С середины IX века и до середины XVI века, то есть с момента возникновения государственности на Руси до завершения формирования русского централизованного государства (от Рюрика до Ивана IV), существовали княжества – суверенные и вассальные феодальные государства и государственные образования во главе с князьями. Крупные княжества дробились на уделы. Спорные вопросы между феодальными властителями решались в противоборстве, в основном, в военных действиях. Не было еще создано центральных органов исполнительной власти и тем более органов, которые занимались бы организацией сбора разведывательной информации. Татаро-монгольское иго (золотоордынское иго) в XIII–XV веках исключило какую-либонадежду на появление таких центральных органов власти.
Вся внешнеполитическая активность ограничивалась отношениями между княжествами, поэтому состояние и функции внешней разведки на государственном уровне в рассматриваемый период были крайне ограниченными. В Киевской Руси вопросы внешней политики и внутреннего управления решал князь при участии старшей дружины. Старший дружинник известен под именем «боярин (боляринъ)» – ‘старший дружинник, советник князя’18. Общим названием старших дружинников первоначально было «огнищане»,19 впоследствии за ними утвердилось название «княжих мужей», и наконец, просто «бояр». В «Повести временных лет» под 996 годом сказано, как князь Владимир советуется с дружиной: «Бѣ бо любяше Володимиръ дружину, и с ними дума о строеньи землинемь, и о уставѣ земленемь, и о ратѣхъ»20. [Владимир любил дружину и совещался с нею об устройстве страны, и о войне, и о законах страны].
В важных делах, выходивших из круга обычных, Владимир созывает, кроме старших дружинников (бояр), еще и «старцев градских» – знатных представителей городского населения. Так, когда речь шла о выборе веры, он считал необходимым выслушать «мужей добрых», которые ходили в «Болгары», в «Немецъ» и в «Грекы»: «И созва князь бояры своя и старца, р<е>че Володимеръ: “Се придоша послании нами мужи, да слышимъ от нихъ бывшее”, и рече имъ: “Скажите предъ дружиною”… Отвѣщавъша же боярѣ и рѣша: “Аще лихъ бы законъ Грѣчкыи, то не бы баба твоя Ол<ь>га прияла крещения, яже бѣ мудрѣйши всих человѣкъ”. Отвѣщав же Володимѣръ, рече: “То кде крещ<е>ние приимемь?” Они же рѣша: “Кдѣ ти любо”»21. [Сказали бояре: «Если бы плох был закон греческий, то не приняла бы бабка твоя Ольга крещения, а была она мудрейшей из всех людей». И спросил Владимир: «Где примем крещение?» Они же сказали: «Где тебе любо»].
С принятием христианства в думе, то есть в ближнем круге князя, появляются представители высшего духовенства – епископы. Учреждение, которое обозначается термином «боярская дума» в настоящее время, не носило этого названия в древности, и вообще не имело определенного названия. Это были совещания, советы (заседания), на которых глава государства «думал» со своими приближенными о делах государства. Думати – ‘совещаться, советоваться, совместно обсуждать что-либо’22. Это государственное образование стояло во главе древнерусской администрации в X–XVII вв., хотя очень редко выдвигалось на первый план при решении государственных вопросов.
После кончины Владимира «старцы градские» исчезают из думы, духовенство также не играет в ней заметной роли, и она становится учреждением односословным, собранием бояр – членов старшей дружины.
Трудно сказать, кто из старшей дружины обычно решал дела в думе, но можно предполагать, что сюда входили важнейшие из должностных лиц: дворский, печатник, стольник, мечник, казначей и др.; в юго-западной Руси в думе заседали и представители областной администрации –тысяцкие, воеводы. Во всяком случае, число членов боярской думы было невелико. Она ведала делами войны и мира, определяла отношения с другими князьями, вершила суд и расправу, заключала договоры с иноземцами, решала вопросы о преемстве князей и т. п.
Начиная с XV века, возле великого князя, а в дальнейшем царя, начала действовать так называемая Тайная или Комнатная дума, которую именовали еще и Ближняя дума. Она никогда не имела постоянного состава, а созывалась по мере надобности. При Василии III уже многие бояре, особенно из старинных родов, были недовольны тем, что государь «рушит старину», приглашая для тайных совещаний к себе «в комнату» незнатных доверенных лиц. Часто эти лица не имели думного чина и, по мнению бояр, не имели права советовать государю. При Иване IV эта Ближняя дума получила название Избранная рада и была своего рода правительственным кабинетом при царе.
