– Хорошо. Продолжим. Либо, если успеют прибыть соединения 16-й или 19-й армий – поставим их. На нашем левом фланге будет наш УР. Мы его подготовим к круговой обороне, и немцы должны выставить против него заслон – сейчас атаковать не будут – их задача взять Минск, точнее окружить его, обойдя восточнее. На правом фланге поставим дивизию из фронтового резерва фронтом на северо-запад. Заранее, чтобы успели окопаться и приготовиться. Передовыми отрядами ему пробиться не удастся – и он начнет разворачивать 39-й корпус, подтягивая одновременно поближе к нему 57-й. Первый день уйдет на поиски слабых мест. Тут главное – показать ему слабину северо-восточнее участка Родошковичи – Логойск. На участке Родошковичи – Логойск нам их не обмануть, Гот не полезет на высоты – будет обходить, как и в вашей реальности. Можно даже дать возможность их разведке пройти восточнее, порезвиться, пробиться до шоссе Москва – Минск, но обязательно их отбить и дать уйти. Вот на этом направлении они и будут готовить удар на следующий день. Тут еще важно, чтобы к этому моменту мы завоевали превосходство в воздухе – дабы не усложнять себе жизнь – и мы могли видеть, что они делают. Можно уже сейчас предположить, исходя из местности, прилегающей к нашему переднему краю на этом участке – где они будут сосредотачиваться. Но чтобы не ошибиться, нужно оставить там разведгруппы с радиостанциями, которые бы уточнили цели. Это будет примерно в 5—10 километрах от переднего края. И вот по этим площадным целям нужно нанести удары «Градами» и добавить ствольной артиллерией. Но в любом случае – спать им не давать! Таким образом, думаю, атаку они начнут не раньше обеда и, опять предполагаю – при нашем удачном артиллерийском ударе – вынуждены будут задействовать и дивизии 57-го корпуса. Вот этот день нам нужно выстоять! Надеюсь на помощь нашей авиации. А с заходом солнца начнется вторая часть балета – ваш мотострелковый полк совместно с 23-м мотострелковым полком НКВД и вам в затылок 1-я Московская и 108-я стрелковая должны ударить Готу во фланг с востока на юго-запад из района севернее Плещеницы направлением южнее Молодечно – Воложин, отрезая ударные корпуса от пехоты. Это я рассчитываю на ваши возможности воевать ночью. Правда, не знаю – тут километров семьдесят – сможете преодолеть их за ночь?

– Наш и 23-й полки – смогут, Пролетарка – идя нам в затылок, тоже, а вот пехоту 108-го нужно сажать на броню, – задумчиво ответил Оганян.

– Значит, сажайте! До начала удара немцы о вашем существовании знать не должны! Нужно будет развернуть 108-ю фронтом на север – это внешняя сторона кольца, а Пролетарку – фронтом на юг. Оборону строить не сплошную, опорными пунктами, закрывая дороги. Ваш полк останется резервом.

– Утром наша авиация должна не слезать с их голов! А артиллерия бить и бить по целям, даваемым воздушной разведкой. Ну и потом – нужно будет дожать их атаками с разных направлений. Вам атаковать разрешаю только ночью. Ваше мнение?

– Есть предложение, товарищ генерал армии!

– Слушаю.

– Я, как вы знаете, не совсем «сухопутный генерал», посему у меня мышление немного заковыристое. Я предлагаю использовать наш десантный и разведбатальоны. Усилить каждый ротой батальона Старчака. Заранее расположить их в лесных массивах севернее Вилейки, и в ночь операции они нанесут удары ротами по штабам группы. Ну, дивизионные штабы должны будут попасть под мотострелков, а вот корпусные, штаб группы и узлы связи будут их целями. А потом пускай утром организовывают взаимодействие! Выходить батальонам нужно будет на юг – навстречу нашей пехоте, заодно они и тылы немцев перед нашими позициями почистят. Техника вся плавающая, поэтому нам, чем хуже местность – тем лучше. Мосты не нужны.

– Интересный вариант. Точнее – продолжение. Принимается. Как назовем операцию?

– Ну, раз будем воевать ночью – назовем «Ночная гроза».

– Пусть будет «Ночная гроза». Ну, если нет возражений в целом – готовьте операцию. И учтите – через неделю после нее – к нам в гости едет Гудериан!

19 июня 1941 года.

