, руководство Узбекистана тормозило процессы распада, неизбежные при внедрении рыночных отношений в экономику восточного типа. Каримов отвечал эмиссарам Запада: «Не нужно разрушать старый дом, пока не построен новый». Узбекистану нужно выработать уникальную модель, чтобы вписаться в глобальную экономику на достойном, мировом уровне.