II. Избран Атрейо

Совещания, на которых решались вопросы, жизненно важные для всей Фантазии, проходили обычно в Большом Тронном Зале Башни Слоновой Кости, расположенном в самом дворце, несколькими этажами ниже Павильона Магнолии.

Сейчас в этом просторном круглом Зале слышался приглушённый гул. Четыреста девяносто девять лучших врачей Фантазии, собравшихся здесь, переговаривались полушёпотом. Каждый из них лично осмотрел Девочку Королеву – кто уже некоторое время тому назад, а кто совсем недавно, – и каждый пытался помочь ей своим искусством врачевания. Но никому это не удалось, никто не понимал, чем она больна, никто не нашёл причины её болезни и не смог её вылечить. А пятисотый врач, самый знаменитый из всех – о нём шла молва, что нету такой лечебной травы и такого волшебного средства, нету такой тайны природы, что была бы ему неведома, – уже много часов находился у постели больной, в Павильоне Магнолии, и теперь все присутствующие с тревогой ждали его заключения.

Конечно, не надо думать, что это сборище врачей походило на обычный медицинский консилиум. Хотя в Фантазии обитало немало созданий, по внешности более или менее напоминающих людей, столько же, если не больше, было похожих на зверей либо вообще ни на что не похожих. Собравшееся здесь общество врачей выглядело так же разнолико, как пёстрая толпа посланцев перед дворцом. В Тронном Зале бок о бок сидели врачи-гномы, все как на подбор с седыми бородами и длинными локонами, врачихи-феи в серебристо-голубых сияющих одеждах, со сверкающей звездой в волосах, водяные с толстыми животами и перепонками между пальцами рук и ног (для них вместо кресел были поставлены удобные сидячие ванны). Тут же лежали и мудрые змеи, свернувшись кольцом на столе посредине Зала, жужжали пчеловидные эльфы; слонялись по Залу, гонимые нетерпением, чёрные маги, вампиры и привидения, хотя обычно людская молва и не причисляет их к существам доброжелательным и благотворно действующим на здоровье.

Чтобы понять, почему и они тут оказались, необходимо знать следующее: Девочка Королева, как на то указывает её титул, была королевой всех неисчислимых стран, размещённых на не знающей границ территории Фантазии, но на самом деле она была куда более значительной персоной, нежели просто самодержавная владычица. Она не властвовала в обычном смысле этого слова, никогда не прибегала к насилию и никогда не пользовалась своим могуществом. Она не издавала никаких указов, не вершила суд и расправу, ни на кого не нападала, и ей никогда не приходилось обороняться от нападения, потому что никому не могло прийти в голову восстать против неё или причинить ей зло. Перед нею все были равны.

Она просто существовала, и всё. Но для её подданных было важнее всего само её существование: она была сердцевиной всей жизни Фантазии.

И всякая тварь, не важно какая – добрая или злая, красивая или уродливая, весёлая или печальная, вздорная или мудрая, – обрела жизнь только благодаря Девочке Королеве. Без неё ничего не могло бы быть, как не может быть человека без сердца.

Никто не умел постичь до конца эту тайну, но все знали, что это правда. И потому все создания Фантазии так её уважали и так за неё тревожились. Ведь её смерть была бы их концом и гибелью всей необъятной бескрайней Фантазии…

Тут Бастиан оторвался от книги.

Ему вдруг вспомнился длинный коридор в клинике, где оперировали его маму. Они с отцом бесконечно долго сидели перед дверью операционной и ждали. Мимо них торопливо пробегали врачи и медсёстры. Когда отец спрашивал их, как мама, они отвечали уклончиво. Казалось, никто толком не знает, как она себя чувствует. А потом из операционной вышел лысый человек в белом халате. Вид у него был изнурённый и печальный. Он сказал им, что все усилия ни к чему не привели, что ему очень жаль… Он пожал им обоим руку и пробормотал: «Всем сердцем сочувствую…»

После этого отец стал совершенно иначе относиться к Бастиану.

Правда, Бастиан имел всё, что только мог пожелать. У него был велосипед с тройным переключением скоростей, электрическая железная дорога, коробки с витаминами, пятьдесят три книги, хомячок с золотистой шкуркой, аквариум с пресноводными рыбками, маленький фотоаппарат, шесть фирменных перочинных ножей и ещё многое другое. Но всё это, собственно говоря, ему не очень-то было нужно.