Москва

В этот день с раннего утра полигоны Подмосковья были необычно многолюдны, причем заполнены они были в основном не военными, а гражданскими людьми. Это были конструктора и ведущие инженеры КБ и предприятий по производству стрелкового оружия и боеприпасов.

Им были показаны экземпляры АКМ, АКМС, АК-74, АКС-74, пистолет Стечкина, РПК, ПКМ, ПКТ, РПД, КПВТ, РПГ-7В, СКС, СВД, СПГ-9, ГП-25, АГС-17 «Пламя», патроны 7,62 ПС-43 и 5,45. Задача перед умами оборонной промышленности стояла «простая» – опробовать, оценить, сделать чертежи, разработать технологию и оснастку заводов под изготовление конкретной модели оружия. Из всех экземпляров были сделаны пробные стрельбы. Каждое КБ и завод опробовал то, что ему предстояло разработать. Только из ПКМ, СВД и КПВТ стреляли от души – патронов никто не считал. Стрельбы прошли успешно – представленные образцы превосходили все типы существующего на тот момент оружия и показывали отличные характеристики. Конструкторам и инженерам было любопытно узнать, кто же смог это все придумать и сделать? Однако командиры НКВД были неразговорчивы, а все клейма на оружии были зачищены. Расшифровку названий им тоже никто не сказал. Только один тонкий момент углядели самые глазастые – производители патронов – на донышке гильз патронов стояли цифры с 70 до 79 в разных партиях. Но уточнять и переспрашивать они благоразумно не стали.

Конструкторы не знали, но их заранее назначали в группы, которые изучали оружие, сделанное ими позже в другой истории. Была проблема со старшим сержантом Михаилом Калашниковым, уже к 1941 году заявившем о себе как о незаурядном механике-конструкторе, и с красноармейцем Евгением Драгуновым. Они были абсолютно не известны никому, поэтому на полигон вместе со всеми их не пригласили. Их оружие дали попробовать всем, но в разработку никто из маститых конструкторов ни один из видов не получил. АК, РПК, ПКМ с СВД отдали создателям как Секретному бюро, выделив им в помощь чертежников и инженеров.

Сроки всем установили жесткие – на патроны и снаряды – две недели со дня показа до готовности к производству, на оружие – один месяц на изделие. Специалистам по артиллерийским боеприпасам просто передали выстрел от 125-мм танковой пушки, от 73-мм пушки «Гром», от 23- и 37-мм авиационных пушек, 76,2 кумулятивный снаряд, выстрелы от СПГ-9 и РПГ-7В, АГС-17 и ГП-25. С кумулятивными боеприпасами были сложности, поэтому срок решили установить после вердикта ученых о возможности повторения их боевых частей. Тут же представители ГАУ РККА знакомились с ПУО-9М. Им предстояло организовать его изучение, производство и внедрение в части.

На полигоне Кубинка представители Сталинградского тракторного завода знакомились с танком, на который им поручено было изготовить чертежи и технологические карты. Тут так же все шло по сценарию: на чертежи – две недели, с учетом того, что корпус машины не изменился практически, и один месяц на доработку технологии производства. Специалисты полигона за два дня умудрились поменять ствол на орудии танка, поэтому посмотрели и эти его возможности. В общем, к сентябрю КБ должно было подготовить документацию по производству Т-34-85. Вопрос, на каком заводе его начнут выпускать, пока оставался открытым.

В этот же день созданная Берией группа ученых под руководством Курчатова – Атомный проект СССР, знакомилась с лейтенантом Военно-Морского флота Васильевым и обсуждала меловые наброски на доске ядерных реакторов первого и второго поколения. Тут же согласовывался список необходимого оборудования и приборов. Его товарищ по лодке лейтенант Петров чертил схемы и виды акустической торпеды, объясняя принципы ее устройства и управления в Штабе РККФ. И оба они рисовали эскизы своей лодки в разрезе и лодок проекта «613», которые изучали в училище. Примерно тем же самым занимались девочки-студентки, будущие специалисты-фармакологи, краснея от присутствия стольких ученых и светил науки, фамилии которых они встречали только в учебниках, внимательно разбирая свои конспекты. На одном из заводов Москвы в это время бывший рабочий Вяземского машиностроительного завода собирал установку закалки металлов токами высокой частоты. На подобной он работал в 1979 году. В те времена – ценить время умели. И каждый день, прошедший с момента появления потомков, использовался для уяснения и применения их знаний.

