Отзывы на книги автора «Мигель де Сервантес Сааведра»

Собственно, собирался прочитать вторую часть, ибо в детстве, как и большинство, ограничился первой. Но, дай, думаю, послушаю первую часть, чтобы освежить впечатление. Удовольствие превратилось в муку. Не спасают любовь к Дон Кихоту, образцовое чтение диктора, новый взгляд на многие вещи. Вынести 30 часов знакомого текста невероятно сложно. Неделя растянулась в два месяца, а самое главное - процесс абсолютно бессмысленный, ибо вторая часть по сути самостоятельное произведение. Поэтому, если кто-то окажется в моей ситуации, а таковые наверняка будут, то смело открывайте сразу вторую часть. Сервантес - это зарождение литературы, это начало жизни, это мудрость и непредвзятость, это свобода и отсутствие давления тисков общества.

Не читай рецензий на «Дон Кихота», досужий читатель! Ибо, как и в случае с рыцарскими романами, способны они ввести в заблуждение кого угодно. И не поддайся искушению самому написать рецензию, рискуя обнаружить лишь собственное невежество! Vale.

...Пускай любой иллюзии рано или поздно придет конец, а благими пожеланиями вымощена дорога в ад... Но не значит же это, что верить нельзя ни во что на свете, и желать кому-то блага - не стоит и пытаться?! Пусть наш мир невозможно изменить к лучшему... но если мы не попытаемся этого сделать - мы недостойны и этого, несовершенного, мира. А пока Дон Кихот идет по дороге... есть надежда. "Последний Дон Кихот" М. и С. Дяченко

Вот уж действительно - книга с удивительной судьбой! Роман занимает третье место после Библии и Гарри Поттера по объёму общемирового тиража, имеет огромное количество экранизаций и еще большее количество упоминаний, обращений в мировой литературе и философии.
Оценки и истолкование романа Сервантеса и образа Дон Кихота менялись в разные исторические эпохи и к настоящему моменту составляют тома, сравнимые по всей видимости по объему с самим произведением. Первые истолкователи романа видели в Дон Кихоте чисто комический персонаж, пародию на рыцарский идеал, призванную отвадить читателей от чрезмерного увлечения рыцарскими романами. Это то, видимое, что лежит на поверхности, и не единожды подчеркивалось самим автором, который поместил свой рыцарский идеал, "исправителя кривды" в современную ему испанскую действительность, и в результате его рыцарь странствует по пространству так называемого плутовского романа (пикарески). Смешение жанров плутовского романа с возвышенными идеалами рыцарских романов (пикареска - повествование, возникшее в Испании в середине XVI века, претендующее на абсолютную документальность и описывающее жизнь плута, мошенника, слуги всех господ (от исп. picaro — плут, мошенник). Сам по себе герой плутовского романа неглубок; его носит по свету злосчастная судьба, и его многочисленные приключения на большой дороге жизни представляют главный интерес пикарески. То есть материал пикарески — подчеркнуто низкая действительность) дает удивительную амальгаму, которая широким спектром поднятых в ней вопросов (о литературе, воспитании, правителях, свободе, войне и мире, etc.) не перестает занимать умы человечества по сей день.

Интересно, что в России *Дон Кихот Ламанчский* попал на очень благодатную почву и зажил своей, очень интенсивной и удивительной жизнью - "Русская судьба «Дон Кихота» — не просто национальная версия общекультурного процесса, но один из редких в истории культуры примеров превращения частного литературного явления одной страны в доминанту культурной и общественной жизни другой страны, с неизбежной утратой многих, если не большинства конкретных историко-литературных особенностей."(В.Е. Багно) Исследователи считают, что истоки русского донкихотства как общественного явления следует искать в специфических особенностях русской духовной жизни - сказки об Иванушке-дурачке, юродство Христа ради и странничество и прежде всего страстотерпчество, как важная особенность русской святости.
И если испанец Унамуно в эссе "Путь ко гробу Дон Кихота" (1906 г.) воспевает в герое Сервантеса испанского Христа, его трагический энтузиазм одиночки, заранее обреченного на поражение, а "кихотизм" описывает как национальный вариант христианства, то русские во главе с Достоевским где-то близки подобной же идее - образ Рыцаря Печального образа проецируется на образ самой матушки-России, которая который «осмыслит свое положение в Европе и не пойдет уже сражаться с мельницами».

В общем, это было трудное и долгое чтение, которое еще раз подтвердило мне сколь мы, географические далекие, близки ментально и духовно.