Фактическим руководителем и организатором разведки на государственном уровне был сам князь, нередко принимавший решения при участии лишь нескольких близких к нему людей, во многом случайных доверенных советчиков – непрофессионалов. Для сбора разведывательных сведений использовалась информация, поступавшая от русских подданных, в основном, от послов и посланников, направляемых во главе посольств в зарубежные страны с известиями о событиях, происшедших в стране (о смерти правившего великого князя, о вступлении на престол нового), для заключения военных и брачных союзов и т. д. С этой же целью (чаще всего с ограниченной задачей – для передачи определенного сообщения) за границу направлялись гонцы. Наряду с вышеперечисленной категорией лиц источниками информации были торговые люди, а также жители приграничных областей. Привлекались и иностранцы, как прибывающие на территорию Русского государства (купцы, члены зарубежных посольств, перебежчики), так и находившиеся за его пределами: представители православного духовенства, лица различного социального и общественного положения.
Разведка в войске организационно не выделялась. И здесь ее организовывал и направлял князь или назначенный им воевода. Они ведали организацией добывания сведений о противнике (в том числе способствовали захвату пленных и разведчиков противника); обеспечивали наблюдение за неприятелем для выявления его намерений; принимали меры по воспрепятствованию противнику в сборе сведений о своем войске и его расположении, а также отвечали за организацию походного охранения войска и охрану его на стоянках с целью предупреждения внезапного нападения.
Войсковая разведка изначально осуществлялась путем направления в разведку отдельных лиц и небольших отрядов. Разведывательные сведения добывались путем личного наблюдения, допроса взятых в плен воинов противника и опроса бежавших из плена.
Лексика, относящаяся к разведывательной деятельности русских людей, встречается в самых ранних памятниках письменности Древней Руси как оригинальных, так и переводных. Из оригинальных, созданных на Руси, следует назвать летописи, а из переводных – Библию, Палею толковую и историческую, Хронику Георгия Амартола, «Историю Иудейской войны» Иосифа Флавия.
Русские летописи – основной письменный источник по истории России допетровского времени. Впервые летописи начали создавать в Киеве в первой половине XI в. Летописи велись в виде записей о различных событиях по годам, каждая из них начиналась словами «Въ лѣто такое-то» и давалась полная дата «от сотворения мира», обозначенная славянскими буквами, имевшими числовое значение. На протяжении многих столетий летописи существовали непрерывно, периодически оформляясь в отдельные летописные своды, менялись только центры их создания. Единственным центром русского летописания, существовавшим в течение всей его истории, был Великий Новгород. В создании летописей принимали участие такие авторы, как монах Нестор, и, по мнению некоторых учёных, митрополит Иларион, заложившие основы русской истории, литературы и философии. На начальном этапе был создан самый ранний летописный свод: «Се повести временных лет, откуда есть пошла Русская земля, кто в Киеве начал первее княжити и откуда Русская земля стала есть», получивший название «Повесть временных лет». Летописи, дошедшие до нашего времени, представлены рукописными списками, созданными не ранее XIII–XIV вв.
Любое летописное известие могло быть как достоверным отражением действительности, так и индивидуальным представлением об этой действительности, плодом фантазии или ошибки того или иного летописца, а также и преднамеренным искажением событий. В летописных памятниках отразились различные идеологические установки заказчиков, их политические взгляды. Объем и запись событий большей частью зависели от социального положения летописца, его кругозора, мировоззрения и образования. Роль представителей церкви в этом многовековом процессе бесспорна: монахи и священники, игумены и пономари, часто не указывая своих имен, создавали летописи, отражая события земной жизни русских людей23.
Необходимо принять во внимание, что любая русская летопись – это плод работы не одного автора, а часто механическое соединение разных текстов, своего рода компиляция24. Каждая летопись имеет свое индивидуальное название, данное ей на основании случайных признаков: по имени владельца или переписчика летописи, по ее местонахождению и т. д. Иногда названия могут просто вводить в заблуждение. Так, Никоновская летопись названа по имени патриарха Никона, у которого был один из ее списков, но сам Никон (1605–1681) никакого отношения к составлению этой летописи не имел: она была составлена в двадцатых годах XVI века.