19 июня 1941 года.

Москва. Кремль

Сталин, как обычно, курил трубку, прохаживаясь по своему кабинету. За столом сидел вызванный им нарком индел Молотов.

– Товарищ Молотов, вам предстоит не совсем обычное дело. Нужно срочно связаться с посольством Финляндии и попросить встречи с Маннергеймом. Встреча желательно должна пройти 21 июня. Если не удастся – то 22–23 июня. В другие сроки это уже будет неактуально. Поэтому найдите аргументы для финской стороны достаточные, чтобы встреча состоялась. Ваша задача: довести до Маннергейма информацию о том, что нам известен план «Барбаросса», и соответственно мы готовы к войне, и уже в этом их план неосуществим и, следовательно, порочен. И главное – нам известен план «Ост». Поэтому сама Германия в целом и исполнители этого плана в частности будут неминуемо привлечены после окончания войны к ответственности. Это же касается и союзников Германии. Финляндии мы даем выбор – либо они не участвуют в этой войне, либо их руководство должно быть готово понести ответственность после ее окончания. Место встречи – пусть укажет Маннергейм. В случае невозможности встречи – подготовьте письмо с изложением вышеперечисленного и передайте его вечером 21 июня.

– Товарищ Сталин, есть несколько вопросов. Первый – стоит ли сообщать Маннергейму то, что нам известен план «Барбаросса» 21 июня? Второй – между Германией и Финляндией существует союзный Договор, который не оставляет вариантов действий Финляндии, кроме участия в войне, не разрывая его. Есть тогда смысл сообщать им и о плане «Ост»?

– Отвечаю, товарищ Молотов. По первому вопросу – как мне объяснили товарищи военные – даже если Маннергейм сообщит Гитлеру о нашем знании их планов – уже вряд ли что-то изменит. Маловероятно, что Гитлер отменит нападение. Но если это произойдет – будет еще лучше. Мы получим еще время на то, чтобы подготовиться. По второму – я с вами соглашусь, скорей всего, так и произойдет – Финляндия вступит в войну на стороне Гитлера. Однако союзнические обязательства можно выполнять по-разному. Можно – с рвением, а можно – для галочки. Так вот, знание Маннергеймом того, что нам известно многое, должно заставить его быть осторожнее. Что уже само по себе неплохо. А когда мы пойдем на Запад – это ускорит принятие правительством Финляндии правильного решения. Мы же в данной ситуации ничем не рискуем. Я ответил на ваши вопросы?

– Да, товарищ Сталин. Сегодня же передам послу Финляндии нашу просьбу о встрече.

– Тогда у меня всё. У вас есть что-либо?

– Есть. Нота протеста германского МИД о том, что над территорией СССР пропали несколько немецких самолетов, причем пилоты этих самолетов по радио утверждали, что были атакованы советскими истребителями. Что ответить?

– Ответьте, что о пилотах немецких самолетов нам ничего не известно, однако мы проведем проверку указанных фактов, и если такие случаи имели место быть – виновные будут наказаны по всей строгости советских законов. Проверку мы проведем в течение десяти дней.

– Тогда у меня всё, товарищ Сталин. До свидания.

– До свидания, товарищ Молотов.

При выходе Молотов у секретаря увидел наркома Флота Кузнецова, который сразу же после него был приглашен к Сталину.

– Здравствуйте, товарищ Кузнецов!

– Здравствуйте, товарищ Сталин!

– Присаживайтесь, товарищ Кузнецов, и ответьте мне на несколько вопросов. Вопрос первый. Приняли вы меры, исходя из информации, переданной вам ранее?

– Так точно, товарищ Сталин. В районе предполагаемого минирования немецкими минными заградителями будут находиться несколько подводных лодок и торпедных катеров. Последние нужны для контроля, что никто не сможет рассказать о случившемся. Далее, на флотах максимально возможно усилено ПВО. ВВС флотов также готовится к событиям 22 июня. Из Лиепаи все стоявшие на ремонте корабли и суда переведены в Таллин и Ленинград. Согласно приказу Генерального Штаба, переданные Флоту воздушно-десантные бригады уже занимают позиции на острове Сааремаа. Туда же перебро шена бригада морской пехоты КБФ и полк танков Т-26, переданный нам из состава Ленинградского военного округа.