Бастиан помнил, что прежде отец часто возился с ним, рассказывал ему всякие истории и читал вслух. Но с того дня всё это кончилось. Бастиан совсем разучился разговаривать с отцом – между ними как бы возникла какая-то невидимая стена. Теперь отец никогда уже не ругал сына, но и никогда его не хвалил. Даже узнав, что Бастиана оставили на второй год, отец ничего не сказал. Он только взглянул на него отсутствующим и удручённым взглядом, и у мальчика возникло странное чувство: ему показалось, что он для отца вообще больше не существует. С того дня это чувство не покидало его. Когда они вечером садились вдвоём у телевизора, отец – Бастиан заметил это – никогда не глядел на экран, его мысли были где-то далеко-далеко, там, где его уже не догонишь. А когда они располагались в столовой, каждый со своей книгой в руках, отец не читал, а часами глядел на одну и ту же страницу, не переворачивая её.

Бастиан, конечно, понимал, что отец тоскует. Он и сам плакал много-много ночей подряд, да так сильно, что от всхлипываний его начинало тошнить. Но понемногу это прошло. И ведь у отца был ещё он, Бастиан. Почему же отец никогда с ним не разговаривает? Ни о маме, ни о чём другом важном, а только скупо роняет самые необходимые слова?

– Если бы только знать, – рассуждал длинный худой Дух Огня с бородой из красного пламени, – чем она, собственно говоря, больна? Жара у неё нет? Нет. Опухоли тоже нет. Нет ни сыпи, ни воспаления. Она просто угасает, а отчего – непонятно.

После каждой фразы изо рта у него вылетало маленькое облачко дыма, образуя какую-нибудь фигуру. Сейчас это был вопросительный знак.

Облысевший от старости Ворон, похожий на большую картофелину, в которую как попало воткнули несколько чёрных перьев, – он был специалистом по простудным заболеваниям, – хрипло прокаркал:

– Она не кашляет. И насморка у неё нет… С медицинской точки зрения это вообще не болезнь. – Он поправил на клюве большие очки и вызывающе взглянул на собеседников, как бы принуждая их согласиться.

– Во всяком случае, для меня несомненно, – прогудел Скарабей, жук, которого иногда называют Жуком-Аптекарем, – что между её недугом и теми ужасными событиями, о которых нам рассказали посланцы, есть таинственная связь.

– Ну, вы в своём репертуаре, – саркастически заметил Чернильный Человечек, – всегда и во всём вы видите таинственную связь.

– А вы вообще ничего не видите, кроме своей чернильницы, – сердито огрызнулся Скарабей.

– Коллеги, коллеги!.. – примирительно вмешалось Привидение с провалившимися щеками, замотанное в длинный белый балахон. – Не будем переходить на личности! Это лишено смысла. И главное, не говорите так громко!

Подобные разговоры возникали то тут, то там – во всех концах Тронного Зала. Быть может, вам покажется странным, что такие разные существа вообще могут объясняться друг с другом. Но почти все твари, населяющие Фантазию, в том числе и звери, знали по меньшей мере два языка: свой собственный – на нём они разговаривали со своими соплеменниками, и его не понимали те, кто принадлежал к другим родам, – и общий язык, который называли Высоким Языком Фантазии, или просто Великим Языком. Им владели все жители Фантазии, хотя некоторые и говорили на нём с сильным акцентом.

Вдруг в Зале воцарилась гробовая тишина, и все взоры обратились к большой двустворчатой двери: она распахнулась, и в Зал вошёл Цайрон, прославленный, легендарный мастер врачевания.

Он был из тех, кого в старину называли кентаврами – с головы до пояса он выглядел как человек, а книзу от пояса – как лошадь. Цайрон происходил из семейства Чёрных Кентавров. Он прибыл сюда из очень отдалённой области, расположенной на крайнем юге. Его человеческая часть была цвета чёрного дерева, а белые как лунь волосы и борода мелко вились. Лошадиная часть его тела была полосатой, как у зебры. На голове его красовалась странная, сплетённая из камыша шляпа, а на шее висела цепочка с большим золотым амулетом, на котором были выгравированы две переплетённых змеи – светлая и тёмная; вцепившись друг другу в хвост, они образовывали овал.

Бастиан от изумления перестал читать. Он захлопнул книгу, не забыв заложить палец между страницами, и внимательно оглядел переплёт. Ведь на нём тоже были изображены две змеи, вцепившиеся друг другу в хвост и образовавшие овал. Что мог означать этот странный овал?

А вот в Фантазии всякий знал этот символ. Он означал, что тот, у кого он на шее, выполняет особое поручение Девочки Королевы и может действовать от её имени, словно она сама тут лично присутствует.

Медальон этот обладал какой-то магической силой, хотя никто толком не знал, какой именно. Зато все знали, как он называется: ОРИН.