Летописец, составляя свои погодные записи, иногда привлекал для работы нелетописные источники – хроники или паремейники, откуда заимствовал разнообразный материал для характеристики отдельных лиц и событий, используя дословные цитаты. Деятельность летописных центров была тесно связана с политической и экономической жизнью России, поэтому периодизация истории русского летописания в целом совпадает с периодизацией истории России. Так, первый этап истории русского летописания, завершившийся созданием раннего летописного свода «Повести временных лет», соответствует времени формирования Древнерусского государства с центром в Киеве и его расцвету, которого оно достигло к началу XII века. Уже в следующем столетии в связи с татаро-монгольским нашествием прекращают свою деятельность летописные центры в Киеве, Переяславле Южном, Чернигове. В XIV–XV вв. летописные центры возрождаются в главных городах тех княжеств, которые стремятся занять ведущее место в политической жизни страны. С конца XV в. положение Москвы как центра нового государства определило её главное место в истории русского летописания. В Москве с этого времени создаются все значительные летописные произведения25.
При всей кажущейся понятности текстов древнерусских летописей иногда смысл слов или словосочетаний ускользает от исследователя, так как на протяжении веков значение их изменялось, а некоторые слова выходили из употребления. Так, выражение «написал летописец» воспринимается сегодня однозначно как творческая деятельность автора, создавшего оригинальное произведение, а в далекие времена словом летописец называли и само произведение и переписчика26.
Лексическая группа со значением «разведка, разведывательная деятельность» встречается в летописях спорадически, когда затрагиваются отдельные вопросы военного искусства, когда повествуется о ходе боевых действий и неизбежно возникает необходимость получения сведений о противнике. Информация о поражениях, постигавших древнерусских князей, излагается не всегда, а в ряде случаев указывается на ее отсутствие.
Некоторые слова, характеризующие понятие «разведка», при описании одних и тех же событий встречаются во многих летописях, тогда как другие присутствуют только в одной, составленной в определённом месте. Далеко не все моменты разведывательной деятельности князей отражены в каждой летописи, отдельные эпизоды отечественной истории иногда просто опускались. Отсюда и отсутствие слов, составляющих эту лексическую группу. В настоящей работе к исследованию привлекаются прежде всего самые ранние дошедшие до нас летописи – Новгородская харатейная (список XIII в.), Лаврентьевская (пергаменная рукопись по списку 1377 г.) и Ипатьевская, датируемая концом 1420-х годов – около 1425 г. Московская и Никоновская летописи датируются XVI веком.
Удельный вес древней славяно-русской переводной письменности27 в общем количестве древних письменных памятников XI–XIV вв., дошедших до наших дней, чрезвычайно высок. Так, из 1493 рукописей, названных в «Предварительном списке рукописей XI–XIV вв., хранящихся в СССР»28, «…меньше 1 % составляют памятники оригинального русского происхождения и содержания; 90, если не 99 % всего, чем мы располагаем в области древней славяно-русской письменности, это памятники, переведённые с различных иных языков, или переделки таких переводов самими славянскими книжниками. Значит ли это, что оригинальной древнерусской литературы не существовало? Нет, конечно! Но целый ряд общественных условий не способствовал сохранности оригинальной литературы и, наоборот, мог содействовать более надёжному сбереганию памятников письменности переводной, поскольку эти последние в значительном большинстве принадлежали к литературе культовой, или конфессиональной, чем в глазах носителей средневекового мировоззрения определялось и преимущественное значение рядом с произведениями светскими по содержанию и оригинальными по происхождению»29. Некоторые переводные произведения относятся к ранним памятникам, дошедшим до нашего времени с XI–XII вв. Подавляющее большинство древнеславянских переводов произведено было с греческого языка и с латыни, реже – непосредственно с древнееврейского. Их можно разделить на переводы канонического, традиционного содержания, характерные для всей средневековой церковно-религиозной письменности, и на переводные произведения, так называемого «светского» содержания и стиля, не имеющие прямого отношения к религии.
Изучение рукописной традиции славянских текстов ветхозаветных частей Библии учёными XIX века показало, что вплоть до конца XV века на славянском (древнерусском) языке не существовало полного свода ветхозаветных библейских книг30. Собирание такого свода связано с деятельностью новгородского архиепископа Геннадия. По его почину и под его руководством были собраны и обработаны все ранее имевшиеся на Руси славянские тексты библейских произведений. Этот свод получил название Библии Геннадия 1499 г. До этого времени имелись лишь части отдельных ветхозаветных книг, различавшиеся по своему целевому назначению и по текстологическим особенностям31. Из них были известны так называемые паремейники (или паремийники) – сборники отрывков из Ветхого Завета, которые читались во время совершения литургии или вечерни в православных церквах и получили название «паремий», т. е. притчей, по наименованию одной из самых популярных ветхозаветных книг – Притчи Соломоновы. В греческой церковной практике аналогичные сборники называются Профитологии, т. е. Книги пророков32.