Легкие силы КБФ выведены в районы прикрытия основных сил и контролируют проливы у нашего побережья. После операции против немецких минзагов – эти силы будут дополнены подводными лодками. На всех базах флота идет подготовка к обороне баз с суши.

– Хорошо, товарищ Кузнецов. Я рад, что вы правильно поняли задачи. Однако у меня есть определенные сомнения относительно командующих на Балтике и Черном море – правильно ли они понимают роль и значение флота в предстоящих сражениях? Смогут ли они правильно организовать действия флотов?

– Товарищ Сталин, в данный момент Главный Штаб Флота и Генеральный Штаб уточняют и согласуют эти планы. Товарищем Шапошниковым нам поставлена задача, на Балтике максимально затруднить работу флотов – и военных и гражданских – наших противников. Далее, как и планировалось ранее – оказание помощи РККА на прибрежном ТВД артиллерией кораблей и снабжение войск. Кроме этого, нам назначена как главная задача – оборона входа в Финский залив, опираясь на остров Сааремаа, военно-морские базы флота Таллин и Ханко. Причем нам указано использование в выполнении этих задач линкоров и крейсеров КБФ.

В связи с чем у нас есть опасение относительно возможности использования на Балтике немцами своих современных линейных кораблей, тяжелых крейсеров и авиации против КБФ. Особенно авиации как более мобильного инструмента влияния на обстановку. Мы, конечно, приняли меры по усилению ПВО наших баз и кораблей. Основной задачей нашим истребительным силам ВВС КБФ поставлена оборона кораблей. Однако Балтика, ее размеры – позволяют авиации противника держать под контролем всю акваторию моря.

– Правильно опасаетесь, товарищ Кузнецов! Именно авиация – ваш главный враг. Придет немецкий линкор или не придет – это как говорится, бабка надвое сказала, а вот авиация их будет точно. Мы поможем флоту. Сейчас у нас в связи с переориентацией заводов и снятия с производства легких танков образовались запасы крупнокалиберных пулеметов и малокалиберных пушек, которые могут быть средствами ПВО – поэтому зайдите в Наркомат вооружений, я им позвоню, уточните, сколько вы сможете забрать этих средств, и немедленно разместите на кораблях. Они небольшие, места много не занимают, но достаточно эффективны против пикировщиков. Но это, что касается всех наших флотов. Теперь второй вопрос. Давайте мы с вами поговорим теперь о Черноморском. Что вы можете мне сказать о нем?

– Товарищ Сталин, уже сейчас на позициях входа в Босфорский пролив находится наша подводная лодка, отслеживающая обстановку на входе в Черное море. На данный момент немецких надводных кораблей в Черном море нет. В остальном задачи ЧФ аналогичны Балтийскому флоту. Я хотел бы обратить внимание на отсутствие в составе ВВС флотов самолетов, способных в масштабах Балтийского, Черного и северных морей сопровождать корабли и оказывать им помощь в удалении от баз. Все наши истребители проектировались и предназначались для боевых действий над сушей. Нам же нужен истребитель, имеющий большую дальность полета и способный бороться с бомбардировщиками против ника.

– Хорошо. Мы посмотрим, что у нас есть или в ближайшем будущем будет, подходящее для флота. А вы пока посмотрите повнимательнее по персоналиям командующих флотами. Нам нужны инициативные, смелые, способные к оправданному риску. Командиры, желающие всю войну провести на базах, нам не нужны. Идите, товарищ Кузнецов. Работайте. До свидания!

– До свидания, товарищ Сталин!

…Через неделю приказом Кузнецова по Флоту был снят с должности командующий Черноморским флотом вице-адмирал Октябрьский С. Ф. и на его место назначен адмирал Флота Галлер Л. М.

19 июня 1941 года.

Аэродром «Бобруйск»