Многие даже боялись произносить это странное слово и называли его кто как: кто Знаком Власти, кто Амулетом, кто просто Блеском.

Выходит, и книга была украшена Знаком Девочки Королевы.

Шёпот пронёсся по Тронному Залу, послышались даже возгласы изумления. Ведь Знак Власти давно уже никому не доверялся.

Цайрон ударил несколько раз копытом в пол, требуя тишины, потом произнёс низким голосом:

– Друзья, не надо удивляться, что на мне ОРИН. Я получил его лишь на время, как доверенное лицо. Скоро я передам Блеск более достойному.

В зале вновь воцарилась мёртвая тишина.

– Я не намерен даже пытаться унять вашу боль красивыми словами, – продолжал Цайрон. – Мы оказались бессильными перед болезнью Девочки Королевы. Мы знаем лишь, что разрушение Фантазии началось одновременно с её болезнью. А больше не знаем ничего, не знаем даже, можно ли её спасти искусством врачевания.

Однако возможно – и я надеюсь, никто из вас не обидится, если я выскажу это открыто, – возможно, что мы, собравшиеся здесь, не обладаем всеми знаниями, всей премудростью. На этом, собственно, и основана моя последняя и единственная надежда… Надежда на то, что в нашей бескрайней Фантазии найдётся создание мудрее нас всех и оно-то даст нам совет и окажет помощь. Однако уверенности у меня в этом нет, да её, по-моему, и быть не может. Одно, во всяком случае, ясно: в чём бы ни заключалось наше возможное спасение, на поиски его должен отправиться такой путник, которому под силу открыть дорогу в неведомое, который не отступит ни перед опасностью, ни перед тяжкими испытаниями. Одним словом, нужен герой. И Девочка Королева назвала мне имя этого героя. Только ему одному доверяет она свою и нашу судьбу. Его зовут Атрейо, и живёт он в Травяном Море, что за Серебряными Горами. Ему я и передам ОРИН и благословлю его на Великий Поиск. Теперь вы знаете всё.

Сказав это, старый Кентавр, цокая копытами по мраморному полу, покинул Тронный Зал.

Собравшиеся в смятении глядели друг на друга.

– Как имя этого героя? – громко спросил кто-то.

– Атрейо или что-то в этом роде…

– Никогда не слыхал…

И все четыреста девяносто девять врачей сокрушённо покачали головой.

Башенные часы пробили десять. Бастиан удивился, как быстро бежит время. А ведь там внизу, в классе, каждый урок казался ему вечностью. Сейчас у них история. Её преподаёт господин Дрон – тощий как жердь и всегда в дурном настроении. Больше всего он любит публично высмеивать Бастиана за то, что тот никак не может запомнить годы битв и даты рождения и царствования разных исторических личностей.

Травяное Море, что лежит за Серебряными Горами, находилось на расстоянии многих дней пути от Башни Слоновой Кости. Эта бескрайняя равнина и в самом деле походила на море – на ней росла сочная трава высотой в человеческий рост, и, когда дул ветер, она вздымалась волнами и гудела, как море в часы прибоя.

Людей, населяющих эту равнину, звали Травяными или Зеленокожими. У них были иссиня-чёрные длинные волосы, даже у мужчин иногда заплетённые в косы, а их кожа была цвета маслин – тёмно-зелёная с коричневым отливом. Они вели спартанский образ жизни, строгий и суровый, а в детях, не только в мальчиках, но и в девочках, воспитывали храбрость, великодушие и решимость. С ранних лет Зеленокожие учили детей переносить холод, жару, любые лишения и во всём этом проявлять мужество. Это было необходимо, потому что Зеленокожие жили охотой. Всё, что нужно для жизни, они добывали, обрабатывая жёсткую волокнистую траву и охотясь на красных буйволов, которые огромными стадами бродили по Травяному Морю.

Эти красные буйволы были раза в два крупнее наших быков и коров, их пурпурно-красная длинная блестящая шерсть отличалась особой шелковистостью, а их могучие остроконечные рога разили, как кинжалы. Обычно красные буйволы бывали настроены миролюбиво, но стоило им почуять опасность или заметить, что на них кто-то хочет напасть, как они становились настоящим стихийным бедствием. Никто, кроме Зеленокожих, никогда не отважился бы охотиться на красных буйволов, хотя вооружены они были только луком и стрелами. Они сражались с этими буйволами по всем правилам рыцарских турниров, и потому нередко случалось, что не животных, а охотников в этом поединке ожидала смерть. Зеленокожие люди уважали и чтили пурпурно-красных буйволов и считали, что право их убивать имеет лишь тот, кто готов за это поплатиться жизнью.