Вторую группу текстов древнеславянских переводов ветхозаветных книг составляют списки так называемых толковых редакций, в которых тексты ветхозаветных произведений, преимущественно пророческих, сопровождаются толкованиями, составленными раннехристианскими и византийскими богословами33.
Еще одну группу древнеславянских переводов ветхозаветных книг составляют списки, которые иногда называют четьими, или которые именуются также хрониками. Эти переводы не предназначались ни для чтения в церкви во время богослужений, ни для богословского истолкования. Это были по преимуществу тексты ветхозаветных произведений, в которых содержались эпические или хроникальные повествования, представлявшие интерес для читателей своей познавательной стороной, так как являлись канвой для изложения событий мировой истории. В названную группу входили Пятикнижие Моисея, книга Иисуса Навина, книга Судей, книга Руфь, книги Самуила, именуемые в византийско-славянской традиции Первой и Второй книгой Царств, книги Царей, соответственно получившие у славян название Третьей и Четвертой книги Царств; к этому перечню присоединялись также книга Есфирь и книга Даниила34.
С хронографическими списками библейских книг по своему практическому назначению сходны во многих своих чертах и списки так называемой Палеи, в которой изложение ветхозаветных рассказов перемежается с их символическими истолкованиями и с отрывками апокрифических легенд35. Палеи (от греческого παλαιὰ ‘древняя’) принято подразделять на два типа: палея толковая и палея историческая, иначе – хронографическая36.
Переводчики, работая над библейскими текстами, нередко переводили иноязычный текст слово в слово, не заботясь о точности передачи смысла оригинала, и таким образом искажая его. В других случаях переводчики стремились осовременить тексты, используя слова, доступные для понимания окружающих их людей. Происходило развитие и лексическое пополнение отечественного языка, в том числе и понятийного поля «разведка». Одновременно авторы переводов стремились избежать большой смысловой нагрузки, падающей на одно слово, которое становилось многозначным, то есть «слишком много выражало». Тогда происходило переосмысливание слов.
Отдельные слова, относящиеся к разведке, разведывательной деятельности, в древнеславянских переводах существуют как бы изолированно от разведывательной лексики в летописных сводах. И наоборот, «пересечение», то есть наличие одноименной разведывательной лексики как в древнерусских летописях, так и в древнеславянских переводах, – скорее исключение, чем правило.
В древнерусских источниках встречаются слова для обозначения процесса разведки, представленные глаголами соглядати, разглядати (розглядати), ведати, пытати, лазучити, созирати (съзирати, ззирати), а также существительными в значении ‘разведка’ – посок, рассочство (росъсочьство), пытанье, разгляда (розгляда), разглядание (розглядание).
Для обозначения лиц, занимающихся разведывательной деятельностью, использовались существительные просок, рассок (расок, росок), рассочник (росочник), соглядатай, съглядатель, соглядникъ (съглядникъ), сзоратай, прелагатай, лазука, лазутчик.
Группа лиц, посылаемых в разведку, называлась сторожа, которая могла состоять из небольшого количества воинов. Люди же, от которых можно было получать сведения разведывательного характера, именовались таль, язык, кощей, колодник, полоняник, гость.
Достоверность сведений характеризовалась словосочетанием правые вести и наречиями неложно, дополна. Добывались же разведывательные сведения обычно скрытно, втай, тайно, под рукой. А доставляться должны были как можно быстрее, не мотчав, не мотчая, то есть незамедлительно, без промедления [мотчати – ‘медлить, мешкать’].
Глаголы соглядати (съглядати), сглядати (съглядати) и розглядати, используемые для обозначения процесса сбора разведывательной информации в древнерусских памятниках XII–XV вв., происходили от церковнославянского глядати, одним из значений которого было ‘высматривать, искать, разыскивать’. Не только разведка, но и любые действия, связанные с поиском чего-либо или кого-либо, могли обозначать этим глаголом37.
Глагол соглядати (съглядати) многозначен. Это и смотреть (посмотреть), осматривать (осмотреть), знакомиться (ознакомиться); и проверить, обследовать; и узнать, понять, убедиться в чем-л.; и разведать, высмотреть38. Как бы то ни было, любое из значений глагола соглядати (съглядати) в своей основе отражает понятие ‘выведать, высмотреть, разведать’.
Старое язычество с его многочисленными богами, являвшееся по своей сути религией родоплеменного общества, не способно было освятить новые процессы, идущие в Киевском государстве, и нуждалось в замене принципиально новым – внеплеменным и внеэтническим – религиозным учением. Киевская Русь стояла перед необходимостью выбора новой веры – но оставался вопрос: какой именно?
О проекте
О подписке