О, неведомый друг мой!
Коли выпал тебе случай прочитать сии строки, или злой рок подтолкнул тебя в объятья страшного демона книг, который поглотил твою волю и переместил из мира заколдованного в мир реальный, прошу, прочти мое послание до конца, ибо могут тебе пригодится в странствиях описания злоключений моих.
После того, как попало в руки мои жизнеописание сего величайшего рыцаря, поняла я, о мой благороднейший читатель, что те мысли, которые приходят мне в голову довольно часто – не сумасшествие, а прозрение, которое дано избранным чтецам великих фолиантов коими мы с тобой, без сомненья, можем себя считать. Если же по каким-то неведомым причинам, а, скорее всего, из-за колдовских наговоров, не смог ты до сего времени прочитать сей роман, заклинаю тебя, о брат мой, прочти не мешкая, ибо книга сия – гимн нам!
Не каждому дано узреть истинную суть вещей и людей, которые окружают нас, не каждый видит силу зла, порабощающую слепцов. Сколько несчастных каждый день приносят себя в жертву железному змею подземного мира и, превращаясь в его рабов, отправляются в замки коварных колдунов, которые используют силы их для создания мистических свитков! Будь осторожен, брат мой, не дай околдовать себя!
На сложном и тернистом пути моем попадались и жуткие огромные насекомые, которые были когда-то обычными людьми, вследствие страшных опытов вместо принцев стали они огромными жуками. Не бойся их! Создания сии сами несчастны и запуганы. Если же сможешь ты добыть красную жидкость, именуемую камнем, то сможешь ты спасти несчастного и обрести заслуженную славу.
Если же в темную ночь снизойдет на тебя ангел со стороны Запада и будет вещать тебе о будущем твоем, али посулит тебе блага земные, коли выполнишь его приказания – не слушай! Сей ангел и не ангел вовсе по сути своей и лишь морочит голову несчастным путникам, кои не способны видеть темную его сущность.
Случается, что нам, людям видящим мир реальный, т.е. великанов, темных властелинов и подземных змиев, подсовывают различные свитки в виде трудовых или кредитных договоров… Сожми волю в кулак, вспомни имя прекрасной дамы своей или принца, который на подвиги тебя вдохновляет, и отринь предлагающего ибо скрывается под ним Мефистофель.
Труден и тернист путь наш, но только мы можем вдохнуть в этот мир дух рыцарства, свободы и правды! Не выпускай из рук меч свой и не дай врагу разбить свой драгоценный шлем. Пусть верный конь твой не знает голода, а оруженосец твой не предаст своего господина и да не покинет его вера в тебя, о брат мой.
Я же отправляюсь в дальний путь, в который зовет меня хитроумный идальго Дон Кихот Ломанческий, Рыцарь Печального Образа и второй том сказаний о сем достославном муже.

Это сложное чтение. И пока читаешь первую половину очень трудно понять - зачем оно вообще нужно?
Получала удовольствие только пока читала на море - под очистивший сознание шелест волн и шутки стали казаться смешными, а не вызывающими постоянное недоумение, и герои были как-то роднее и симпатичнее. Но вот беда: шелест волн в моей жизни был всего полтора дня, а эта книга не стала даже там в разряд тех, что из рук не выпускаешь: прочла я там страниц 100, не больше, и пожалуй только эти страницы оставили после себя светлое впечатление - все остальное время - протаскивание себя за волосы через каждую страницу и позор мне! ежедневный перерасчет страниц - сколько нужно прочесть сегодня, чтобы к такому-то числу прочесть ее всю. Ужас. И не просто ужас, а УЖАС_УЖАС.
О, я не совсем уж идиот. Я понимаю, тут заложены архетипы. Ну или просто типы. Однако ж , чтоб уяснить их суть мне достаточно энциклопедической справки. Эти 500 страниц были сущим кошмаром. Впервые я признаю необходимость краткого изложения (или как там называются эти чудовищные книги-шпоргалки для школьников и абитуриентов?). И еще: я искренне сочувствую тем школьникам, в чью обязательную программу вошел Дон Кихот. Я бы возненавидела всю литературу на всю жизнь, если бы меня в школе заставили это читать.
Но. Я прочла. И я выжила. Ноги приплясывают. Руки тянуться Нилу Гейману, Робертсону Дэвису, Джоанн Харрис. Плюйтесь в меня, мне пофих. :р

1. "Дон Кихот" - пародия на рыцарские романы. Вы читали только первую часть? Тогда Ваше мнение совершенно понятно.
2. "Дон Кихот" - рассказ о чокнутом любителе книг. На прочтение второй части у Вас не хватило терпения? Тогда в этом утверждении есть доля истины.
3. "Дон Кихот" - занудная книга. Простите, Вы уверены, что пытались читать именно ее?