Утром 19 июня техники и БАО новичков готовились к встрече своего полка. Летчики и техники 161-го ИАП, поглядывая на их суету, в очередной раз готовились быть зрителями чего-то необычного, расположившись в тени ангаров и самолетов. Полетов у них не было с момента перелета на этот аэродром. С одной стороны, было некогда – полк обустраивался на новом месте, с другой – ПВО новичков потребовало наличия радиостанций на И-16. Радиостанции были, правда, не на всех истребителях, но были. Однако качество связи этих радиостанций, ее разборчивость лишало смысла их использование – понять что-либо было невозможно. В этой связи у новичков вчера был разлад среди их специалистов по радиосвязи. Один из техников, осмотрев радиостанции, установленные на «ишаках», заявил, что их можно немного переделать, и они будут вполне работоспособными. Что и сделал за полчаса работы паяльником, под надзором начальника связи 161-го ИАП. После этого И-16 взлетел с аэродрома и на практике проверил связь с командной радиостанцией полка и ПВО новичков. Все работало, и качество связи было вполне на уровне. Однако для этого нужны были какие-то детали и еще что-то, чего, Николай не разобрал. Так вот, инженер, отвечающий за радиостанции их самолетов, давать эти самые детали не хотел – спрашивая инициатора, что они будут сами делать, когда придется заниматься ремонтом своих радиостанций. На что техники отвечали, что эти летчики такие же свои, как и те, что должны прилететь, и что все они делают общее дело. В общем, вопрос был поднят на уровень командира Особого корпуса ВВС. Генерал-майор Красавин дал «добро» на переоборудование радиостанций 161-го полка. И со вчерашнего вечера технари новичков с паяльниками в руках лазили по кабинам И-16-х. Посему сегодня рано утром начальник связи их полка, выпросив у новичков их транспортник Ан-2, улетел в расположение полков дивизии, собирать недостающие радиостанции. Вот и лежал Николай в тени своего «ишака», отмахиваясь веточкой от комаров и оводов и обсуждая с летчиками своего звена шансы И-16 против различных экземпляров техники новичков. Поэтому они не обратили внимания вначале на приближающийся и нарастающий шипящий звук, пропустив момент появления над аэродромом четверки стреловидных самолетов в камуфляже. Зато они прочувствовали на себе мощь их двигателей, когда четверка разом выполнила горку над аэродромом, за секунды набрав больше километра высоты. Пролет второго и третьего звеньев первой эскадрильи и их посадку уже наблюдал весь аэродром. Причем многие не только смотрели, но и чуть позже помогали техникам новичков руками закатывать реактивные МиГи на места их стоянок. Вот тут все из 161-го полка поняли, почему их согнали с асфальта – шасси МиГов явно не переносили мягкой почвы. Следом за первой с интервалами в 15 минут прибыли вторая, третья эскадрильи и эскадрилья спарок-разведчиков. Николай не преминул тоже помочь и посмотреть МиГи вблизи. Самолеты были полностью из металла. Каплевидные фонари кабин давали отличный обзор для летчика. В носовой части фюзеляжа грозно торчали три пушки. Летчики в прилетевших МиГах были одеты в черные спецовки наподобие тех, что носили их техники – с множеством карманов на кнопках и молниях, в обычных летных шлемах с темно-коричневыми очками, но на всех были странные штаны темно-зеленого цвета в обтяжку с поясом до груди и отходящими от них шлангами. Спросив знакомого техника из новичков, что это за штаны – узнал, что летчики одеты в противоперегрузочный костюм, позволяющий уменьшать влияние перегрузки на организм человека. В общем, полоса удивления продолжалась. Николай уже задумывался, что же еще удивительного и нового он увидит и узнает сегодня, когда на полосу аэродрома приземлился Ан-12, прилетевший из Вязьмы и привезший медиков, работников столовой и штаб полка. И когда по рампе транспортника стали спускаться медсестры и официантки столовой 161-й полк затих. Нет! У них тоже в столовой были официантки очень даже ничего. Но так они считали, пока не увидели официанток новичков. Эти все были как на подбор – рослые, длинноногие – что было очевидно из-за длины их юбок, и выглядели так же необычно, как и все, что Николай видел за последние два дня. Девушки, выйдя из самолета и увидев десятки внимательных глаз, разглядывавших их, откровенно засмущались. Среди этого «цветника» Николай рассмотрел красивую высокую брюнетку с мушкой на левой стороне подбородка. Она, почувствовав внимательный взгляд, стрельнула своими карими глазами в сторону высокого светловолосого летчика, и в этот момент Николай понял, что пропал.

19 июня 1941 года.

Берлин. Рейхсканцелярия

За столом в кабинете Гитлера сидело четверо: сам Гитлер, начальник Имперской безопасности Гейдрих, начальник ОКВ генерал-лейтенант Йодль и его подчиненный – начальник Абвера адмирал Канарис. Этот узкий круг собрался по инициативе Йодля. И сейчас причину этой встречи озвучивал Канарис.