И так далее, и тому подобное. Я слышала, что в некоторых школах и институтах проходят первую часть, а вторую отпускают на вольные хлеба и "не мучают" бедных детей чтением этой сложной книги. Но позвольте, ведь тогда они так и будут думать, что это всего лишь книга-пародия и не появится даже малейшая возможность посмотреть на роман, переживший века, под другим углом. Разве могла пародия пережить книги, над которыми она насмехалась? Разве ее актуальность не ушла бы из памяти поколений вместе с рыцарями и чудовищами, которых они побеждали?
Итак, вторая часть. Дон Кихот уходит в свой второй поход не просто как читатель, застрявший в мире своих любимых книг, нет! Теперь он сам - герой книги. Автор незримо следует за рыцарем и его оруженосцем, но не он пишет их приключения, а их приключения пишут книгу. Наверняка вам приходилось слышать или читать рассказы писателей о том, что в процессе написания книги "выдуманные" герои начинают жить своей жизнью. Они вытворяют вещи совершенно незапланированные "автором" и в какой-то момент становится непонятно: автор пишет текст или текст диктует автору. Мог ли запланировать Достоевский, что таракан, заползший в его гостиничный номер внезапно окажется на страницах романа? Подозревал ли Гоголь, что "Шинель" будут трактовать совершенно по-разному, открывая в ней все новые и новые слои? Безусловно, текст - субстанция живая и величие "Дон Кихота", на мой взгляд, именно в том, что Сервантес описал самостоятельную жизнь книжных героев. Многочисленные подстроенные ситуации, немыслимые герои "реальности" подыгрывающие "сумасшествию" рыцаря - это не просто игра в угадайку с миром вымышленным и миром материальным, это описание самостоятельности жизней, существующих лишь на бумаге.
Но только ли это описание интересно в романе, который (преувеличено?) называют чуть ли не библией человечества?
Множество столкновений! Некоторые из них:
Красота и сумасшествие;
Реальность и миф;
Разумность и сумасбродство;
Литература написанная автором и фольклор;
Зависть и наивность;
Расчетливость и преданность (и все это в одном человеке);
Жизнь в иллюзиях и смерть в реальности - самое интересное для меня столкновение. "Выздоровление" и смерть Дон Кихота - находка Сервантеса, бьющая читателя наповал.
Подробнее на этих противопоставлениях я останавливаться не буду. Может быть их перечисление подвигнет кого-то взять книгу и прочитать, а прочитав поискать их? А я, о мой терпеливый читатель, не желая признавать свое безумие, пойду искать новые вопросы и новые ответы в лекциях Набокова о "Дон Кихоте" и думать, почему на сайте, где собираются читатели, так мало отзывов о книге про книгу...

Читал я "Дон Кихота", когда мне было тринадцать лет, причем по собственной своей воле без без какого-либо принуждения. Я услышал разговоры взрослых об этой книге и решил, что должен ее прочитать. Сказано, делано. Тогда я не понимал на какой сизифов труд я обрек свой еще неокрепший мозг на какое великое терпение. Но за этим стояла и радость больших открытий, знакомство с велики классиком испанской литературы, открывшим мне глаза на многие черты человеческого характера, на которые я не обращал внимания, но которые во многом влияют на взаимоотношения человека и общества. Это я понял гораздо позже, а тогда меня в первую очередь привлекали смешные эпизоды, к которым я с трудом пробирался сквозь насыщенный сюжет великого произведения. Даже в своем юном возрасте мне стала заметна разница в образах Дон Кихота Ламанчского и Санчо Панса в первой книге какими они стали во второй. постепенно превратившись из смешных карикатур, совершавших нелепые поступки, в людей несущих в себе гуманистические качества, в них нет смешного, они умнее, чем те, кто смеется и потешается над ними. Их образы зрительно укрепились во мне, когда я посмотрел в 1957 году вышедший одноименный художественный фильм с Николаем Черкасовым, создавшим замечательный образ Дон Кихота, и Юрием Толубеевым в роли не менее запоминающегося Санчо Пансы.

Мигель де Сервантес Сааведра, «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский» (1605-1615)

Шестидесятилетняя бумажная пыль, забивающая нос колючим запахом лежалой, что ли, корицы - двухтомное издание Лениздата 1949 года от рождества милостивого господа нашего Христа, Иисуса Христа. Перевод под редакцией Кржевского и Смирнова тех времен, когда положено было писать "во-свояси", "цырюльник" и всегда улыбающее "чорт". Приятнейшее, рискованное убеждение в том, что многовековые романы, хранящиеся на страницах старых книг, всегда бесконечно мудры.

На издании написано "Библиотека школьника", и я вопрошаю к себе: то ли школьники тогда были начитаннее, то ли теперь обмельчала юная когорта?
"В молодости так и не дочиталось" - слышу от некоторых старших товарищей. В настоящие, все более торопливые времена непросто совладать с этим многословным романом, тонкая юмором актуальность которого только возрастает.

Счастливы были те благословенные времена, когда не было еще этой устрашающей ярости дьявольских огнестрельных орудий, и я твердо верю, что тот, кто их выдумал, расплачивается сейчас в аду за свое сатанинское изобретение, ибо благодаря ему рука подлого труса ныне может лишить жизни доблестного кабальеро. Смелость и отвага воспламеняют и вдохновляют храброе сердце бойца – и вдруг, неведомо как и неведомо откуда, шальная пуля пресекает и мысли и жизнь того, кто достоин был бы наслаждаться ею долгие века; а стрелявший, может быть, удрал, сам испугавшись вспышки выстрела этой проклятой машины.

Также здесь нам (невольно для нас же) напомнят о беззубии и мягкокостности последних поколений факты об авторе, хотя бы следующий: в октябре 1571 года, через неделю после своего 24-го дня рождения, приболевший лихорадкой Мигель де Сервантес Сааведра, солдат морской пехоты Испании, в битве с Оттоманской флотилией при Лепанто в Патрасском заливе на борту испанской «Маркизы» получил три огнестрельных ранения — два в грудь и одно в предплечье. Последнее ранение лишило его левую руку подвижности. Спустя пару годов Сервантес попал в алжирский плен, где протусил под всяческими тяжкими неудобствами 5 лет - до 1580 года, когда ему стукнуло 33.

Сейчас, когда неприятное "малодушие" слышится в тысячи раз чаще излюбленного Серватесом "простодушия", когда употребленные в одном предложении слова "дружба", "честь", "преданность" и "любовь" провоцируют выкидыш циничной улыбки, правдивый этот рассказ о славных похождениях перефантазировавшего идальго и его остроумного спутника хотя бы раз в жизни прочитать нужно, и не в сокращении, но во всей его полноте. Позволю себе процитировать французика, но нобелевского лауреата Анатоля Франса, всеверно сказавшего: "Несчастен тот, в ком нет хотя бы крупицы от дон Кихота".

Короче, успеть ознакомиться до конца жизни необходимо. Особенно если давно собираетесь. Особенно - особенно - если у вас на полке стоят старые издания с классическими иллюстрациями Гюстава Дорэ. А если же нет, то... нам ходить в библиотеки никто не запрещал, в отличие от Вильгельма Баскервильского.

Последними буквами оставлю без своего комментария занятный известный факт последнего десятилетия об объемах общемирового тиража за всю историю существования этой забавной цивилизации.
"Гарри Поттер" (взвизжав пародийное от-латинское) занял после "Библии" второе место, скинув дон Кихота с Росинанта прямо на место третье.

Если первая часть "Дон Кихота" мне просто понравилась, то во вторую я практически влюбилась. Разница между ними очень заметна, и прежде всего это касается образов хитроумного идальго и его верного оруженосца. В начале первого тома Дон Кихот - нелепый сумасшедший, карикатура, за некоторые его деяния прямо-таки становится стыдно (я вообще всегда сильно смущаюсь, если в книге или фильме герой ведёт себя глупо и позорится). О том, как постепенно эта карикатура оживает, превращаясь в "носителя гуманистических идеалов", а главное, в настоящего человека, написано уже очень много. А об окончательной трансформации этого образа, произошедшей во втором томе, никто не скажет лучше Санчо Пансы:

- Неужели твой господин настолько безумен, что ты можешь думать и опасаться, как бы он не связался с такими хищными зверями?
- Он не безумен, - отвечал Санчо, - он дерзновенен.

Прочитав эту реплику оруженосца, я прямо-таки зажмурилась от удовольствия. В общем, Дон Кихот во втором томе настолько прекрасен, что я вполне понимаю, почему Борхес утверждал, что каждый из нас может считать этого идальго своим другом; правда, на этот раз мне хочется и оспорить любимого писателя, утверждающего, что образ Санчо Пансы так и остался не совсем живым и достоверным, что в оруженосца нельзя поверить с той же силой, как в его господина. Конечно, в этом персонаже много такого, от чего можно воскликнуть: "Не верю!" - но за его верность, доброту, сострадательность и простосердечие я готова простить что угодно, и эти-то черты совершенно искренние, и в слезах, пролитых им по Дон Кихоту, я не могу сомневаться.

Во втором томе, в отличие от первого, нет ничего такого, за что последний странствующий рыцарь мог бы стыдиться, и что заставило бы смутиться сочувствующего читателя. Скорее те люди, которые потешаются над помешанным идальго, выглядят глупцами - сам автор по ходу повествования отмечает, что раз герцог и герцогиня питают такое сильное любопытство к Кихоту, то у них, видимо, у самих "не все дома".

О мудрости этой книги, равно как и о её недостатках, говорить можно долго. И того, и другого - в избытке, а уж критических статей - и вовсе сколько душа пожелает. Но прежде всех интерпретаций, прежде мыслей об идейной подоплеке и месте этого романа в мировой культуре, прежде осуждения откровенно неудачных эпизодов и образов, закрывая книгу, чувствуешь глубокую печаль. Умер твой друг.